Истории любви наших бабушек. Софи

этот праздник жизни его никто не приглашал.

Софи ещё розовощекая от интимной схватки сидела на сене, поджав ноги и покусывала губы, вероятно раздумывая как поступить. Мельком взглянув в сторону поручика, она тряхнула головой.

— Идите, Борис, а я подожду. Нам нельзя показываться вместе.

— Но могу ли я рассчитывать...

— Не можете. Я выполнила ваше условие. Хватит! — она подумала и всё-таки сменила гнев на милость:

— Мы ещё об этом поговорим. Позже.

Что это? Зачем она это сказала? Из желания заткнуть рот хотя бы на время? Она ведь не желала этой близости. Что тут вообще происходит?

Пока поручик терялся в догадках, получивший надежду любовник победно улыбнулся и, кивнув, вышел. Дмитрию Александровичу страсть как хотелось во всем разобраться и может быть предложить помощь буде таковая потребуется, а там... поживем — увидим. Обещание этому хлыщу «поговорить», его нисколько не расстроило — и не такие крепости брали.

Вчера Зизи в момент близости призналась, что не смогла устоять перед бравым военным и «хорошеньким дусей», хотя «так проводить время не в её правилах». Возможно, это была обыкновенная лесть ради консумации. Потратить тридцать шесть рублей только на шампанское! Болван! У него не осталось даже медяков на фунт ситного.

— Выходите уж, — сказала вполголоса Софи, не поднимая глаз.

Поручик побарахтался в сене в поисках фуражки, выполз на четвереньках из прелой кучи, встал, одернул мундир и щелкнул каблуками.

— Дмитрий Александрович Семенов, поручик Лейб-гвардии Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича полка...

— Оставьте. Я все равно ничего не понимаю в военных чинах. Софья Андреевна Батищева.

Взглянув на неожиданного свидетеля её нравственного падения, Софи удивилась его спокойствию. Батищевы одно из влиятельных семейств города, миллионщики и фабриканты и такое равнодушие говорило о том, что человек он не местный. Тем лучше для нее... и для него.

— Почему вы здесь?

Поручик крутанул ус и прочистил горло, соображая как бы объяснить, не вдаваясь в стыдные подробности. Как назло перед глазами плыли только волнующие формы Зизи — её объемный зад в кружевных панталонах и голые груди сладкие и липкие от шампанского.

— Понимаете, следуя из расположения полка в места прохождения отпуска, малость поиздержался в средствах. В виду нечаянного увлечения вином и...

— И женщинами? — улыбаясь, подхватила Софья Андреевна.

Дмитрий Александрович сконфуженно отвел взгляд.

— Я понимаю, вы человек военный. Тут нет ничего такого. Я смею надеяться, что вы окажете мне услугу и будете молчать о том, что видели. А лучше вам немедленно уехать, куда вы там себе следовали.

Поручик кашлянул.

— Ах, да! У вас же совсем нет денег, — спохватилась Софи. — Что ж, я могу ссудить вам некоторую сумму под расписку. Только уезжайте немедля, прошу вас. — Она даже молитвенно сложила руки, будто надеясь, что военный тот час испарится.

Дмитрий Александрович растроганно приложил руку к сердцу.

— Вы непозволительно добры ко мне. А что до того что я видел... так я ничего и не видел. Знайте, что ради сохранения вашей чести я буду молчать даже под пытками. Но позвольте хотя бы ненадолго злоупотребить вашим вниманием и побыть рядом, чтобы при случае отблагодарить вас за щедрость.

— Оставьте эти витиеватости для тех легкодоступных женщин, которые... — Софи замолчала, понимая, что выразилась двусмысленно. — Я совсем не такая, как вы могли бы подумать. Таковы обстоятельства.

Поручик без приглашения сел рядом с Софьей Андреевной и почувствовал тонкий запах французских духов с ноткой её свежего пота. Этот запах едва не свел его с ума. Он был готов наброситься на женщину, повалить её на сено и целовать, целовать, целовать, чтобы после стремительного натиска завладеть этим желанным бастионом. Он сжал кулаки, прогоняя наваждение и удерживая себя от непоправимого поступка.

— А какая вы? — задал он вопрос, не надеясь на откровенный ответ.

Софи посмотрела ему в глаза. В них читалось... черт знает, что в них читалось! Поручик смог определить только решительность, смелость и почему-то растерянность. Утонув на мгновение в этой голубой заводи, он вынырнул, услышав встречный вопрос.

— А вы? Или боитесь?

— Я мало чего боюсь. — Дмитрий Александрович приосанился, что выглядело совсем по-мальчишески. — Спрашивайте.

— Меня интересует только вчерашний вечер, я не собираюсь лезть к вам в душу. Откровенно говоря, меня интересуют те женщины. Ну, вы понимаете. Только без утайки, не жалея моих женских ушей. Договорились?

Зачем ей это? Желание сравнить себя с падшими танцовщицами кафешантана? Неужели то, что она сегодня совершила было из корысти? Справедливо решив, что все выяснится только благодаря откровенности с его стороны, поручик собрался с мыслями и начал рассказ.

— Ещё в поезде я познакомился с отставными военными, которые увлекли меня рассказом о «Трех котах». Я решил сойти с ними и... немного покутить.

Дмитрий Александрович посмотрел на Софи, что бы удостовериться знает ли она об этом заведении. Она кивнула.

— Продолжайте. Три кота — известное в городе кабаре.

— Здесь едят и пьют без всякой меры, влюбляются и изменяют, танцуют под пиликанье скрипок и бряцание фортепьяно. Здесь повесы флиртуют с женщинами, старые и молодые распутники таращатся в широкие разрезы юбок танцовщиц и на мелькание их голых ляжек. Кхм... Прошу прощения.

— Я же просила не жалеть. Рассказывайте как своему полковому товарищу.

По приоткрытому рту и блеску в глазах было видно, что Софье Андреевне интересно слушать о той жизни, которую она ни разу не видела в силу воспитания и окружения.

— Короче говоря, здесь вульгарность доведена до эстетического совершенства. Вихрь разнузданного веселья и разврата, но все же это несравнимо с тем, что начинается после двух часов пополуночи. Тогда наступает особенное время — девушки-танцовщицы снимают свои мишурные костюмы и канкан сменяется более откровенными танцами.

— Они танцуют обнаженными? — забывшись, воскликнула Софи.

— На столах, — подтвердил Дмитрий Александрович, — выставляя напоказ все свое женское естество.

Не жалеть, так не жалеть.

— Можно заглянуть девушке прямо в вагину, услужливо раскрытую так, что кажется ещё чуть-чуть и будет видно зубы во рту. Танцовщицу можно шлепать и трогать, где заблагорассудится.

Софья Андреевна густо покраснела, но смолчала.

— За малую сумму денег и угощение танцовщица садится вам на колени и, обнимая за шею, шепчет какие-нибудь приятные уху скабрезности. Страстный шепот, горячее дыхание и нежные объятия пробуждают в вас самые низменные желания. Вы отдаетесь на милость этой развратной женщины, чтобы за более высокую цену продолжить ночь в специально отведенных для этого комнатах. К четырем утра, как правило, танцевальный зал пустеет — девушки уводят пойманных на крючок посетителей в номера.

— Вас тоже... поймали?

Голос Софи дрожал от возбуждения. Ещё немного подробностей и она сама того и гляди набросится на поручика.

— Я солдат. Я не был с женщиной уже больше года, что от меня можно ожидать? Зизи... эта чертовка вытянула из меня все. И силы и деньги. В пьяном разгуле я поливал её обнаженное тело шампанским, а она гладила себя, стоя под колючими струями в деревянной шайке и прикрыв глаза, призывно облизывала губы, требуя поцелуя.

Дмитрий Александрович остановился, заметив, что тоже увлекся и возбудился от своей истории, удивляясь открытому в себе таланту рассказчика. Слушая эти речи, София Андреевна ерзала на сене, нервно теребя дрожащими пальцами подол платья, и старалась не смотреть в его сторону. Её пунцовые щеки горели от стыда.

— Дальше, прошу вас, — прошептала она едва слышно и расстегнула воротничок на платье. — Это так... познавательно.

— Дальше... дальше мы выпили шампанское прямо из шайки, и Зизи встала на четвереньки, желая любви по-собачьи. Кажется, у меня получилось, потому что вся её спина была вымазана...

— Семенем! — взвизгнула Софи.

Она метнулась к поручику, не дав ему опомниться. Затрещала ткань платья, брызнули в разные стороны блестящие пуговицы мундира. Обнаженные тела сплелись в одно, замелькали, зарываясь в сено руки, ноги, спины. Временами на поверхности появлялись и снова исчезали лица искаженные от борьбы, страсти и нестерпимого желания. Вскоре стены заброшенной конюшни впервые за время своего существования услышали счастливый женский стон — крик полный благодарности и любви.
• • •
Дмитрий Александрович, одетый в песочную двойку сидел в шезлонге на палубе первого класса речного пароходика «Стриж», который следовал прямым путем к «месту прохождения отпуска». С некоторых пор поручик мог позволить себе такое сибаритство. Прикрыв лицо от жаркого солнца соломенным канотье, он держал за руку Софью Андреевну и пытался осмыслить те несколько дней, перевернувших его жизнь.
• • •
История Софи оказалась ужасной и в тоже время поучительной. Андрей Карпович Батищев проигрался Борису в карты в пух и прах. Чтобы не потерять состояние, маститый промышленник и финансист ползал на коленях и умолял его принять любые другие условия, но не пускать по миру. Не испытывая мук совести в духе «О дочь моя! Мои дукаты!», он предложил самое гнусное, что можно было выдумать:

— Хочешь, бери дочь. Не душу, так тело. Я все устрою. Я вижу, как ты на нее смотришь.

Зная о её обостренном чувстве справедливости, самоотверженности и твердом характере, отец повел свою игру. Сказавшись тяжело больным, он однажды намекнул, что проигрался и теперь не знает, как быть.

— Впору наложить на себя руки, Софушка, но что станет с вами? На кого я вас оставлю?

Заботливо ухаживая за совершенно здоровым отцом, Софья Андреевна решила разобраться во всем сама, чего бы ей это ни стоило. Она была готова пойти на любые жертвы, лишь бы спасти честь отца и семьи. В разговоре Борис без обиняков и в свойственной ему манере хозяина жизни предложил «предаться радостям любви».

— Вот хотя бы здесь. Прямо на сене? Что скажете, Софья Андреевна? И наши разногласия будут забыты раз и навсегда. К черту деньги, у меня своих в достатке.

Софи с сомнением осмотрела мрачное здание конюшни, но решила не тянуть. Для короткой случки удобства ни к чему. А чем быстрее отец узнает о счастливом разрешении дела, тем быстрее выздоровеет.

— Идемте. Но только без этих ваших... радостей, а то знаю я вас.

Дальше события развивались до банальности предсказуемо — через день старший Батищев, не вынеся мук совести, сознался, что сам «вот этими вот руками» предложил Борису обесчестить свою дочь. Софья Андреевна, смертельно обидевшись и не раздумывая, обналичила все записанные на нее активы, лишив отца почти половины состояния. И поделом.....

Софи сжала пальцы Дмитрия Александровича, лениво привлекая внимание. Августовская жара заставляла тела пассажиров медленно растекаться по палубе, лишая желания двигаться.

— Ммм? — так же лениво ответил поручик.

— Скажи дорогой... а Зизи красивая? Она тебе нравится?

Он цокнул языком.

— Зизи? О, да. Очень. Вульгарная размалеванная особа с жирными ляжками и отвисшей грудью.

Поручик задумался, каким бы ещё эпитетом наградить ни в чем не повинную танцовщицу. Не придумалось.

— В общем, все у нее висит. И задница тоже.

Софи дернула Дмитрия Александровича за пальцы, демонстрируя шутливое возмущение.

— Фу, какие непристойности вы прилюдно произносите!

Отвечать не хотелось, даже в шутку. Поручик прикрыл глаза, чтобы вздремнуть, но Софи не отставала. Она придвинулась ближе и зашептала, щекоча ухо горячим дыханием:

— Я хочу что бы ты сейчас же отвел меня в каюту и взял как Зизи. По-собачьи. А потом, может быть, мы попробуем стоя... и сидя. Наши тела будут лосниться от пота, я буду кричать, но негромко, мы ведь в приличном обществе.

Расслабленной неги как не бывало. Дмитрий Александрович вскочил и потянул за руку свою невесту, увлекая её за собой в прохладу корабельных коридоров.