Приключения Уткина в больнице

[VladMM]

Приключения Уткина в больнице


ЭПИЗОД 1. ПРИЁМНЫЙ ПОКОЙ.

"Красавица, хочешь конфетку?" - слащавая тётка совала мне прямо в нос рубинового петушка на палочке, завёрнутого в хрустящий целлофан. - " Какая у вас внучка хорошенькая! Это свои такие кудряшки, или вы их завиваете?"

Переполненный автобус медленно полз в гору. В июле у нас на Кавказе холодно не бывает, а сегодня и подавно - асфальт просто плавился. Поэтому хотелось газировки, кваса, мороженого, в заснеженные горы, на тенистую лесную полянку, наконец; только уж никак не липкого приторного петушка! Но я знал по опыту, что такая не отвяжется, поэтому сказал "Спасибо!" и взял угощение. Неужели не видно, что я мальчишка? Правда, к своим семи годам я уже привык к подобным недоразумениям и даже особо не обижался. Дело в том, что у меня была смазливая мордашка, большие карие глаза с длинными ресницами и вьющиеся от природы тёмно-каштановые волосы.

Бабушка меня никогда не стригла - мои кудряшки напоминали ей её любимую дочь - мою маму. В парикмахерскую меня обычно водил отец, но он приезжал лишь один раз в год - в отпуск. Волосы в то время у меня росли удивительно быстро и густо, так что можете себе представить, во что превращалась моя голова через год после стрижки. Мне-то казалось, что я похож на маленького Володю Ульянова с октябрятской звёздочки (все ли ещё помнят, что это такое?) Но в те уже далёкие шестидесятые годы и мужчины и мальчишки стриглись коротко, и многие знакомые дразнили меня Светочкой. Ну и почему? Светочка же должна быть светлой, блондинкой значит, а я-то совсем наоборот!

Мои родители ещё до того, как я родился, уехали на Север - отец говорил "за запахом тайги", а злющая Фёдоровна, наша соседка, ворчала, что "за длинным рублём" (да врёт она всё - деньги папа привозил всегда самые обычные, сам сравнивал - никакие и не длинные). Меня в полугодовалом возрасте "подкинули" бабушке, с тех пор я у неё и жил. По дороге с Севера меня сильно простудили, и привезли уже с воспалением лёгких. Несмотря на лечебный кавказский климат, болел я тяжело и долго, но не успел толком выздороветь, как начались бесконечные ангины. Моё детство прошло в страданиях и медицинских процедурах, почти всегда было мучительно больно глотать, периодически меня лихорадило, а к семи годам температура вообще перестала опускаться ниже 38.

В конце концов бабушке удалось записать меня на консультацию к знаменитому в наших краях профессору, и тот сказал, что "Поскольку окончания воспалительного процесса в обозримом будущем не предвидится, то операцию оттягивать больше нельзя, и миндалины следует немедленно удалить". (Миндалины - это гланды, зачем только люди разные названия придумывают для одних и тех же вещей?) Тем более, что в ноябре мне будет уже восемь лет, и надо идти в школу, куда же дальше-то тянуть? Ребята из нашего двора лишь на какой-то месяц-полтора постарше меня уже давно учились в школе, а ведь многие из них были и ниже, и легче, и даже слабее, чем я!

Очередь в больницу подошла в середине июля, в самое пекло. И вот в назначенный день мы с бабушкой подъезжали к комплексу больничных зданий. Больница располагалась почти за городом, на склоне горы и примыкала к лесному массиву. Мы подошли к низенькому зданию, на котором я успел прочитать облезшую вывеску "Приёмный покой" (вот чего-чего, а уж покоя там точно не было, суета стояла страшная) и сунулись было прямо в широко открытую дверь, но оказалось, что это мужское отделение, а женщины и дети - направо. Я-то, конечно, мужчина, но в этот раз в женско-детском отделении мне показалось куда более "в своей тарелке" - уж очень незнакомыми были и запахи, и вся обстановка у мужчин.

Больница считалась центральной, людей было много, и все какие-то грустные и растерянные. Истошно кричал грудной младенец, ему вторила противным голосом уже довольно большая девчонка: "Мамуля, жарко - пойдём домой, ну пойдём!". Хорошо, хоть мух было мало - не люблю я их, уж лучше пусть комар укусит, чем терпеть противное мушиное жужжание и отвратительное ползание по потному телу!

Не считая частых визитов в поликлинику, это был мой первый большой "выход в люди". С тех пор, как меня привезли родители, я не провёл ни одной ночи вне бабушкиного дома. Когда я узнал о том, что меня положат в больницу, то конечно же разволновался - даже, простите, какать больше не мог - это была моя стандартная реакция на что-то необычное. Ведь предстояло довольно большое приключение, страшноватое и манящее одновременно.

Изрядно намаявшись в очереди, в конце концов мы с бабушкой зашли в кабинет, где приветливая медсестра быстро заполнила какие-то бумажки, и отвела нас в довольно просторную комнату, посередине которой стояли аж три ванны, отгороженные друг от друга клеёнчатыми занавесками. Вдоль стены стояла длинная широкая лавка, на ней с краю сидела не одетая седая бабулька, а женщина помоложе вытирала её полотенцем. Толстая злая тётка в грязноватом белом халате, мывшая одну из ванн, повернулась к нам и сказала: "Мамаша, раздевайте ребёнка!" Бабушка обиделась: "Какая же я мамаша, я бабушка!", а я подумал: "Какой же я ребёнок? Наташка всего на два месяца старше меня, а уже первый класс окончила!" Тётка ответила: "Тем лучше - вот, в среднюю и сажайте!" Бабушка всё ещё пробовала возразить: "А может, не надо его сейчас купать? Вы посмотрите, какой он у меня чистенький! А у вас тут сквозняки! Простудите ещё дитё - больница, тоже мне!" Тётка сурово посмотрела на бабушку: "Сами простудим, сами и вылечим! Порядок, гражданка, для всех один! Трусишки тоже сымайте - прыгай сюда, малец! Которы вещи в палату - вот сюды, на стол вылаживайте, а я проверять буду! И швыдчей, швыдчей - народу дуже багато!"

Бабушка стушевалась, стала ставить на стол какие-то баночки, пакетики, положила мою любимую книжку с картинками "Приключения Чиполлино" и ещё что-то, что тётка с возмущением вернула ей назад: "Гражданочка, вот же список разрешённый на стене, куда же вы ЭТО суёте!" Тётка почти вытолкала смахнувшую слезу бабушку за дверь, и я остался сидеть в ванне один, голый и беззащитный.

От нечего делать я стал смотреть на торопливо раздевавшуюся на лавке молодую плотную женщину - таких у нас называли молодухами. Она была уже без лифчика и её большие сиськи при движениях красиво колыхались и стукались одна о другую. Когда молодуха сняла и трусы, я с удивлением увидел внизу её живота большой пучок торчащих во все стороны волос. Как-то так сложилось моё детство, что голых людей я почти не видел. Поскольку я всё время болел, то и в садик никогда не ходил и на море не ездил. Водоёмов в нашем кавказском городе почти не было, городской пруд каждый год закрывали из-за попадающей в него заразы, так что на пляже мне бывать почти не доводилось. Родителей я вообще никогда не видел голыми, бабушку несколько раз заставал моющейся в оцинкованном корыте, но в памяти осталась лишь её обвисшая грудь, которую она сразу же старалась прикрыть от меня руками, да круглая белая попа. Самое интересное, что различия полов меня до того времени совершенно не интересовали - возможно, опять же из-за болезни? Поэтому большинство из вас вряд-ли даже могут себе представить, каким откровением для меня явился вид голой молодой женщины.

Но ей было вовсе не до меня; покончив с раздеванием, она стала деловито складывать на стол вещи, которые разрешалось взять в палату. "Женщина, это шо-ж вы такое тащите, как в блокадный Ленинград!? Тута же кормят, и диеты разные есть - а вот варёную колбасу нельзя, молоко нельзя - вы список читайте! А это што за свёрток?" "Да это белья немножко!" "Женщина, вы русский язык понимаете? Ни трусов ни лифчиков у нас не положено! Из своего - только носовые платки, ну и зимой кофточки!" "Ну хоть одни трусики!" "Короче - или подчиняйся, или выметайся, сил уже нет вас всех воспитывать, вот у меня уже ребёнок в ванне прокис! Вставай, красотуля!" Она быстро вымыла меня мочалкой. "А теперь письку сам мой и ныряй, смывай мыло! А вас, женщина, провожает кто?" "Да муж!" "Вот всё лишнее в сумку сваливайте, я ему вынесу! А сама - марш в воду! И без меня из ванны не вылазить, чтоб я тебя видела в воде! А то только отвернёшься, как она уже як-бы помылась, а сама и жопу не кунала! Дурят кругом, а на кой шут, спрашивается? Ведь себе же хуже!"

Молодуха отдала тётке сумку и стала плескаться за занавеской. Я смыл мыло и встал; вернувшаяся тётка ловко выдернула меня из ванны и завернула в полотенце: "Посиди пока, красотуля, за тобой сейчас придут! Следующие, заходите!" Вошла молодая женщина в коротком лёгком платье с девочкой моих лет, поставила её с ногами на скамейку и сняла с неё сарафанчик и трусики. Девчонка повернулась ко мне и её пухленький животик оказался прямо на уровне моих глаз: "Скажи, а вода холодная?" Я машинально ответил: "Да нет, почти горячая!", - а сам ошарашенно на неё уставился. Где же у неё писюн? Сначала я думал, что он просто как-то зажался между ляжками, но тут девчонка присела враскоряку, и мне стало видно всё, что у неё между ногами, от живота до попки. Она затараторила: "Вот жалко, такая жара, я люблю холодную, только мне мама не разрешает в холодной, потому что у меня аденоиды, а завтра мне их будут удалять! А у тебя что - гланды, наверное?! Скажи, только честно - у тебя свои кудряшки, или тебе завивают?" Она стала щупать мои волосы, а я всё ещё не мог оторвать взгляд от её промежности - никакого писюна не было! И яичек тоже! Как будто их кто-то отрезал - да нет, не похоже; уж больно у неё всё аккуратненько и гладенько, никаких шрамов, только посередине - щелка. Уж не из неё ли девчонка писает? Тут из ванны стала вылезать купавшаяся молодуха, высоко задирая колени. Волосы внизу живота намокли и слиплись, так что я хорошо рассмотрел, что и у неё между ног под никакого писюна не было, только розовая щель. Вот чудеса!

Девчонку засунули в ванну, а её маму увели. Теперь рядом со мной очень худая женщина помогала раздеться двум большим девочкам. Они сняли трусы, и я убедился, что и под ними тоже ничего, кроме щелок, не было. Уж не снится ли мне всё это? Я потрогал под полотенцем свой писюн - он был на месте, что немного меня успокоило.

Тело одной девчонки было совершенно безволосым, а у другой над её щелкой курчавилось несколько русых колечек. Неужели у всех девчонок писюнов нету?

Мою ровесницу тем временем вынули из ванны и в полотенце посадили рядом со мной. Она опять зачастила (видимо, молчать вообще не умела) : "Так значит у тебя гланды? Вот здорово, будем вместе лежать, это ведь "ухо-горло-нос"! Меня Элей зовут, а тебя как?" "Дима!" "Дина?" "Да нет - Дима, Дмитрий значит!" "Как это Дима - ты что, мальчик? Врёшь ты всё - а ну-ка покажи письку!" Я развернул полотенце, и она оторопело уставилась мне между ног: "Да, точно такие же у мальчишек у нас в садике! Вот жалко, я их не люблю совсем! Только Серёжка неплохой, ну ещё Колька, пожалуй! Да, но таких кудряшек, как у тебя, я даже ни у одной девчонки не видела - давай всё равно дружить!"

Тем временем молодую женщину одели в белую больничную рубашку и синий халат, и увели. Старших девочек одели в короткие халатики на голое тело, даже без рубашек, и тоже куда-то увели. На скамейке уже раздевались какие-то другие женщины, а мы с Элей всё сидели на полотенцах. Наконец появилась молоденькая беленькая медсестра, сама почти девчонка: "Уткин, Савельева - пойдёмте со мной! Мы с Элей встали и подошли к ней, она оторопело уставилась на мой писюн, а затем прыснула в ладошку: "Так это ты - Уткин? А я ТЕБЯ за девочку приняла - ты такой кучерявенький!" Она ласково потрепала меня по голове, так что я даже обижаться на неё не стал. "Вот только я думала, что вы совсем маленькие - эти пижамки, наверное, вам не подойдут! Хотя давайте проверим!" Мы с Элей стали добросовестно пытаться натянуть действительно маленькие пижамки, а медсестра бестолково крутилась вокруг нас, стараясь помочь. Её халатик был настолько коротким, что когда она наклонялась, становились видны её белые трусики. Наконец она отказалась от тщетной затеи и забрала у нас пижамки: "Семёновна, у нас конфуз - я возьму пока два полотенца?" "Бери, за следующими придёшь - тогда и вернёшь!" "Господи, разве ещё кто-то будет? Да куда же их всех класть?! Мест ведь совсем нету! - Заворачивайтесь в полотенца, пошли за мной!" Она взяла наши вещички, и мы засеменили ей вслед.

Сестра шла довольно быстро, а мы путались в полотенцах. По дороге она соображала вслух: "Нет, Уткин, положу-ка я тебя пока к женщинам! Девочка уж пойдёт к девочкам, тем более, что у неё прямо завтра операция, а мужчин и мальчишек мы давно в коридоре кладём, да и там уже некуда! Всё-таки маловат ты для коридора, да вот и температурка у тебя! Нет, это же просто ужас, сколько больных!"

Мы прошли по каким-то сложным запутанным лабиринтам и оказались перед большой белой железной дверью. Сколько сестра ни стучалась в неё, никто нам так и не открыл. Тогда она отвела нас в большую комнату со стеллажами, на которых грудами лежали аккуратно свёрнутые простыни, наволочки и ещё разное бельё. Сестра забрала у нас полотенца: "Побудьте пока здесь, а я Фёдоровну поищу и вам пижамки подберу!" Она убежала, а мы остались голые стоять среди полок. Столько простыней я не видел ни разу в жизни. "Ух, как здесь здорово! Ну что, в прятки, или в догонялки? Давай в догонялки!" Эля шлёпнула меня ладошкой и бросилась наутёк, я погнался за ней. Бегать между полок было действительно весело.

Но когда вас всего двое, то и догонялки быстро надоедают. А тут ещё эта жара! В общем, я первый сказал "А посмотри-ка лучше, Эля, как я на голове могу стоять!" Лишь пару месяцев назад под руководством соседа Вовки я освоил стойку на голове с упором руками, чем очень гордился. Сейчас тоже получилось неплохо, даже почти совсем ровно, но Эля смотрела вовсе не на мои ноги, а на то, что между ними. Наконец она сказала: "Ну хватит - я тоже умею, я же на гимнастику ходила четыре раза, только ты меня сначала поддержи!"

В стойку на голове Эля встала с трудом, два раза мы чуть не упали, но поймав равновесие, она крикнула: "Отпускай!" - и широко-широко развела ноги в стороны - как говорил мой сосед Вовка "абсолютно горизонтально" (это взрослые всякие словечки придумывают, чтобы детей глупышами выставить - конечно, когда бы я за свои восемь неполных лет все эти "горизонтальности" мог узнать?!) Но как вы уже догадались, в тот момент я был занят совсем не отвлечёнными рассуждениями, а наоборот - во все глаза уставился девчонке между ног: никакого писюна, только щелка, причём довольно симпатичная, и почему-то очень притягательная!

К сожалению, или к счастью, но "ничто не вечно под луной": Эля потеряла равновесие, и стала падать прямо на меня. Я её, конечно удержать не смог, и мы кубарем покатились по полу, пока не уткнулись в гору каких-то тряпок, и я самым свинским образом оказался сверху. Надо сказать, что лежать на голой девчонке было очень приятно, и вставать с Эли я совсем не торопился, и даже её немного придавил, потому что Эля сказала: "Ой, а я, кажется, писать хочу! Встань с меня, пожалуйста! Ты здесь горшка нигде не видел?"

Я не без сожаления с неё встал, но про какой такой горшок она спрашивает?" А я вот если положу руку на письку, и сожмусь вот так, то терпеть легче! А мальчишки как терпят?" Она зажала свою щелку ладошкой и слегка присела: "Да, так лучше! Я в сентябре в первый класс пойду, а ты? Ой, опять терпеть невозможно!"

К счастью, пришла другая медсестра и выдала нам по пижамным штанам и по курточке. На этот раз штаны оказались большущими, и нам пришлось их подворачивать. Курточки же были опять маленькими, и не доходили до пупа. К тому же на них не оказалось пуговиц. Эля спросила, пританцовывая: "Тёть, а тёть - где здесь туалет? Мы писать очень хотим!" - "Вы, пожалуй, в женский не ходите, я вас на второй этаж в детский отведу; и ты, мальчик, туда всё время ходить будешь, хорошо?"

Детский туалет представлял собой довольно большую длинную комнату без перегородок. С одной стороны возвышался кафельный помост с вмурованными в него унитазами - их было штук десять, не меньше. С другой стороны располагался длинный ряд умывальников, и во всю стену тянулись зеркала - хотя с трещинами и в пятнах, но придававшие помещению какую-то парадность. В углу стояли большие детские горшки, прикрытые крышками. Эля сказала: "Я уже большая, я на унитаз писаю!" Она влезла на помост, спустила штаны и присела над отверстием. Из её щелки потекла сильная струя. "Ну что же ты, Дима - стесняешься, что ли? Отвернулась я, отвернулась!" Я уже с трудом сдерживался, и еле успев снять штаны, стал стоя писать в унитаз. Элька хотя и отвернулась вначале, но как только я начал писать, сразу же уставилась на мой писюн. Мне же всё это было пофигу, и волновало совсем другое. Дело в том, что дома я-то всё время пользовался горшком. Никакого унитаза у нас не было, взрослые ходили в деревянный сортир во дворе. Как я, так и соседские дети сидели на горшках в общем коридоре нашего дома. Конечно же, я мог писать стоя, и часто делал это в нашем дворе за сараями, на прогулке в парке и так далее. Дети из нашего двора обычно вообще писать не стеснялись, это было дело естественное и привычное, а девчонки либо также как и мы, если это происходило в доме, садились на горшок, либо во дворе отходили от пацанов в сторонку, и я никогда не обращал внимания на то, как они это делают. Правда, один раз я был с папой в вокзальном мужском туалете, где впервые в жизни увидел белые фарфоровые унитазы. Но, во-первых, всё там было не так, как здесь, а во-вторых - это был всего лишь один раз! Поэтому я просто боялся с непривычки промазать мимо дырки и опозориться. Как назло, так и случилось - мою струю почему-то мотало в стороны, и я довольно много налил мимо унитаза. Лишь потом я заметил, что я просто недостаточно низко спустил штаны, и резинка зацепилась за яички. "Какие вы всё-таки, мальчишки, неаккуратные!" - брезгливо сказала Элька, натягивая штаны.

[VladMM]

ЭПИЗОД 2. В ЖЕНСКОЙ ПАЛАТЕ.

Мне и самому стало стыдно, что так нескладно всё получилось. Я кое-как закончил писать и натянул штаны. Эля же с укором на лице подошла к умывальнику и демонстративно приспустила свои штанишки ниже колен. Открыв кран, она намочила ладошку и явно напоказ (видимо, "так делают хорошие девочки") тщательно промыла свою маленькую щелку между ног, поглядывая на меня с чувством победительницы: "Так ты что - даже письку после туалета не моешь? У нас в садике воспитательница всех заставляет, а мальчишек - тем более! Руки хоть вымой, грязнуля!"

Я и не заметил, когда в туалет зашла крупная деваха в белом халате и стала протирать полы шваброй. Вдруг со словами: "Самой, что ли, поссать?" она влезла на помост и встала над унитазом, задрав подол выше пупа. Никаких трусов под халатом у неё не было, а внизу живота торчал пучок чёрных волос, нахально выделявшихся на снежно-белой коже. "Эй, засранки - почему в палату не идёте?" - Деваха присела над унитазом и пустила шумную струю. Я полностью потерял дар речи и лишь заворожённо уставился ей между ног, а Элька и тут нашлась: "Во-первых, мы не засранки, а во-вторых, в палату нас ещё не положили, мы только что пришли, вот!" - "Ишь ты - разговорчивая! А ты чё уставилась, кучерявая? Во, глазищи-то! Нечего здесь кучковаться - в коридоре ждите! Мне убираться надо, а они шлёндрают в тихий час!" - агрессивно заявила деваха, продолжая писать. Кажется, впервые в жизни я не пожалел, что меня опять приняли за девчонку. К тому же, если деваха узнает, что это пацан на её письку уставился, то она и поколотить может, вон здоровая какая! Ну и разве так честно - мне сколько лет, а ей сколько?? !!!

Мы с Элей вышли из туалета и как раз в это время за нами пришли: меня забрала молоденькая медсестра, а Элю увела бодрая старушка в белоснежном халате. Спустившись на первый этаж, мы зашли в женскую палату. Только что закончился тихий час, и человек десять женщин всё ещё лежали на койках. Хотя большое окно палаты было открыто настежь, духота стояла страшная. Все женщины лежали неукрытые, лишь в пропотевших больничных рубахах. Медсестра неестественно громко закричала: "Подъём, подъём! Вы уж меня простите великодушно - я к вам на пару дней ребёнка положу - ну совершенно некуда больше! Мужчин вообще только в коридорах кладём! Это мальчик, вы уж его не обижайте!" - "Ой, какой хорошенький - на девочку похож! Давай сюда, красотуля, на соседнюю койку!" - сказала молодая девушка и вскочила с кровати. Среди всех женщин она одна была одета не в грубую больничную рубаху типа балахона, а в абсолютно прозрачную прелесть без рукавов и с кружевами.

"Наталья, ты опять за старое? Выгонят тебя за такие наряды - кому хуже будет? Режим один для всех, ты ведь сама хотела вылечиться!" - "Да что вы привязались, почему я должна ходить, как лахудра? Жарко и потно в ваших хламидах, какая-ж это гигиена?" - "Наташа, я всё понимаю, но ты ведь и ты не ребёнок - знаешь наше начальство? Старшая так и говорит: "Хоть одной послабление дай, сразу начнётся бардак!" А ведь хорошая у нас больница! И рентген, и гистология, и диагностика, а люди какие - ну скажите, девчата! Натулечка, ты уж не подводи меня - две минуты тебе даю на переодевание, а дальше - пеняй на себя!" - "Не, ну ваще - трусы нельзя, комбинашки нельзя! Дурдом! Да и хрен с этим со всем - сдаюсь, Зина, уже сдалась!" - Наталья стянула с себя кружевное чудо и сунула под подушку, так и оставшись голяком посреди палаты: "Ёлки-палки, а куда же я свой балахон сунула?"

У молодухи, которую я видел в приёмном покое, живот был круглый, а у Натальи - совсем плоский, так что пучок волос над писькой выделялся заметнее и казался гораздо больше. К тому же волосы были рыжими! Небольшие грудки задорно торчали вперёд алыми сосками. Я аж рот открыл, глазея на обнажённую девушку.

В это время в палату заглянул интеллигентного вида дяденька в очках, и увидев голую Наталью, буквально остолбенел. Нимало не смутившись, она повернулась к нему передом, упёрев руки в бока: "Молодой человек, вы конечно ищете библиотеку?" - "Что. .? Нет, мне бы Катю Семёнову!" - "А почему же вы не стучитесь? Вы нас смущаете!" (Наталья театрально прикрыла сиськи и вильнула бёдрами) - "Да как стучать - здесь же простынкой завешено! А меня завтра в командировку, а Катю только что оперировали, вот ей бы сок передать! Ох, простите, ох, извините!" - затараторил очкарик и сильно покраснел. "Ваша Катя - такая светленькая, в очках? Она в седьмой палате - третья дверь по коридору!" - сказала одна из девушек. "Простите, спасибо, ещё раз извините, то есть - простите, ну в смысле - я не хотел!" - "Эх, невезуха - опять женатик! - сказала Наталья, - да вот же моя роба, под койку упала!" Она полезла под кровать доставать больничную рубаху.

В это время молодой парень в белом халате вкатил в палату тележку со шприцами и лекарствами и чуть не врезался в Натальину высоко задранную попу: "Чумакова - это ты, что ли, голяком выставилась? Добрый вечер, милые дамы - быстренько готовьтесь колоться, а то у меня сегодня цейтнот! Анна Ильинична в отгуле, Зотова заболела - так что я сегодня - Фигаро: один на полтора этажа!" Большинство женщин привычно улеглись на койки, многие сразу же задрали подолы рубах. Некоторые делали это стыдливо, лишь слегка приоткрыв кусочек ягодицы, а другие спокойно заголились выше пояса. Наталья же, успев в общей суматохе выскочить из-под кровати и напялить на себя больничную рубаху, вообще закатала подол почти до шеи: "Толяша, тебе какая половинка больше нравится - левая или правая?"

Но парень, видимо, к таким шуткам основательно привык, и ловко колол женщин в мягкие места. Бегло глянув на меня, он сказал: "Девчурка - новенькая? Отдыхай, тебя пока в списке нету!" Я на него и обижаться не стал за "девчурку", так здорово он делал уколы. Не успели женщины опустить подолы рубах, как парня с тележкой уже и след простыл.

"Нет, Наташка, ты чокнутая! Он хоть и медбрат, а всё-таки мужик! Ну как тебе не стыдно выставляться!" - "Тоже мне мужик - студент он, на гинеколога учится, через два года заканчивает! А то я Толяшу не знаю! Буду ещё с ним церемониться!?" - "Бабы, а причём тут стыд - врач он и есть врач, вот я в консультацию так только к Семён Аронычу хожу - такой вежливый, и всё понимает, а Иванова - даром, что женщина - садистка натуральная, и матюкается как боцман, тоже мне интеллигенция!" - "Нет, бабоньки, перед чужим мужиком ноги раздвигать - так сдохнуть лучше! Я и с мужем-то при свете не люблю, а к врачам - только к женщинам хожу!" - "Ну, Лариса - ты и дура! Как болячка доймёт, так и на площади разденешься, не то что перед доктором! Да и вообще - разве мужики из другого теста слеплены? Некультурная ты! Наталья - не слушай их, беги лучше к своему курсанту - обещал ведь перед операцией прийти!" - "Ой, ведь и правда пора! Только не в этом уродстве!" Наталья опять разделась догола и натянула на себя своё кружевное чудо. - "Тань, одолжи халатик, твой покороче!" - "Куда ж тебе ещё короче, и так жопу вон видно без трусов! Бери, если нравится - а мне свою комбинашку дашь в субботу?" - "Ну сказала же - дам!" Наталья быстро накрасилась, навертела себе на голове что-то неимоверное из волос и гребней и умчалась. Потихоньку стали собираться на выход и остальные женщины, поругивая жару и больничную одежду. Многие снимали рубахи и надевали халаты прямо на голое тело. Когда сидевшая напротив меня немолодая женщина разделась, я оторопело уставился на её грудь, и звонко спросил: "Тётя, а почему у вас только одна сисечка?" Женщина удивлённо на меня посмотрела, и как-то неожиданно по-доброму ответила: "А вторая больная была, вот её и отрезали, завтра и вторую отрежут! ... Но ведь это ничего - ты же живёшь без сисечек, вот и я постараюсь прожить"

Палата опустела, а я почему-то опять сильно захотел писать, и пошёл на детский этаж. Правда, прежней лестницы не нашёл и поднялся где-то в другом месте. Я брёл по коридору и робко заглядывал во все двери, но туалет всё никак не находился. Наконец-то я попал в небольшую комнату, в самом центре которой торчал унитаз. В него дружно писали двое пацанов, ещё один стоял рядом. Все они были одеты лишь в штаны, и только у самого длинного через плечо была перекинута пижамная куртка. Я тоже пристроился и без приключений пописал - унитаз был как раз чуть ниже моего писюна, и попадать в него было удобно.

Я уже хотел уходить, когда один из пацанов сказал: "Эй, мелкий, подержи дверь! Ну что, Васёк - посоревнуемся как вчера, кто первый?" - "Не, Колян, давай со мной, а Васёк судьёй будет!" - возразил самый высокий пацан. "С тобой - только на поджопники, а на щелбаны не буду!" - заявил Колян. - "Хорэ - на три поджопника!"

Я подпёр дверь задом, а Колян с длинным пацаном подошли к унитазу, спустили штаны до колен, повернувшись лицом к нам с Васьком и взялись руками за свои писюны. (Я ничего не понимал - ведь мальчишки только что пописали!) Вдруг я обратил внимание, какие они у пацанов сделались большущие - а ведь только что были чуть ли не поменьше моего!

Васёк сказал: "Внимание! Три-четыре - ПОШЁЛ!" Пацаны дружно начали двигать руками вперёд-назад вдоль своих писюнов, отчего те выросли ещё больше прямо на глазах! Внезапно у старшего пацана писюн выстрелил какой-то белой вязкой жидкостью, и стал судорожно дёргаться. Сразу за ним выстрелил и Колян, а я почему-то почувствовал очень приятное покалывание внизу живота.

Вдруг с силой открывшаяся дверь отшвырнула меня в сторону, как котёнка - в туалет ворвалась здоровенная тётка в белом халате и встала перед мальчишками, уперев руки в бока. Пацаны растерянно замерли с открытыми ртами, а их писюны продолжали дёргаться, выбрасывая порции белой крахмалистой жидкости обоим на штаны. Размеры писюнов уменьшались прямо на глазах. Тётка была довольно молодая, хотя и толстая, она плотоядно смотрела на застигнутых мальчишек: "Ну шо - попались, дрочуны!" (Какие ещё драчуны? - мелькнуло у меня в голове - никто ведь не дрался!) "Как же, настираешься тута за вами - а ну скидавайте штаны оба! Давай сюды!" Оба застигнутых пацана как под гипнозом безропотно отдали ей штаны, а Васёк вдруг нахально выпалил: "А тебе чё - завидно?" Тётка моментально вмазала пацану в ухо с такой силой, что он отлетел в сторону и уселся прямо в стоявший у стенки таз с водой. "Я повыступаю щас кому-то - всем яйца оторву, и ничего мне за это не будет! Я вам не докторша, я - пролетарьят! А ну, мокрозадый - сымай портки до кучи!" Дрожащий и грязный Васёк присоединился к голозадой компании, но тётка всё не унималась: "Вот такой хуёк (она показала свой мизинец) , вот такусенький хуёк! А туда же - дрочить! Как бы ваши мамки полюбовались, если б видели! А ну залазь все вот сюды - намыливай письки! Ваша сперма хрен отстирывается!" В углу комнатки низкой кирпичной перегородкой был отгорожен небольшой прямоугольник, в котором, похоже, наполняли вёдра. Пацаны туда залезли, и стали усердно мыть свои стручки с мылом. "Это кто ж так моет? А ну давай, чтоб я всю залупу видела - открыть всем головки, а то я сама вас так вымою, что мало не покажется!" Мальчишки со страхом потянули кожу на своих писюнах назад, и на их концах оголились красноватые шарики, действительно похожие на головки. А я и не знал, что писюн так интересно устроен - надо будет и себе попробовать!

Тётка взяла шланг и направила струю воды прямо на моющихся пацанов. Те завопили: "Ой, холодно, ты чё делаешь?!" - "Авось не зима, не замёрзнешь! А ну марш в коридор к стенке - через час штаны отдам, не раньше!" Пацаны были большие - класса, наверное, из пятого, у самого длинного внизу живота уже появились волосики. Они взмолились в один голос: "Нина, Ниночка - ну не надо в коридор - мы больше не будем!" - "Сама знаю, что не будете, куда же вы нахер денетесь! А ну марш, поубиваю онанистов!" - Нинка замахнулась на мальчишек. Тем ничего не оставалось делать, как прикрыть обеими руками свои писюны и выйти на позор. В коридоре как назло собралась стайка девчонок с полотенцами, которые, увидев голых пацанов, так и прыснули в ладошки, а одна из низ закричала: "Люда, Маша - бегите сюда, опять засранцев ведут!" Я предпочёл незаметно улизнуть, и через две минуты снова заблудился.

Сколько я ни ходил по этажу, лестница никак не попадалась. Наконец я решил обратиться к проходившей мимо женщине в белом халате, выражение лица которой показалось мне довольно добрым. Пришлось честно признаться, что я заблудился, и всё ей рассказать. - "Знаешь что - ты лучше в тот туалет не ходи! - решительно сказала женщина - Там то курят, то Нинка воюет! Да и вообще это подсобка, мы просто пускаем туда мальчишек, чтобы девчонки не смущались. Так что - вот большой детский туалет, им всегда и пользуйся! Как раз напротив, чуть слева - лестница! А твоя палата - наискосок, вон та! Ну, беги, малыш!"

В палате оказалась лишь одна женщина - про неё говорили "лежачая" Она действительно лежала на койке и бормотала что-то непонятное. Я тоже попробовал поваляться, но почувствовал боль в животе. Вспомнив, что уже третий день не какал, я побежал в детский туалет. Там тоже было пусто. Я попытался и над унитазом устроиться, и на горшке посидел, но всё было без толку: сколько я не тужился, ничего не выходило, только живот сильнее разболелся.

[VladMM]

Я пошёл назад в палату, но по дороге меня перехватила Наташа. Она уже вернулась с прогулки и выглядела очень весёлой: "Димчик, пойдём, я тебя на ужин провожу! А мне сегодня уже нельзя ужинать, завтра операция!"

Хотя бабушка мне дома все уши прожужжала, как плохо кормят в больнице, на ужин давали очень вкусный кисель и запеканку, я даже про живот забыл и съел почти всё. Но когда вернулся в палату, меня так скрутило, что даже слёзы на глазах выступили. Наташа это заметила: "Димчик, ты что - плачешь? По маме соскучился?" Пришлось ей всё рассказать про живот. - "Ну, эта беда не велика! Надо просто клизму поставить! Тебе ставили когда-нибудь? Сейчас Толяша придёт, и мы его попросим!" - Медбрат уже стоял в дверях: "Уткин, Чумакова - в процедурную!" - "Димчик, так ты - Уткин? Можно, я тебя Утёнком буду звать?" Наташа быстро скинула прозрачную рубашку, и собиралась уже надеть халат, но внезапно остановилась: "Ой, бабоньки, так это же меня сейчас брить будут! Ну хоть полюбуйтесь последний раз на мои кудряшки!" Заложив руки за спину и выпятив живот, она голяком прошлась по палате походкой манекенщицы. Девушки засмеялись, а толстая Семёновна звонко шлёпнула Наталью по голому заду: "Ребёнка постеснялась бы!"

Процедурной оказалась очень ярко освещённая комната с топчанами у стен. Толик стоял в углу около небольшого стола и набирал шприцы: "Проходите, раздевайтесь! У Уткина - мазок, у тебя - бритьё и клизма!" - "Толяша, у мальчика сильный запор, ты ему тоже клизмочку не сделаешь?" Толик посмотрел на меня, затем уверенно притянул рукой к себе и ощупал вздувшийся живот: "Да, без клизмы не обойтись! Вообще-то у него мазок. Я сейчас только уколы доделаю, и вами займусь! Наташ, ты его пока на спину уложи, и грелку налей - хорошо?" Мы с Натальей сели на топчаны, и я снял штаны, а Наталья халат. Большая комната была почти пустой, кроме трёх узких топчанов у стен в ней стоял лишь стол, стул и стеклянный медицинский шкаф с лекарствами. Слева была видна ещё одна комната поменьше с ванной на заднем плане и унитазом прямо напротив дверного проёма - самой двери почему-то не было.

Живот болел всё сильнее. "Подожди, не ложись! - сказала Наталья, - всё-таки мужик - он и есть мужик!" Она тщательно протёрла клеёнку, застелила её какой-то пелёнкой, которую достала из шкафа, и лишь тогда уложила меня на плоский топчан. "А подушки здесь нет?" спросил я. "Эх, незадача! А вот сейчас мы тебе походную соорудим!" - Наташа свернула мои штаны и свой халат, получилось не бог весть что, но гораздо лучше, чем совсем без подушки.

Наташа присела рядом и стала гладить рукой мой неимоверно вздувшийся живот. Её поглаживания были удивительно приятными, у меня даже слёзы высохли. Вошёл Толик: "Ну ты, комсомолка, даёшь - опять голяком!" - "Даю, да не всем! Сам же раздеваться велел, а теперь недоволен, что ли?!" - "Ладно, проехали! Уткин, я у тебя сначала мазок возьму - ты уж потерпи, солдат! Становись на колени, попку раздвинь! Наташа - помоги ему, он не врубается!" Толик всунул мне что-то в анальное отверстие, от неожиданности я аж вскрикнул. "Ну всё, готово! Теперь набок ложись! Пожалуй, этой груши с тебя хватит!" Клизма вошла мягко, жидкость пошла внутрь, но когда Толик вынул грушу, всё стало вытекать назад. "Ну что же ты, сжимай попку!" Я перекатился на живот и попытался удержать жидкость в себе. Течь прекратилась.

Толик почему-то замялся: "Наташ, смотри, вот я тут всё приготовил - и пена, и бритва, а ты уж давай сама как-нибудь!" - "Что - сама?" - не поняла Наталья. "Ну как - что? Перед твоей операцией лобок должен быть без волос" - "Во, дела - так ты брить меня брезгуешь, что ли?! Я этой бритвы в руках не держала и близко не видела - и отец, и брат электрическими пользуются, понял? А тут самое нежное место!" - от возмущения Наталья покраснела всем телом, даже белые сисечки порозовели. "При чём тут брезгуешь - я думал, что тебе неудобно будет, ведь мы ровесники, и вообще... Ты же знаешь, что я будущий гинеколог, я уже два аборта делал, и только за эту неделю десяток лобков побрил разным тёткам!" - "Знаю я вашего брата! Если трахаться - так с удовольствием, а чуть заикнёшься про свои женские дела - да хоть про месячные, хоть про молочницу - так сразу морду воротите, западло в бабские проблемы вникать, видите ли! Как же это тебя, стеснительного, на гинеколога угораздило?" - "Как - как? Когда поступал, особенно не задумывался, а на нашем факультете - только терапия и гинекология! Подошла специализация - смотрю, а на терапии не то что полные гады, но как-то все нелюбимые преподаватели собрались - вот я и подал на гинекологию. А теперь и сам увлёкся, только не привык ещё до конца. - Ладно, ложись-ка на спину, пожалуй" Толик умело взбил пену и густо намазал Наталье между ногами. Я лежал на кушетке и во все глаза пялился на невиданное зрелище, а медбрат и девушка были так увлечены, что не обращали на меня никакого внимания. Толик очень осторожно безопасной бритвой начал сбривать девушке лобковые волосы, от усердия у него даже пот на лбу выступил. Наталья же приподнялась на локтях и с увлечением следила за процессом бритья.

"Наташ, как бы вот эти складочки придержать?" - "Да держи уж смелее, скромник хренов, не порви мне только там ничего".

Толик стёр полотенцем последние остатки пены, и я уставился Наталье между ног. Волос теперь там не было, мыла тоже. Но на письки девчонок, которые я видел сегодня, это тоже не походило. Так что насчёт детства, видимо, она пошутила. Вокруг широкой щели, идущей внутрь девушки, располагались розоватые складки, темневшие к краям. Вверху они сходились в какой-то бутон. Внутри щели виднелась ещё пара складок, и разные другие непонятности. Зрелище пугало и притягивало одновременно.

Толик подошёл ко мне: "Уткин, что-то ты долго лежишь, на горшок ещё не захотел?" - "Не-а!" - "Похоже, что я недооценил ёмкость твоего юного организма! Ну - это мы сейчас запросто добавим, только уж держись, братан!" Он быстро влил в меня ещё порцию жидкости, и наконец-то в моём животе началось какое-то шевеление.

"Ну что, Натали - попрошу на бочок!" Смазав вазелином наконечник, он ловко вогнал его в Натальину попу. От наконечника шёл шланг к клизме, висевшей сверху на специальном крючке. "Девушка, а вы хорошо смотритесь с хвостом!" - "Толяша - да ты садист, оказывается! Прикрути краник, а то быстро льётся, я полная уже!" - "Терпи, комсомолка - всё по инструкции!"

У меня в животе так забурлило, что я еле успел вскочить, и добежать до унитаза, как "процесс пошёл". Я, кажется, понял, почему между комнатой и туалетом двери не было - её всё равно бы вышибли! Постепенно мой живот приобретал нормальные размеры и переставал болеть.

Я уже совершенно блаженно сидел на унитазе, выжимая из себя остатки. Вдруг Наталья вскочила с топчана и в полусогнутом виде заковыляла ко мне: "Утёнок, пусти скорей, не могу больше!" - "А я ещё не всё!" - "Ну потерпи, маленький, потом докакаешь, а то я сейчас прямо на пол наделаю!" Неохотно я уступил место. Не успел я встать, как Наталья уже сидела на унитазе и громко какала: "Ой, мальчишки, ну уйдите - стыдно ведь! Толик, у вас тут двери нету, что ли?" - "Дверь мы специально сняли, сами женщины просили! То на лбу шишка, то добежать не успевают... Ну ладно, раз я вам больше не нужен - пойду по палатам свет гасить! А ты, Уткин, если что - помоги девушке, ты же всё-таки парень! Ни пуха, Натали!" - "Ой, к чёрту! Иди уже давай!"

Толик ушёл, Наташа закончила своё дело, помыла ванну, поставила в неё меня и неумело выкупала с мылом. "Утёнок, не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?" - Она влезла в ванну, окунулась и встала, держа мочалку и уставившись на свой живот: "Слушай, такие ощущения, как будто дважды голая! Ну что, Утёнок - похожа я на маленькую девочку без волосиков?" Я ещё раз внимательно рассмотрел её письку и сказал: "Похожа, но не очень - у маленьких девочек ничего не торчит из щелок, а у тебя - вон сколько!" Наталья тоже поглядела на свои довольно сильно высовывающиеся половые губы: "Да ты, оказывается, крупный знаток!" Она легла в ванну и блаженно растянулась: "Утёнок, ложись сверху бутербродиком, а то тесно!" Лежать в тёплой ванне с голой девушкой было так приятно, что я невольно зажмурился, уткнувшись лицом в женскую грудь. "Ой, а петушок-то у тебя какой твёрденький!" - Я почувствовал её руку на своей своей пипиське, и это было очень даже приятно. "А я дома всегда с братом купалась, воду-то долго было греть на каждого! Так что - мама с отцом, а я с Игорем! А когда он в шестом классе здоровенный вымахал, то вместе уже не помещались - сначала он меня мыл, а потом я его! Отец как раз погиб тогда, мама плакала всё время, так что мы сами всё и делали! Её самоё пришлось купать несколько раз, такая была слабая, больше месяца болела! А теперь Игорь в авиаучилице, а у меня вот видишь - почки!" Я, конечно, слышал, что есть такие почки внутри нас, которые гадость из крови забирают и в мочу выбрасывают, но сейчас я видел перед собой только красивую попку вылезающей из ванны девушки. "Опа, приехали - а полотенец у них нет, что ли? Ладно, пойдём ТАК в палату, там и вытремся!"

Мы подобрали свёрнутые халат и штаны и прямо голяком отправились в палату, невольно оставляя за собой мокрые следы. Коридор был почти пустой, и мы не сразу заметили пожилого мужчину, прислонившегося к стене и держащегося за сердце. Он окликнул Наталью: "Девушка, где здесь процедурная?" Нимало не смущённая своим голым видом, Наталья предложила: "Давайте, мы вас отведём, только вообще-то это женский этаж!" - "Знаю, но у нас закрыто и табличка висит, а мне плохо совсем!" Мы взяли мужчину под руки и повели, а он продолжал стонать, не обращая ни малейшего внимания на обнажённую девушку. По дороге нас догнал Толик и подхватил мужчину: "Наталья, ты оденешься когда-нибудь?" - "Нет, посмотрите какой зануда - ты ещё долго собираешься мне мораль читать? Лучше бы полотенца в процедурной повесил - я вытираться должна чем-то, или как?!"

В нашей палате женщины хотя уже приготовились ко сну, но ещё не спали, а тихо переговаривались. Было очень жарко, некоторые сняли даже сорочки.

"Девчата, да вы спите, что ли? Жмурьтесь, я свет включаю! Посмотрите хоть, как меня Толяша оболванил, прям как в детстве! А то завтра поздно будет, заберут меня от вас! Только сейчас, только один раз!" - Наташа включила свет и затанцевала по палате, высоко задирая ноги. "А знаете, в этом что-то есть!" - задумчиво сказала Катя, почёсывая грудь с большим коричневым соском. "А по-моему, так один стыд: пацанка - не пацанка, не пойми что!" - сказала Семёновна, крупная женщина средних лет. Она лежала на спине, согнув ноги в коленях, отчего её сорочка сбилась чуть ли не до пупа. Волос на её письке было побольше, чем у некоторых на голове, даже щели между ног видно не было.

"Атас, девки, Толяша идёт!" - Наталья моментально выключила свет и прыгнула к себе на койку. Все замерли. Через мгновенье занавеска действительно приоткрылась, и медбрат заглянул в тёмную палату, а затем потихоньку вышел. Я и не заметил, как уснул.

Мне приснился очень странный сон. Прямо надо мной стояла голая девчонка - Эля, с которой мы встретились в приёмном покое. Ноги её были широко расставлены, между ними торчал писюн - точно такой же, как и у меня, и мошонка с яичками. Она смотрела на меня жалобными глазами, показывала себе между ног и всё время повторяла: "Ты не рассмотрел, Дима! Я такая же, как ты, Дима!" Итак, всё становилось на свои привычные места. Несмотря на огромное количество новых впечатлений, я спал в эту ночь сладко-сладко.

[VladMM]

ЭПИЗОД 3. УТРО ВТОРОГО ДНЯ.

Проснулся я от того, что кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Открыв глаза, я сначала не понял, где нахожусь. На моей койке сидела незнакомая медсестра с каким-то ящиком. «Это ты – Уткин? - Тихо, все спят ещё! Вот тебе баночка, сбегай, быстренько пописай в неё и приходи на второй этаж, кровь сдавать!» Я кое-как натянул штаны, и, полусонный, потопал в детский туалет.

Прямо передо мной туда вошла очень толстая большая девчонка – тоже с баночкой для анализа. Курточки на ней не было, штаны она сразу же сняла и повесила на какой-то крючок и сразу стала ко мне приставать: «Вот хорошо, что ты пришла! Лапочка, кисонька - ну выручи, я никогда в эту баночку попасть не могу – я такая неуклюжая!» - «А как выручить-то?» - «Как-как?! Я буду писить, а ты баночку под струйку подставь! Или опять всё мимо получится, а где же я наберусь этой мочи второй раз?» - «Ну, давай, только скорее - мне же тоже на анализы!» - «Да я мигом!» Она присела над унитазом, широко раздвинув ноги. Никакого писюна у неё не было - значит, ничего мне вчера не показалось, а так и было на самом деле! А как раз во сне - всё неправда напридумывалась!

 «Я как начну – ты сразу подставляй, только наклейку на банке не намочи! Только подожди - я сейчас губки раздвину!»

Я с удивлением уставился на её лицо – причём тут губы, уж писала бы скорее! Но девчонка почему-то радвинула свою безволосую письку. Внутри показалось что-то вроде розовой пещерки; было и похоже на Наташу и одновременно не похоже. Вдруг из этой пещерки потекла струйка, и я от удивления замер с баночкой в руке. «Ну давай, что же ты!» - почти плача, воскликнула девчонка. Я опомнился и подставил баночку.

Струя у девчонки действительно то и дело меняла направление, к тому же то сужалась, то расширялась в виде веера. Мне понравилось её ловить, я окончательно проснулся и действовал довольно ловко, даже пальцев почти не замочил. Баночка наполнилась, и я убрал её из-под толстухи.

В это время в туалет вошла одна из самых старших девочек детского отделения – тоже в пижаме и тоже с баночкой для анализов, и с усмешкой посмотрела на нас: «Эй, вы, соплюшки! Учитесь, как надо!» Сняв штаны, она повесила их себе на плечо, слегка расставила лишь немного согнутые в коленях ноги и поднесла баночку к своей заросшей волосами письке. Раздвинув её пальцами, девочка почти вставила туда баночку, горлышко которой оказалось охваченным кожистыми складками. Девчонка поднатужилась, и в баночку быстро потекла ярко-жёлтая моча. Толстая девчонка укоризненно пробасила: «Ну и ПИЗДИЩА!» Большая девочка отвесила ей неслабый подзатыльник: «Я тебе дам «пиздища», сопля жирная! Это моя писюлечка-целочка!» С полной баночкой она возмущенно направилась к двери. «Эй, так без штанов и пойдёшь?» - удивлённо воскликнул я вслед. Большая девочка обернулась и диковато расхохоталась: «Вот умора! Совсем забылась я с вами! Спасибо, мокрохвостка!» Натянув штаны, она вышла из туалета.

Толстая девчонка встала над унитазом и рассматривала свою письку: «Видала кобылу – ещё и дерётся! Лучше погляди-ка, что там у меня, а то болит и чешется!» Я оторопело заглянул в её раздвинутую щелку. «Ну, что молчишь?» Я действительно петерял дар речи – оказывается, девчачью письку можно так вывернуть! То, что я там видел, было совершенно для меня непонятно – какие-то складочки, плёночки, дырочки! С удивлением я услышал собственный голос: «Да у тебя там красное всё!» - «Вот, так я и знала – РАЗДРАЖЕНИЕ! Мне мама фурацилином дома промывала, а здесь я что делать буду?» - «Ну ты даёшь – да здесь фурацилина навалом, в процедурной аж две бутыли здоровенных! Попроси – и дадут тебе хоть ведро!» - «Лапочка, кисонька - какая же ты хорошенькая! А я и забыла – ведь это «ухо-горло-нос», как же без фурацилина! – Ну выручи ещё разок, достань бумажку из штанов с гвоздика, а то я какать хочу!» - Девчонка опять присела, ещё шире раздвинув ноги: «Вот спасибо тебе! А у нас многие девочки стоя могут писать, а я не могу! Может, потому, что я толстая? А Катька вообще сикает в бутылочку из-под нарзана запросто! Ни капельки не проливает, я сама видела! Представляешь, она уже миллион шоколадок на спор у девчонок выиграла со своей бутылочкой!» - Я рассмеялся: «Это как – миллион? Полный грузовик, что ли?» - «Ой, ну это просто значит – очень много, ты что – совсем маленькая?»

В это время в туалет вбежали два пацана и стали дружно писать, не обращая на нас никакого внимания. От такого зрелища девчонка подскочила, как ужаленная: «А вы, хулиганы, что делаете в девчоночьем туалете? Вот сейчас про всех вас расскажу – будете тогда знать!» Один из пацанов, не переставая отливать, резко ответил: «Заткнись, толстая! Туалет общий!» - «Как это общий? У вас в другом конце!» - «Во-первых, там всего один унитаз, а тут десять! А во-вторых – ещё вчера вечером его закрыли на ремонт! Так что щас пацанское время! Расписание посмотри!»

У девчонки покраснела вся кожа – и лицо, и живот, и ноги! - «Нет, ну так нельзя! В нашей школе даже у первоклассников – отдельно мальчики, отдельно девочки! А я уже в пятый перешла – что же теперь, я вместе с мальчишками должна? Это только в детском саду общий туалет был, да и то в старшей группе мы ходили с девчонками, а мальчишки потом! Вот и идите тогда в мужской!» - «Жопу подотри, толстая! Это в другой корпус, что ли, идти? Так там тоже ремонт, и знаешь, какая очередь?!! Нам сказали сюда ходить – вот и молчи, а то другие прибегут – тебе жопу надерут!» Пацаны убежали, а на глазах у девчонки выступили слёзы. Она так и стояла без штанов, расставив ноги, и казалось, что у неё вообще нет никакой письки – толстый живот нависал над столбами ног, на месте сисек тоже были какие-то жирные складки. Мне стало её жалко: «Ты не огорчайся, подумаешь! Меня вот вообще в женскую палату положили, и ничего! Считай просто, что ты опять временно в детском саду, вот и всё! А захочешь в туалет – договорись с подружками!»

Девчонка успокоилась: «Ладно, я потом покакаю – давай я теперь тебе лучше баночку подержу!» - «Да спасибо, я и так могу!» - «Ну нет, ты мне держала – теперь я тебе буду, и не спорь!» Я уже устал возражать, поэтому спустил штаны, отдал ей свою баночку и быстро в неё написал. Девчонка удивлённо уставилась на мой писюн и чуть банку не уронила: «Так ты что – МАЛЬЧИШКА!? Вот, ничего себе - я тут сикаю голая - а он мальчишка, оказывается!» На глазах у неё выступили слёзы. – «Нет, не может быть – такие кудряшки! А ну-ка, ещё раз покажи письку! Ты что – меня надурить решила?» - «Да смотри, пожалуйста, только не щипапйся!» Девчонка буквально носом уткнулась в мой писюн – «Пожалуй, ты ещё и не такой гадкий, как другие мальчишки! И удобно тебе с этим бегать?» Я даже обиделся: «Да я тебя обгоню, давай наперегонки! Почему неудобно-то?»

Вдруг в туалет вошла медсестра: «Ну что же вы застряли – анализы-то давно пора относить! Куда ты уставилась, бесстыдница – ты бы пососала его ещё - знаешь, какой сладенький?» Сестра забрала у нас баночки с каким-то странным смешком, а девчонка покраснела ещё больше – теперь и живот, и попа стали у неё совсем малиновыми. Я натянул штаны и возмутился про себя – вот глупости выдумала! Когда пожилые тётки сюсюкают – это ещё понятно, но эта медсестра была совсем не старая, и даже красивая. Ну кто же это сосёт письки??!!

Тем временем толстуха окончательно пришла в себя и стала натягивать штаны: «А ты хороший, несмотря что пацан! Давай с тобой дружить! Я – знаешь, какая весёлая! - И игр всяких миллион знаю, только меня не принимает никто. Все только дразнятся: толстая, толстая! А меня, между прочим, Любой зовут! Ладно, пошли кровь сдавать!»

Чуть ли не в обнимку мы пришли в комнату, где сдают кровь, и даже когда мне кололи палец, Люба так на меня посмортела, что я и думать забыл о боли, а даже заулыбался в ответ, это и медсёстры заметили – «Слушай, красавица – первый раз видим, чтобы на анализах так радовались – ты у нас не дурочка случаем?!» - ...

«Я не дурочка, а мальчик! И ныть как девчонка не собираюсь!» - «А, так ты у нас герой!» После сдачи крови Любу куда-то увели, а я вернулся в свою палату.

Высокая пожилая медсестра пришла и забрала Наташу на операцию. Все сразу поерьёзнели и погрустнели. Одногрудая женщина стянула с себя совершенно потную сорочку и с сомнением на неё посмотрела: «Хорошо, вчера запасную выклянчила! А с этой теперь что делать?» - «Что, Тамара, опять температура?» - участливо спросила её Семёновна. «39, только – никому не говори!» - уже вполголоса ответила Тамара, надевая сухую сорочку, - «Гложет меня рак проклятый – никакого спасу нет! Хоть бы не поздно ещё было, у меня ведь трое детей на руках!»

«Утёнок, готовься на зарядку!» - прокричала Катя. Она и ещё несколько молодых женщин сняли сорочки и натянули халаты на голое тело. В палату заглянула уже знакомая мне со вчерашнего дня медсестра Зиночка: «Ходячие, на зарядку!» К моему удивлению, на зарядку отправилась вся палата, даже лежачая Анна Павловна встала и заковыляла вслед за всеми.

За больницей располагалась довольно большая площадка, примыкающая к лесу. Туда и отправились практически все обитатели больницы. Эти утренние прогулки полюбились всем, даже лежачие старались выйти из душных палат. Хотя стояло раннее утро, было уже совсем тепло. Дышать лесными запахами после душной палаты казалось удивительно вкусным.

Больничная одежда меняла людей до неузнаваемости. Особенно уродовали женщин неудобные халаты. Их ткань была довольно плотной, одни и те же халаты носили и зимой и летом. Сейчас в июле в них было очень жарко. Ходить же на людях в ещё более уродливых сорочках женщины стеснялись. Пройти по коридору в женском отделении – ещё куда ни шло, а на зарядке собиралось «всё общество»; как женщины, так и мужчины старались принарядиться. Для спасения от жары многие, особенно молодые девушки, не надевали сорочек под халаты. Но тут их подстерегала другая опасность – халаты были запашными, без пуговиц, только с поясом. При активных движениях халаты распахивались в самые неподходящие моменты то сверху, то снизу, вгоняя женщин в краску, тем более, что никакого белья на них не было согласно больничным правилам.

[VladMM]

Мужчинам было легче, но и они в своих полосатых пижамах выглядели клоунами. На зарядку почти все они пришли без курток, в одних пижамных штанах.

Наиболее живописно выглядели дети. Как правило, пижамы всем были не по размеру: слишком узки либо слишком широки, слишком длинны или слишком уж коротки, и всё это с бо-ольшим лишком. Причём, если курточка была мала, то уж штаны велики, и наоборот. Почему это получалось, я так и не понял - ведь казалось, что достаточно просто поменяться между собой и все получат одежду своего размера. Но почему-то если дети затевали обмен, то толк выходил редко, а чаще становилось ещё хуже. Кроме того, из 3-4-х пуговиц, которые должны быть на курточках, у большинства детей уцелели 1-2, а у некоторых пуговиц вообще не было. Правда, сейчас стояло жаркое лето, и все без исключения мальчишки и большинство маленьких девчонок бегали в одних штанах. Только старшие девочки были в курточках, у них даже особая мода образовалась – подкатывали курточки снизу и завязывали узлом под грудью. Все девчонки поголовно подкатывали пижамные штаны выше колен, причём старались делать это как можно выше. Видимо, бегать с голыми ногами им было гораздо привычнее.

У некоторых больных различные части тела были забинтованы.

Зарядку проводила высокая красивая женщина в белом халате. Я залюбовался её сильным телом, лёгкими и чёткими движениями. Она мне нравилась больше всех, даже больше Наташи, хотя была совсем не похожа на мою хрупкую маму. Может быть – это потому, что больных подсознательно тянет к физически здоровым людям?

Большинство медсестёр стояли в первых рядах, как бы показывая пример пациентам. Если у врачей халаты застёгивались спереди на пуговицы, то абсолютно у всех медсестёр и нянечек халаты были без пуговиц и запахивались сзади. На сестринских халатах спереди были нашиты карманы, которые делали белую тонкую ткань непрозрачной в районе груди. В это жаркое лето почти все медсёстры, даже пожилые, под халатами лифчиков не носили, а многие не надевали и трусов.

Зиночка стояла прямо перед нами с другой молодой сестричкой, видимо, своей подружкой, у которой юбка была даже ещё короче, чем у Зиночки.

У одной женщины полы халата разошлись снизу, но она продолжала старательно делать «повороты туловища», видимо ничего не замечая. Волосы внизу живота у этой женщины были ярко рыжими, как и у Наташи, и просто светились под лучами утреннего солнца.

Когда все стали выполнять наклоны, Зиночкина попка, обтянутая беленькими трусиками, полностью высунулась из-под халата. Тем не менее, всеобщее внимание было приковано не к ней, а к её подруге, из под халата которой при каждом наклоне почти целиком выглядывали розовые кругленькие ягодицы, не прикрытые никакими трусиками. Двое пацанов рядом со мной возбуждённо шушукались: «Во, Латышка даёт! Опять без трусов!» - «Да не, это они у неё в жопу врезались!» - «А спорим!» - Странным образом вокруг девушек оказывалось всё больше парней и молодых мужчин, хотя все продолжали делать наклоны и никто как будто не двигался. Подруги же, не прекращая упражнений, всё время о чём-то оживлённо переговаривались, периодически смеясь, и были так увлечены, что ничего вокруг не замечали, выставляя свои прелести на всеобщее обозрение.

Наклоны кончились, Зинина подруга засунула пальчик себе в попку, вытащила оттуда жгутик ткани и расправила его, все увидели какие-то ветхие голубенькие трусики. Среди мужчин пронёсся вздох разочарования. Тут её окликнула пожилая нянька: «Латышева, ты бы хоть чуть подлиннее юбку носила, ведь все трусы видать!» - «Нина Фёдоровна, я лучше завтра трусы покороче надену, а то у этих штанины длинные!» Голос у девушки оказался звонкий и приятный. Стоявшие вокруг так и прыснули от смеха, девушки оглянулись и одёрнули халаты.

После зарядки и завтрака всех загнали по палатам – начинался утренний обход. Женщины в одних сорочках легли на свои койки. Я решил штанов не снимать и тоже лёг на свою. Обход по своей торжественности напоминал парад на Красной площади. От обилия белоснежных халатов у меня даже в глазах зарябило.

Тамару попросили снять сорочку и ещё раз осмотрели её единственную грудь, причём один из врачей что-то быстро говорил на непонятном языке, остальные дружно кивали. Наконец, представительный мужчина, как мне показалось – самый главный, взял её за руку и проникновенно сказал: «Ну что же, вы у нас боец испытанный, всё понимаете, готовьтесь на завтра! Удачи вам во всём!»

Ко мне на койку села аккуратная и обаятельная женщина средних лет: «Здравствуй, Дима, завтра я буду делать тебе операцию! Я вижу – ты герой, не испугаешься?» Я почему-то сразу проникся к ней доверием и сказал: «Конечно, нет! Мне уже миллион промываний делали - знаете, как больно!? А я почти и не плакал!» Все улыбнулись, а женщина вполголоса сказала: «Готовим Уткина на завтра – девочки, проследите!» Процессия перешла к следующей койке.

В палату буквально ворвался какой-то представительный мужчина в очень высоком колпаке: «Иван Денисович, простите, что прерываю обход, но у нас ЧП – военкомат ещё пятерых прислал!» Главный как-то устало снял очки и начал их протирать: «Да, мне звонили из райкома...» - «Но куда, КУДА???!!! Уже и коридоры все забиты, а ведь если занять и процедурные, то можно закрывать больницу! Да у меня уже просто коек нет, их физически нет! Вчера двух почечников на каталки положили! Мужское отделение просто переполнено, вчера и так выписали даже тех, кого просто нельзя было выписывать!» - «Я пробовал аргументировать, но у них осенний призыв горит. Методы испытанные – «Партия сказала»! А уж средств давления у них предостаточно – грозились пятерых докторов послать на офицерские сборы немедленно – не угодно ли, Анатолий Илларионович? В общем – сопротивление бесполезно, будем делать так – подберите мне десять человек молодых интеллигентных ребят – будем переводить в детские палаты к мальчикам. Да, я сказал не пять, а десять – вы же не думаете, что завтра это кончится? А без резерва зашьёмся. Далее – сегодня выписываем кого только возможно из женского и детского отделений. Вот, например, Марья Сергеевна у нас молодец, планировали на послезавтра, но ведь пару уколов вы и в поликлинике получите?! Марья Сергеевна – если мы вас уже сегодня выпишем, возражать не будете? Только договор – три дня на огород ни ногой! Ну вот и чудненько – звоните родным - да, прямо сейчас можно, идите! Исаак Абрамович, зачем вы собираетесь возражать – вы же не хуже меня знаете, что через пол года она опять к нам вернётся! Далее – на женские места кладём старших девочек. Ну а тихих малышей - да вот хоть таких как этот, будем класть к девочкам. Скажи, казак – ты же девчонок не боишься?»

Я четко слышал все произносимые слова, но в моей семилетней голове они никакого смысла не обретали. Я лишь пытался определить – кто из них добрый дядька или тётенька, а кто злой. Но последний заданный вопрос я понял вполне, и задорно ответил: «Ну конечно нет!» - а все улыбнулись. Хотя, по правде говоря, мне уже не раз доставалось от больших девчонок «по шее» (а чаще – по совсем другим местам, ну вы понимаете!). Но не буду же я в этом признаваться в таком обществе!

«Раиса Семёновна, Эмма Васильевна – подготовьте распоряжение, это по вашей части!»

 «Нет – я, конечно, извиняюсь, но вот совсем ведь рядом, у моего шурина на Украине в детском отделении – общие палаты: и пацаны, и пацанки – все вместе лежат! И им положены детские трусы и майки – а мне нет! Шут с ними, с майками – дайте мне фонды на трусы, 300 – 400 детских трусов, и ложте их всех вместе за ради бога! И нет проблем! И у нас ведь такой инструкции нету, чтобы были девчачьи и мальчиковые палаты! Чёрным по белому написано: детские, ДЕТ-СКИ-Е!»

 «Егор Кузьмич, глагола «ложить» в русском языке нет, есть глагол «класть»! И не поднимайте, пожалуйста, вопросов, в которых вы некомпетентны! Вы представляете себе, что такое нефрология? Я столько лет добивалась, и добилась, наконец – у меня все дети перед обходом уже без трусиков, и я этим горжусь! Они готовы к осмотру! Вы представляете, сколько времени уходит, если мне с каждой штаны снимать – они же неловкие, да ещё и больные, это же ДЕТИ! То есть плюсуйте на каждый обход лишний час – это минимум! А кто заплатит, спрашивается? А когда же работать? - С другой стороны, если я в этот малинник положу мальчиков – это как же я смогу девочек осматривать? У старших груди больше моих, менструации, волосы лобковые растут – а мне каждой надо, пардон, влагалище осмотреть – это что же за водевиль получится? Короче – если подобные вопросы ещё раз будут затрагиваться без учёта мнения специалистов, я просто не смогу здесь больше работать! Это пустая трата времени, мне надоело прошибать стену лбом – уж я найду себе применение в другом месте, будьте уверены!»

 «Анна Арамовна, не надо кипятиться понапрасну! Каждый вправе высказать своё мнение, но пока главврач – я, а вы мою политику знаете! Не будем превращать обход в профсоюзное собрание! Никто не собирается трогать урологию с нефрологией и тяжёлую хирургию! Речь идёт о терапии, лор-отделении и лёгкой хирургии! Это двенадцать девчоночьих палат, в каждую по маленькому тихому мальчику - давайте попробуем! По одному, и только по одному - я это подчёркиваю! Двое – это уже коллектив, последствия непредсказуемы! Есть ли другие конкретные предложения? Никто не возражает? Решение принято единогласно!»

Вперёд опять высунулся Егор Кузьмич: «Я всё-таки насчёт военкомата скажу! Хрен с ними, пусть насилуют! Но давайте хотя бы потребуем компенсацию! У нас же семнадцать унитазов надо срочно менять – семнадцать! И пора хотя бы перегородки в туалетах поставить – ведь у нас даже в женских туалетах нет перегородок!» - «Ну так радуйтесь – матюги писать не на чем!» - «Нет уж, извините – в прошлом году мы на ремонт туалетов выделили всё, что могли и даже больше. Бачки заменили? – Заменили! Раковины с кранами – все новые! А ведь на эти деньги как раз рентгеновскую установку новую можно было перехватить у Кригеля! Больше этого не будет, хоть режьте! Прежде всего – лечебный процесс, попрошу этого не забывать! А естественные надобности можно и в судно справить, у наших дедов вообще канализации не было! Ладно, допекли вы меня – хотел вам сказать после обхода, но раз уж разговор зашёл – нам выделили деньги на проектирование нового корпуса, вчера вечером я все бумаги подписал у Егорова! Акопян сейчас в проектном институте согласовывает смету». Все вначале опешили, а затем удивительно дружно, буквально в один голос проскандировали: «Ура, ура, ура!!!» - «...Так что, коллеги – сами понимаете, никаких трусов и перегородок, экономить будем на всём, но корпус построим через два года, и не днём позже, я просто костьми лягу!»

После окончания обхода женщины долго продолжали обсуждать многочисленные новости. Вдруг в палату влетела Зиночка: «Комарова, Узденова – в процедурную! Ароян, Ющенко – приготовиться! Остальные свободны до обеда!». Женщины стали собираться на прогулку. Я спросил Катю: «А мне что сейчас надо делать?» - «Как что – гулять пойдём! И лягушонка своего бери!»

[VladMM]

ЭПИЗОД 4. ЛЯГУШОНОК.

Не помню, успел я рассказать или нет: с собой в больницу я взял только две игрушки, зато самых любимых - лягушонка и ёжика. Лягушонок был резиновый и зелёный, с вытянутыми в прыжке лапками, и удивительно походил на настоящего. Ёжик же ни своими размерами ни цветом совсем не был похож на живого - маленькая желтенькая целлулоидная игрушка за 10 копеек! А любил я его даже больше, и как раз для прогулок он вполне подходил, так как в отличие от лягушонка легко помещался в кармане курточки. Но раз просит девушка - почему бы и не прихватить квакунчика?

Больница располагалась в лесопарковой зоне, и большинство не занятых процедурами больных стремились покинуть надоевшие стены при первой возможности и слиться с природой. Я быстро отстал от компании девушек, так как увлёкся ловлей трутней, которых я этим летом научился запросто отличать от пчёл.

"Парень, ты чё - лягуху поймал?" - передо мной стоял пацан на голову выше меня. Вся его грудь была перебинтована. "Нет, это просто игрушка!" - Вдруг он вытаращил глаза, слегка присел и хлопнул себя по ляжкам: "Ой, что я придумал! Одолжи-ка мне своего лягушонка - мы сейчас такой шухер устроим! Да не бойся, я не убегу - вот взамен пока ты мой шлем бери - да хоть насовсем, я уже почти научился такие делать, и Серёга обещал помочь!" - Он снял со своей головы красивую шапку из газеты и надел на меня.

Газетные шлемы были фирменным изделием в нашей больнице. Я, конечно, и до больницы видел разные пилотки из газет, и даже сам мог сложить что-то вроде "наполеоновской шапки", но всё это нельзя было и близко сравнить по совершенству с изделиями местных мастеров. Ещё вчера я приметил шлемы у мужчин, а подробно рассмотрел сегодня на зарядке, и мне просто безумно хотелось иметь такой же. Понятное дело, я согласился.

Прямо за больницей, если не сворачивать налево вниз к прудам или направо на гору, раскинулись многочисленные поляны со множеством цветов, куда все больничные девчонки бегали их собирать и плести венки. Туда мы и направились. Нам сразу повезло - на краю полянки копошилась румяная девочка лишь немного старше меня. Как и большинство детей, она была одета лишь в пижамные штаны, закатанные выше колен. "Слушай, а мы лягушку поймали, хочешь - покажу?" Пацан взял моего лягушонка за заднюю лапу и стал так здорово шевелить его, что даже мне он показался живым. Девчонка опасливо подошла к нам. Вдруг пацан оттянул резинку её штанов и бросил туда лягушонка. Девчонка завизжала и быстро спустила штаны ниже колен. Широко расставив ноги, она пыталась найти лягушку, но пацан, конечно, первым схватил игрушку: "Бежим!" - "А-а-а, дураки!" - только и успела прокричать девчонка; догнать нас со спущенными штанами она даже не пыталась.

"Ну как, здорово? Видал, какая у неё писька? Меня Кешкой зовут, со мной не соскучишься! А тебя как?" - "А я - Димка!" - "Ну чё, пошли дальше?"

"А я видела, а я видела! Можно и я с вами?" - нас догнала девчонка лет восьми. Её прямые светло-русые волосы были коротко подстрижены, угловатое тело загорело до черноты, так что вначале я её принял за мальчишку. Кешка огорчился: "Отстань! У нас пацанские дела!" Он резко изменил направление и полез куда-то через кусты напролом, я за ним, но и девчонка от нас не отставала: "Тоже мне - пацанские дела, с девчонок трусы снимаете, я всё видела!" - "И ничего ты не видела - они сами снимают, я волшебное слово знаю!" - "Ишь ты какой - ну-ка меня заколдуй! Врешь ты всё и не краснеешь!" - "Отстань, говорю, а то сейчас самой лягушку в штаны суну!" - "Ой, испугал - да хоть змею суй!" - "Вот пристала! Хорошо, если выполнишь наше условие, то берём в компанию!" - "Ага, сейчас придумаешь - мороженого принеси, или шприц укради - побежала я, как же!" "Ну зачем - просто если сможешь снять штаны быстрее нас с Димкой - берём в компанию! По-честному, на "раз-два-три" - слабо?" - "Подумаешь, да пожалуйста!"

Кешка почему-то повернулся к девчонке задом, и на счёт "три" мы все дружно спустили штаны. Лишь узкая полоска тела на месте трусиков у девчонки оказалась незагорелой. Валики вокруг щелки между её ногами были беленькими и пухлыми, вообще её писька казалась непропорционально большой. Сама же девчонка глаз не могла оторвать от голой кешкиной задницы и заливисто смеялась, не обращая ни малейшего внимания на мой писюн. Кешка слегка обиделся и натянул штаны: "Ладно, чего ржёшь, пошли! Я - Кешка, это Димка, а тебя как звать?" - "А меня - Майка!"

Почему-то это имя мне показалось очень смешным - ещё бы трусами назвали! И теперь уже я как-то грубо, по-козлиному засмеялся. Майка фыркнула: "Ну и дурак!" - а Кешка примирительно сказал: "Не обижайся на него, он ещё маленький! Это имя такое есть - Майя, а уменьшительное - Майка, понял? Айда, сейчас вон ту толстую наколем!"

Я уже было надулся за "маленького", но потом вспомнил, что сам зря обсмеял Майку, и решил пока своего лягушонка у Кешки не отбирать, тем более, что смотреть, как испуганные девчонки снимают свои штанишки, мне очень понравилось. Сам бы я ни за что не решился повторить Кешкин трюк, да честно говоря, и не смог бы.

Следующей нашей жертвой оказалась толстая девчонка лет примерно шести. Когда она сняла штанишки, Майка аж запрыгала от восторга, заразительно смеясь и хлопая в ладоши. Девчонка сначала растерянно переводила взгляд с меня на Кешку и с Кешки на Майку, а затем скуксилась и громко заплакала. Так и стоя голяком, она кулаками размазывала потоки слёз по щекам, и басовито канючила: "К маме хочу, не хочу в больницу! Мама-а-а!" Теперь уже Кешка с Майкой бросились её утешать, но девчонка всё не унималась. Её толстая попа покрылась крупными красными пятнами, слёзы текли уже аж по выпуклому животу.

Наконец Кешке удалось с трудом натянуть на неё штаны, а Майка откуда-то достала и дала девчонке две конфеты - всё тех же злополучных петушков на палочке - одного рубинового, а другого оранжевого. Это произвело на плаксу волшебное действие - её слёзы моментально высохли, она сняла с конфет прозрачные обёртки и стала сосать поочерёдно обе сразу, держа их в разных руках. Наша компания поспешила "сделать ноги".

Немного погодя Кешка сказал: "Ладно, давайте больше не будем трогать малышек, пусть себе пасутся! Пойдём вон к той, с бутылкой, приколемся!" - на краю полянки собирала цветы высокая худенькая девочка с двумя красными бантами в косичках. Она тоже была в одних пижамных штанах, но через плечо у неё висела какая-то бутылка на верёвке. Тело девчонки было удивительно бледным, я даже не понял: синеватым или зеленоватым?

Кешка повторил свой трюк, девчонка лишь устало ойкнула и быстро спустила штаны ниже колен. Мы все замерли от неожиданности: прямо из её письки выходила пластмассовая трубка, другим концом опущенная в бутылку. Кешка, конечно, опомнился первым: "Слушай, девочка, тебя как зовут? Ты не бойся, мы просто пошутить хотели - это игрушечная лягушка, вот сама пощупай! А что это у тебя такое?" - "Это катетер! А меня Ирой зовут!" - девчонка успокоилась, и стала дёргать за лапки моего лягушонка, так и стоя без штанов. На её лице появилась обезоруживающая улыбка.

"А что такое - катетер?" С каким-то привычным терпением, хотя и без особого желания, девчонка раздвинула свою письку, и мы увидели, что внутри её неглубокой пещерки трубка входит прямо в тело девчонки непонятным образом. Неужели ей прокололи дырку?

"Вот видите - прямо в мочевой пузырь идёт!" - "А писать как же?" - спросила Майка. "А никак - всё прямо в бутылочку течёт, а потом я в туалете выливаю. А могу и просто в кусты, даже и туалет не нужен! Только по-большому и захожу! Да вот трёт эта трубка сильно, особенно в штанах неудобно! Вот видите, какое всё красное! Не дождусь, когда уже её снимут!" - "А давно это у тебя?" - "Да как с мотоцикла упала - уже три месяца! Сначала, конечно, стыдно было, а потом привыкла. В нашем отделении почти все так ходят - и мальчишки, и тётеньки, и мужчины даже!" - "Ух ты! А откуда же у мальчишек трубочка выходит?" - спросила Майка. "Вы что - глупые? Из письки, конечно!" Тут Кешка почему-то покраснел и пробурчал: "Ну ладно, ты бы надела штаны, а то вдруг увидит кто!" Девчонка спокойно оделась: "Смешные вы! Да меня каждый день три раза осматривают, и ещё процедуры всякие! Вот напугал - УВИДЯТ! Лучше помогли бы мне с кем-нибудь одеждой поменяться - у нас в урологии все дети в халатиках: и девочки, и мальчишки даже, только мне и Лизке не досталось, а как с трубкой в штанах ходить? Натирается всё и болит - вон писька какая красная! Я же не могу в 9 лет голая ходить!"

"А как мы тебе помочь сможем?" - "Ну я же говорю, у нас у многих мальчишек - халаты. Вот и помогите уговорить поменяться! Как раз тут один такой Вовчик недалеко стрекоз ловил!" - "Ха, да это мы запросто! Погнали искать Вовчика!"

Вскоре мы увидели пацана, который действительно был одет в девчачий халат. На носу у Вовчика красовались большие очки, он увлечённо ловил стрекоз и бабочек. Ира робко подошла к мальчишке: "Слушай, Вовчик - я согласна, давай меняться: я тебе штаны, а ты мне халат, как и договаривались!" - "А почему сразу не поменялась? Я теперь уже и в халате привык!" - "Почему-почему - ты же сам пристал, чтобы тебе катетер показала, вот я и не захотела!" - "Ну и не показывай! Мне уже Светка показала, и за просто так!" - "Подумаешь! И у меня смотри хоть сто порций, только я могу тебе штаны дать, а Светка сама в халате!" - "А что это с тобой за толпа?" - "А это мои свидетели, чтобы ты не обманул, и они тоже твой катетер посмотреть хотят!" - "Хорошенькое дело! Почему это я должен перед всеми штаны снимать? Хотя ладно - если только девчонки покажут то место, куда вам катетер вставляют, тогда согласен!" - "Это как это?" - спросила Майка, подходя к Вовику. "Ну - с пацанами всё понятно - в писюн засовывают, а у девчонок-то ничего не торчит - куда совать?" - "Во-первых, Димка не девчонка, а мальчишка, а во вторых - если ты и правда нам покажешь, откуда у тебя трубка выходит, то можешь всю мою письку смотреть сколько угодно, только руками чур не лезть! А договор дороже денег!" - "Договор так договор, только пойдём подальше, а то ещё застукают!"

[VladMM]

Мы нашли небольшую укромную полянку со стволом упавшего дерева посередине. Коры на нём не было, почти всё оно было до блеска отполировано ветрами, дождями и задами больничных пациентов. Вовчик снял халат, Ирка штаны, и они буквально уставились друг на друга, а мы на них. У Вовчика трубка выходила прямо из кончика писюна, который из-за трубки выглядел гораздо толще обычного. Для большего впечатления Вовчик поболтал трубкой из стороны в сторону, и его писюн тоже задёргался!"А что это он такой толстый - это из-за трубки? Ребята, ну покажите, как если без катетера?" Мы с Кешкой переглянулись, и тоже сняли штаны, не ломать же компанию! Мой петушок был раза в два меньше, чем у Вовика, зато Кешкин хотя потоньше, но даже чуть длиннее.

"Слушай, а тебе не больно было, когда трубку засовывали?" - спросил я Вовчика. "Как же - не больно! Какая-то практикантка мне всё так расковыряла, что аж кровь капала! А утром трубка выскочила, так что всё зря!" - "Откуда кровь?" - "Да с кончика, откуда же, из писюна - знаете как больно было?! Потом уже Анна Арамовна ставила - так я почти ничего не почувствовал, так быстро и здорово!" - "А мне Ашот Акопович ставил, так вообще не больно было! Вот только сейчас натёрлось - спасу нет!" - "Ну ты сама сравни - какая длина у тебя через тело проходит, а какая у меня! Конечно, нам, пацанам, гораздо больнее! Так откуда конкретно твой катетер выходит - щелка-то длинная, тебе снизу или сверху совали?" Пришлось Ирине ещё раз раздвигать свою письку и показывать, откуда торчит катетер. Иркина пещерка оказалась совсем не глубокой, трубка входила прямо в мясо под прямым углом. "Нет, я так и не понимаю, куда же тебе трубку всунули!? Не просто же в тело воткнули! Ведь на том месте дырочка должна быть?!" - "Не должна быть, а есть! Как раз из неё мы писаем! Вот чучела безглазые - Майка, покажи им!" Майка уже была без штанов, она с готовностью уселась рядом с Иркой и раздвинула свою письку. Однако никакой дырочки мы там тоже не увидели, только красноватые кружочки и бугорочки. "Это что - вон там внизу? - спросил Кешка, - посикала бы, что ли, а то ничего не понятно!" - "Да хоть сто порций - убегайте!" Не успела Майка договорить, как прямо из середины её пещерки, примерно из того же места, из которого у Ирины торчала трубка, брызнул сначала слабый фонтанчик, а затем и довольно сильная струйка. Не боясь забрызгаться, мы все, включая и Ирку, почти уткнулись носами в Майкину письку, которую она так и держала широко раздвинутой. Наконец все увидели то место, из которого писала девочка - это действительно была дырочка, которая сразу закрылась, как только вытекли последние капли, превратившись в небольшое красненькое колечко. "Так вот оно что!" - в один голос воскликнули Кешка и Вовчик.

"Ой, ребята, на Кешку гляньте!" - вскрикнула Ирка. Все мы так и стояли без штанов, увлёкшись рассматриванием писек и катетеров. Кешка выпрямился, и все увидели, что его писюн не висел, как положено, а торчал прямо вперёд, да ещё и сделался большим-пребольшим! Сидевшая рядом с Кешкой Майка схватила его рукой: "Ух ты, какой твёрдый!" Кешка шлёпнул её по руке: "Не лапай! Себя трогать не разрешаешь, так и к другим нечего лезть!" Он стал натягивать штаны, мы все тоже последовали его примеру.

"Ну чё, ребя - пора на обед!" - сказал Кешка. "Да нет, мы ещё мало гуляли!" - ответила Ирка. "Ну - как хотите!" Мы втроём поплелись по направлению к больнице, а Вовчик с Иркой остались на поляне, о чём-то оживлённо беседуя.

Вскоре мы догнали одну из старших девочек (наверное, класса из седьмого или восьмого, как моя соседка Томка), медленно идущую по тропинке и плетущую венок. Её пижамная курточка была высоко подкатана и завязана узлом под грудью. Штаны же наоборот - лишь каким-то чудом держались на бёдрах, так что свой немного выпуклый белый-пребелый живот девчонка выставила на всеобщее обозрение. Кешка толкнул меня в бок: "Слушай, а давай с этой попробуем! Гляди, какая жопа!" - "Да вы чё - сдурели?! Она вон какая здоровенная, запросто нас всех поколотит!" - громко прошептала Майка. "Да ну, ништяк!" - "Ну точно - совсем обалдели! Нетушки, не пойду я с вами!" - Майка обиженно отстала, однако продолжала наблюдать за нами издали.

Кешкин трюк прекрасно получился и с этой большой девочкой, она даже визжала громче всех, но затем повела себя необычно - ловко выскочила из спущенных штанов, в три прыжка догнала Кешку и железной хваткой вцепилась ему в ухо. Я рванулся было бежать, но наступил на собственную штанину и упал, запахав носом. При этом резинка лопнула, и большие пижамные штаны слетели с меня. Стоявшая дальше всех Майка дала стрекача.

Кешка взвыл: "Отпусти, дурында, больно же!" - "Ах, так - за "дурынду" вдвойне ответишь!" - "Да я же ничего, мы просто пошутить хотели - это же игрушечный лягушонок - вот, сама посмотри!" - "Про шутки ты своему лысому деду расскажешь - ты на меня без штанов хотел посмортеть, вот что ты хотел!" Девчонка оказалась мускулистой и крепкой - не иначе, спортсменка! Внизу её живота курчавились светлые волосики. "Так что теперь сам побудь в моём положении!" - она мягко повалила Кешку на траву и ловко стащила с него штаны. "Ну как - очень весело теперь, пиписька-сосиська? Так голяком в больницу и пойдёшь - вот смеху-то будет!" - "Ну отдай штаны, я больше не буду!" - "Надо же, как замечательно, БОЛЬШЕ он не будет! А за ЭТОТ раз тебе что сделать - мороженым угостить?" - "Да что хочешь, то и делай - ну вот хоть на меня смотри, можешь даже пощупать!" - "Было бы на что смтреть - тоже мне сокровище! Сейчас другие посмотрят, а я уж посмеюсь! Вот это справедливо будет!" Девчонка подобрала Кешкины штаны, затем потянулась за своими. Кешка так и сидел на траве голой задницей с отчаянием на лице. "Значит, ты думаешь, что если я девчонка, то и сдачи не дам?"

Вдруг она что-то заметила: "Ага, вот и замечательно!" Девчонка смотала наши с Кешкой штаны в один комок, размахнулась и забросила их далеко в заросли травы. "А лягушечку вашу я кон-фис-кую, самой пригодится! Прощайте, хулигашки!" Девчонка быстро натянула штаны и убежала.

Только подойдя к зарослям вплотную, мы с Кешкой поняли, в какую попали западню - это была густая, сочная, высоченная КРАПИВА! Кешка неуверенно сказал: "Да может она и не жжётся вовсе? У нас в огороде тоже растёт - с виду крапива, а ни фига не больно!" Мы робко попробовали крапиву и одновременно отдёрнули руки - жгучесть была просто превосходной! Такую злую крапиву я и не видел раньше!"Слушай, Кеш - давай, мы длинную-предлинную палку найдём, и штаны достанем!" - робко предложил я. - "Не, такую длинную не найти, а если и найдём, то не вытащим - видишь, густо как! Лучше мы сейчас какого-нибудь пацана заловим, и он нам всё достанет!" - "А если вдруг девчонки, Кеш?" - "Ништяк - мы сейчас повязки из травы сделаем, как индейцы! Я во-он там, за кустами большущие лопухи видел! В деревне, у бабки, мы с пацанами - знаешь, как играли?! И луки, и стрелы, и одежда - всё как у краснокожих!"

Не успели мы обойти заросли кустарника, как наткнулись на сидевшую в траве на корточках девчонку с косичками - Кешка чуть не уткнулся своим писюном ей в лицо! Девчонка сначала открыла рот от изумления, а потом пронзительно закричала (у меня аж в ушах зазвенело): "Эй, скорее все сюда, тут мальчишки голые!!!" Не успели мы опомниться, как со всех концов прибежали разные девчонки - от мала до велика, что называется! Некоторые из них были настроены весьма агрессивно. "Смываемся!" - крикнул Кешка, и мы со всех ног кинулись к своим штанам, не обращая внимания на крапиву. Распутав комок, мы быстро натянули штаны. Девчонки же лезть за нами в крапиву не решились. Почувствовав себя в безопасности, Кешка заорал: "Ну что - видали??? Нате, ещё смотрите!" - он повернулся к девчонкам задом, приспустил штаны, и стал показывать голую попу! Несколько девчонок прыснули в кулак, а самая старшая сказала: "Пойдёме отсюда, девочки - это чокнутые какие-то!" Девчонки ушли, и мы с Кешкой выбрались из крапивы. "Слушай, Кешка, у меня резинка порвалась, штаны спадают!" - сказал я. "Ну-ка, что тут у тебя?" К счастью, внутри штанов оказалась ещё какая-то верёвочка. Кешка недолго думая завязал её на узел. "Ну, теперь бежать пора, а то мне ещё лекарство до еды принимать!" Кешка быстро меня обогнал и скрылся в здании больницы.

Уже на подходе к больнице мне сильно захотелось писать. Я вспомнил, что не писал с утра, и прибавил шагу. Туалет был пока пуст - дети только начинали возвращаться с прогулки. Я хотел приспустить штаны, но не тут-то было - Кешкина верёвочка держала крепко. Ломая ногти, я стал пытаться развязать узел, но сам вид унитаза и журчание воды победили моё терпение, и по ногам потекла предательская струя. В отчаянии я рванул изо всех сил, верёвка лопнула, и штаны упали в мою же лужу, да я их ещё сверху продолжал поливать, остолбенев от растерянности.

Я был совершенно подавлен, и не знал, как мне быть. Но делать что-то было надо, не стоять же всю жизнь в туалете! Тем более, что стайка девчонок уже влетела в туалет, и некоторые из них подозрительно на меня косились, не отваживаясь при мне присесть над унитазами и пританцовывая от нетерпения.

Подхватив штаны, я вышел в коридор. Они стали тяжёлыми и с них капало. Я поймал за рукав пробегавшую мимо медсестру: "Помогите мне, пожалуйста, я случайно в штаны написал нечаянно!" - "Что ты, мальчик, у меня руки стерильные, я сейчас нянечку пришлю!"

Приближалось обеденное время, и в коридоре появлялось всё больше и больше детей. Две маленькие девчонки остановились напротив меня и стали внимательно меня рассматривать. Затем девочка лет десяти, какая-то измождённая и замотанная в платочек, несмотря на жару, притащила за руку совсем маленькую сестрёнку, лет четырёх, поставила её прямо напротив моего живота и стала что-то вполголоса объяснять, показывая пальцем на мой писюн и яички.

Показалась старая толстая нянька. Она держала в одной руке какую-то тряпку, а другой тащила за ухо совершенно голого пацана. Он был пониже меня ростом, зато значительно плотнее. "Ах вы, ссыкуны проклятые! Ещё один обоссался! Нету у меня больше пижам, хоть режьте - нету!!!" Она забрала у меня мокрые штаны, поставила пацана рядом со мной и сказала: "Вот так и стойте здеся, ссыкуны паршивые, засранцы голожопые!" - и куда-то ушла. Я растерялся совершенно, и стоял в позе "руки по швам" - за всю мою короткую жизнь меня никто так ещё не ругал, да и без штанов перед кучей девчонок стоять никогда не приходилось. Мой же товарищ по несчастью почему-то старался двумя руками прикрыть свой писюн. Меня это сильно удивило - по моему мнению, голая попа была гораздо более стыдным местом.

Проходившие мимо нас пацаны обычно лишь ненадолго останавливались, гигикали и бежала дальше, а вот девчонок становилось всё больше. Соответственно количеству возрастало и их нахальство - если сначала они просто старались заглянуть пацану между ног, не касаясь его, то теперь одна из них стала просто тянуть его за руки, чтобы увидеть получше, что он там прячет. Наконец-то он не выдержал: "Ну что уставились-то? Писюна никогда не видели? Завидно вам?" - он убрал руки за спину: "А вот так можете?" - он стал быстро вертеть бёдрами вправо и влево, отчего его писюн с яичками замотылялись и стали смешно шлёпаться о тело. Девчонки засмеялись. Тогда он стал вертеть писюн руками, вытягивать его и всячески вихляться. От таких манипуляций его стручок почему-то стал расти прямо на глазах, и заторчал прямо вперёд слегка крючком. Тогда пацан выпятил его и стал двигать кожицу на нём назад и вперёд. Вдруг из кожицы выскочил почти красный шарик с дырочкой посередине. Девчонки дружно рассмеялись. Пацан, похоже, и сам опешил, он стал запихивать шарик назад под кожу, но ничего у него не получалось. Девчонки уже покатывались со смеху.

"Это что здесь за концерт?" - спросил мужчина в белоснежном халате и высоком колпаке. Какая-то девчонка пискнула: "Это двое мальчишек уписались, и их в угол поставили!" "Прекратить немедленно! Все - марш по палатам, и вы, двое - тоже!" Сгорая от стыда, я голяком побежал к себе на первый этаж.

"Эй, дитё, ты куда - здесь женская палата!" - дорогу мне загородила какая-то незнакомая тётка. "Да это свой, тёть-Нин! Он у нас временно, а то детей совсем класть некуда!" - крикнула Катя. Я быстро юркнул под простыню, и только сейчас заметил, что на моей голове всё ещё красуется Кешкин газетный шлем. Я его быстренько снял и положил на тумбочку.

[VladMM]

ЭПИЗОД 5. В ДЕВЧАЧЬЕЙ ПАЛАТЕ.

К соседней, бывшей Наташиной кровати подошла тётка в распахнутом халате на голое тело и повернувшись ко мне передом, а ко всем остальным женщинам задом, вдруг вытащила из своей письки какую-то окровавленную тряпку. Я испуганно спросил: "Ой, тётенька, а вы что - после операции?" - "Дитё, а ты как здесь?" - растерянно спросила тётка. Опять выручила Катя: "Ну мы же вам говорили, что нам мальчика подкинули, пока в детской палате места не освободятся!" Женщина пришла в себя, запахнула халат и уже спокойно ответила: "Не бойся, детка, это просто болезнь такая - она не сильная! У меня уже проходит, завтра будет всё нормально!" Вторая новая женщина с вызовом проговорила: "Да, девчата, как у нас был всю жизнь бардак, так, наверное, никогда и не кончится! Ну ведь могли хотя бы уже девочку положить, если местов у них нету - а зачем пацанёнку всё это видеть? А нам куда прятаться? Вот бля... ... ... ... , ихнюю мать... ... ... ... ... ... ... ... ... ... . . по... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... тудыть!" "Нет, нах... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... . , ... ... ... . . , ... ... ... ... . в жопу... ... ... ... ... ... ... ... ... . в качель... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...!!!"

"Женщины, ну зачем же вы так?! - огорчённо сказала медсестра Зиночка, заходя в палату - Забираю вашего Уткина! А взамен вам две красавицы - почти взрослые, у них уже у самих месячные!" Стоявшие за ней две большие девочки сначала засмущались, а потом стали знакомиться с женщинами из палаты. Я поманил Зину пальцем: "Можно на ушко сказать? - У меня штанов нет!" - "Ох, горюшко ты моё, да как же так?" - "Да вот, случайно описался!" - "Ну что же делать, мне тебя надо срочно перевести в верхнюю палату, до тихого часа! Ладно, штаны я тебе потом принесу, а ты пока полежишь тихонечко, договорились? Держись за шею! Девочки, помогите быстренько его вещички собрать!" - Зина завернула меня сразу в две простыни - на которой я лежал, и которой укрывался, и подхватила на руки. Катя и ещё одна девушка быстро собрали мои вещи и сложили в наволочку.

Никогда не думал, что девушка может быть такой сильной. Зиночка легко взбежала на второй этаж со мной на руках, зашла в какую-то палату и плюхнула меня на койку, стоявшую почти напротив двери. Катя быстренько разложила мои вещи в тумбочке, вместе они ловко расправили подо мной простыню и убежали, крикнув на прощание: "Не скучай, Утёнок!" Я стал осматриваться по сторонам.

Новая палата мне показалась просто огромной. В центре помещения койки стояли по четыре, проходы между квартетами коек перекрывали тумбочки. У стен койки стояли парами, между ними - неизменные тумбочки. В длину я насчитал пять или шесть "квартетов" коек. Таким образом в палате было два больших прохода, а вот из одного прохода в другой попасть было не пройти, мешали тумбочки. Как потом выяснилось, для расшалившихся девчонок преградой это не являлось, они прыгали по койкам или пролезали под ними запросто. Дверь находилась прямо напротив прохода, слева от двери к стене был придвинут стол с какими-то склянками, накрытый белой скатертью, около него стоял стул. В углах вдоль этой же стены стояло всего по одной койке.

Я ещё никогда не был среди такого количества девочек, тем более один, и слегка оробел. Когда меня принесла Зина, в палате было человек десять - для такого помещения чуть ли не пусто. Но вскоре она заполнилась девчонками разных возрастов и размеров. Появилась незнакомая молодая, но очень толстая нянька, и прокричала: "Девочки, писать и спать, писать и спать!" Она уселась на стул, расставив ноги, и стала обмахиваться газетой.

Девчонки стали раздеваться и укладываться. Как и у меня, ни у одной из них не было под пижамками ни трусов, ни маек. Наискосок от меня на койке в углу почти взрослая чернявая девочка сняла пижамную куртку, под которой у неё оказались не очень большие, но уже вполне женские грудки. Когда она сняла штаны, то сразу бросился в глаза чёрный пучок волос внизу её живота, ярко выделявшийся на фоне очень белой кожи. Она легла, до пояса укрылась простынёй и стала читать книгу.

Однако меня почему-то гораздо больше интересовали не крупные сиськи, а мои ровесницы или девчонки ненамного старше меня; как раз их-то здесь и было большинство. При виде их писек и попочек у меня внизу живота стало появляться какое-то удивительно сладостное чувство, а мой писюн твердел и начинал слегка торчать вперёд.

На соседнюю койку плюхнулась голенькая девчонка: "Привет, тебя как зовут?" - "Дима!" "Дина? - переспросила она, - а меня - Оля! Ты в какой класс ходишь? А я уже второй окончила!" Девчонка села на своей койке по-турецки, повернувшись ко мне. Её писька раздвинулась, внутри неё прятались какие-то складочки, похожие на моллюска в раковине. "А у тебя что - гланды? Тут почти у всех гланды, а вот у меня гайморит был, да ещё с осложнениями, мне его уже выдолбили, завтра выписывают!"

В это время нянька стала ходить по проходам, приговаривая: "Все пижамки вешайте на спинки кроватей! Кого увижу в штанах - косы повыдергаю!" - "Во, Нинка даёт! У нас вот косичек нету, так она всё равно за волосы дёргает - знаешь, какая злая! Так что ты уж пижамку повесь!" - сказала Оля, но сама неловко повернулась, и её штаны упали на пол. Оля стала доставать их, не слезая с койки, сильно оттопырив зад, и чуть сама на свалилась: "Ой, держи, держи!" Я вовремя успел схватить её за ноги, при этом уткнулся лицом прямо в девчачью попу. Хорошо, что это место недаром мягким называется, а то расквасил бы себе нос. Самое интересное, что теперь и её писька была отлично видна сзади.

Оля достала штаны и развесила их на спинке кровати. Я тоже повесил свою курточку. Вдруг нянька споткнулась о какую-то малышку, вылезавшую из-под кровати: "Тю ты, засранка, ты чё там делаешь?" - "Я штанишки уронила и не могу достать!" - "Где, горе моё?" Нянька сильно нагнулась, полы её халата сзади разошлись, и стал виден кусок толстой голой попы. Оля толкнула меня в бок: "Смотри, Нинка опять без трусов! Не будем ей говорить, она злая - пускай все видят! А вот завтра Лёля будет, она хорошая!" Наверное от того, что пришлось нагибаться, нянька не на шутку разозлилась, и, бросив штаны на кровать малышки, заорала: "А ну-ка прекратить разговорчики! Всем спать!"

Я перестал спать днём наверное лет с двух, ну просто абсолютно не мог. Да и большинство девчонок спать, похоже, не собирались, лишь некоторые малышки уже мирно посапывали, несмотря на крики няньки. Я просто лежал под простынёй и глазел по сторонам. Оля тоже лежала смирно, но поверх простыни: "А я ни за что не буду укрываться - так жарко! И ни мух, ни комаров нет - укрываться-то зачем? Нет, ты уж лежи под простынёй, тебе же ещё операцию не сделали? Мне вот тоже до операции всё время холодно было, девчонки все потеют, а я согреться не могла! Мне даже разрешили курточку не снимать. А теперь мне так понравилось голяком спать, что я дома тоже буду! У меня есть старший брат - всего-то на год старше, так ему почему-то разрешают голым спать, а мне нет - "гайморит-гайморит", а ещё - "ты же девочка - ты же девочка"! А девочкам что - не жарко, что ли? Ну теперь вот я им всем скажу - в больнице все девчонки голенькие спят, и с гайморитом и все, а это медицинское учреждение, между прочим! (И откуда она такие слова берёт? Всего-то на два года старше меня, а уже столько знает!) А у меня теперь НЕТ гайморита - так что уходите и отстаньте!"

Нянька подошла к нам, и Оля замолчала, притворно закрыв глаза. Но как только Нинка повернулась к ней задом, поправляя упавшую простыню на соседней койке, Олька очень удачно потянула в стороны полы её халата, так что почти вся нянькина попа стала видна. Я заметил, что некоторые девчонки зажимали себе рты, с трудом сдерживая смех, но сама Нинка ничего не заметила. Ко всеобщему сожалению, эта хохма продолжалась недолго - Нинка уселась на стул, и прикоснувшись к его деревянной поверхности голым задом, оправила халат. Правда, она тут же задрала подол спереди чуть ли не до пупа и с задумчивым видом стала чесать себе волосы между ног.

В это время одна полусонная девчонка села на койке, и стала натягивать штаны. Нянька аж встрепенулась: "Ты это куды намылилась?" - "В туалет!" - "Ты что - новенькая? В тихий час - никаких туалетов, никаких хождений по коридору, только здесь можно писать, на судно!" Она вытащила из-под стола довольно большой кремового цвета эмалированный сосуд, края которого довольно широко загибались внутрь и образовывали что-то вроде сиденья унитаза, но только значительно длиннее. В него могло поместиться, наверное, не меньше двух вёдер какашек.

Нинка поставила судно на середину свободного пространства палаты, прямо напротив моей койки. Девчушка всё так же в полусне сняла штаны, взгромоздилась на судно, стараясь не провалиться внутрь, и медленно пописала, зевая. Вставая с судна, она чуть не упала, так как с трудом могла расставить ноги настолько широко.

Не успела малышка отойти, как к судну приковыляла полусонная высокая бледная девочка с нездоровым румянцем на щеках. Её вьющиеся кольцами очень светлые волосы были заплетены в косу, горло чем-то замотано. Грудки остро торчали вперёд, внизу живота курчавился светлый пушок. Широко расставив ноги, девчонка стала писать стоя, даже не согнувшись. Нинка шикнула на неё: "Ну только набрызгай мне, паршивка!" С неожиданной энергией моя соседка Оля привстала на койке и злобно прошипела: "А ну, приземляйся быстро, коза, не вздумай сиденье обсикать - нам потом как садиться?!" Под двойным натиском девчонка стала приседать, не переставая писать, но поскользнулась, и довольно много мочи попало не только на судно сверху, но и на пол. Нинка уже почти в полный голос засипела: "Ну вот, я же говорила! Бери швабру, поганка, вытирай за собой!" Голая девчонка неловко взяла швабру и стала неумело елозить ей по полу. Она сильно ударила по судну, чуть не расплескав его. "Вот же х-ва интеллигенция, руки из жопы, что ли, растут?" - Нинка выхватила швабру из рук вконец растерявшейся девчонки и быстро завершила протирку, а затем уже другой тряпкой вытерла судно сверху.

Тут к судну подошла, наверное, самая старшая девчонка из палаты - ростом даже чуть выше Нины. Она тоже была совершенно голая, с большими грудями. Внизу её живота рос офигенный пучок длинных и торчащих во все стороны волос. "Алевтина - и ты туда же, совсем потерпеть не можешь? Как только тихий час - всех посикота разбирает, выливай потом за вами!" - "Какой тут потерпеть, мне же мочегонное дают! Я сама уже заебалась каждый час на горшок бегать!" Алевтина присела, не дотрагиваясь, однако, до судна, и разразилась мощной струёй - в судне аж зашипело. Но больше всего меня удивило, что когда она встала, то вытерла письку бумажной салфеткой. Когда попу вытирают - это понятно, но чтобы на письку бумагу тратить - такое я видел впервые. Это же сколько салфеток надо?

После Альки ещё несколько мелких девчонок подходили и писали, но мне уже надоело на них смотреть, и я повернулся на другой бок. Однако представшая передо мной картина заставила меня снова широко открыть глаза. Оля так и лежала не укрытая, слегка расставив ноги и согнув их в коленях. Средний палец левой руки она слегка засунула в свою письку и ритмично им шевелила. Глаза её были полузакрыты, рот приоткрыт. Вдруг Оля стала слегка постанывать. Мне сначала показалось, что она стонет от боли, но затем я увидел на её лице блаженную улыбку, не вытерпел и спросил: "Оля, что с тобой?" Она открыла глаза, слегка смутилась, но даже не вытащила палец из своей письки: "А ты что - маленькая, не знаешь? Все девчонки так делают, это же приятно! Вон, на Наринку посмотри!" Взрослая чернявая девчонка в углу, похоже, занималась тем же самым, только под простынёй. Соски её грудей стали большими и торчащими. "Нет, а что же ещё делать, если Нинка даже читать не разрешает?! Да ты тоже попробуй - хочешь, покажу? Я сама, правда, только недавно научилась!" - "Ой, нет, спасибо, это я просто так спрашиваю!" - "Ну - не хочешь, как хочешь! Дай тогда мне закончить!" Оля опять прикрыла глаза и заработала пальчиком, пошире раздвинув ноги.

В коридоре послышались голоса и топот бегущих детей. Тихий час, похоже, истёк. В палату влетела Зиночка и с ходу бросила штаны на мою кровать: "Держи, Утёнок! Сидорова, Манукян, Резоева - в процедурную! Девочки, не расходитесь, Сейчас Таня придёт!" Все начали быстро одеваться, я тоже надел штаны. На меня никто в это время не смотрел, и девчонки так пока и не заметили, что я мальчик.

Новые штаны оказались очень длинными и широкими. Правда, резинка была хорошая и как раз по моей талии. Оля сказала: "Да ты закатай штанины, посмотри - все так делают!" Я закатал штаны выше колен. Так действительно оказалось гораздо удобнее.

Пришла медсестра Таня и забрала кое-кого на процедуры, а остальных отпустила гулять. Оля схватила меня за руку: "Родительский час скоро, к тебе придёт кто-нибудь? Побежали!"

Бабушка уже меня ждала в зале свиданий. Несмотря на жару, она сильно огорчилась тем, что я был без курточки, и послала меня одеться полностью. Потом мы долго гуляли с ней по лесопарку вокруг больницы, она обо всём меня расспрашивала, постоянно охая и ахая. "Бабушка, ты принеси, пожалуйста, моего зайчика, а то я лягушонка потерял, один ёжик остался!" - соврал я. Больных стали звать на ужин, и мы с бабушкой распрощались.

На входе в столовую меня перехватила Таня: "Это ты Уткин? Ну наконец-то! Сегодня тебе можно только компот, а перед сном выпей таблетку, я тебе на тумбочку положила, только не забудь - ну да Маша тебе ещё напомнит!"

К этому времени почти все дети уже поужинали. Я быстро выпил компот и пошёл в туалет. Около него с явным нетерпением толпилось не меньше двух десятков девчонок, но почему-то редко какая из них решалась зайти внутрь. С лёгким недоумением я вошёл в туалет. Там были, в основном, пацаны. Лишь три маленьких девочки оседлали горшки и ещё двое, постарше, сидели рядышком над унитазами и тихонько какали, как-то съёжившись и стараясь не смотреть по сторонам. Мальчишки тоже реагировали на присутствие девчонок по разному. Некоторые сильно стеснялись, старались отойти от девчонок подальше и писали боком, норовясь прикрыться. Другие же, наоборот - нарочно демонстрировали девчонкам свои писюны и яички. Один из них спустил штаны ниже колен, стал перед малышками и задумчиво теребил свой отросток. Две девчушки отвернулись, а третья буквально пожирала его глазами, открыв рот и чуть не падая с горшка. Большинство же мальчишек делали свои дела, не обращая на девчонок абсолютно никакого внимания, как будто их здесь и не было. Так же поступил и я - подошёл к унитазу и спокойно пописал.

Лишь только я убрал писюн, как в туалет демонстративно широко распахнув дверь и ведя за собой девчонок, ворвалась Алевтина: "А, это ты здесь коноводишь, Коршунов? Зачем это вы наш туалет заняли, почему девчонок не пускаете?" Коршуновым оказался высокий, не ниже Алевтины пацан с забинтованной головой. Он как держал свой длинный писюн в руке, так и повернулся к девчонкам: "Это кто же вас не пускает? Ну кто, ну покажите? А мы тоже люди, и этот сортир такой же наш, как и ваш! Это раньше мы на третий этаж бегали, а теперь там что-то засорилось, и два дня унитазы менять будут, так что мужики теперь сами аж за больницу бегают, а там сортир маленький, всё время очередь, да и темно!" - "В свой ходите, в своём конце! Подождёте, не усрётесь!" - "В какой такой свой! Там один всего унитаз был, так и его дедок костылём разбил вчера! У них же теперь сортира нету, а на улицу ему идти далеко с поломанной ногой, так он к нам пришёл, да костыль как уронит, козёл! А ты чё вообще выступаешь? Мне мочегонное дают, так я каждый час бегаю, ждать никак невозможно!"

Во время всего этого разговора пацан неторопливо тряс своё писюн, привычно стряхивая последние капли. "Да брось ты свою пипиську теребить, мне тоже мочегонное дают, не могу больше терпеть! Быстро идите отсюда нафиг, а то всем накостыляю!" - заорала раздосадованная Алька. Она покраснела от натуги, слегка приседала и пританцовывала. "Ах, так!? - возмутился в свою очередь Коршунов, - Что-то мне срать захотелось!" Он спустил штаны и уселся над свободным унитазом, пошире расставив ноги. По всему было видно, что уходить он отсюда не собирается. "Да ну вас всех к чертям собачим!" - почти плача, неестественно высоким голосом крикнула Алевтина, сняла штаны и уселась рядом с Коршуновым. Вырвавшийся из неё поток разрядил обстановку - девчонки и мальчишки вперемешку стали подходить к освобождающимся унитазам и писать по очереди, особо даже и не пялясь друг на друга, и лишь изредка исподтишка стреляя глазами. Довольно быстро очередь рассосалась.

[VladMM]

В коридоре злая Нинка держала за ухо всклокоченную девчонку лет десяти: "Быстро сымай штаны, ссыкуха! Это не ребёнок, это прорва какая-то - третий раз уже уссыкается! Всё, будешь теперь голяком ходить - ну нету больше пижам, НЕТУ! Рожу я их тебе, что- ли? Прачечная не работает какого-то рожна, а руками это же и за год не перестирать! До чего докатились - сегодня положили ребёнка в домашней пижаме! У-у-у, зараза!" - Нинка ткнула мокрыми штанами прямо в лицо девчонки и ушла.

Голая девчонка была на мой взгляд красивой, и я невольно ею залюбовался. Попка у неё была кругленькая и плотная, ножки - длинными и стройными, между ними её писька была видна как на ладони. Стриженные волосы обрамляли довольно симпатичную мордашку, правда, слишком бледную и с тёмными кругами вокруг глаз. Вдруг она сказала хриплым голосом: "Что пялитесь, б-ди? Пошли вы все на х...!" - и оттолкнув какого-то мелкого пацана, забежала в нашу палату. "А что такое нах...?" - спросил я стоявшего рядом мальчишку, но он лишь неприятно заржал и ничего мне не ответил. Я почувствовал, что сильно устал, пошёл к себе, разделся и накрылся простынёй.

На койку, стоявшую в ряд с моей, положили новую девочку лет пяти - шести. Одета она была в невиданную роскошную пижаму с яркими клоунами. Она вынимала из сумочки красивых кукол и раскладывала их на койке. Естественно, большинство девчонок нашей палаты в возрасте от 5 до 10 лет прибежали рассматривать эти чудеса. Почти все они уже "приготовились ко сну", то есть были без штанишек, и у меня аж в глазах зарябило от их писек и попочек. Они окружили новенькую плотным кольцом.

В палату зашла очень толстая нянька: "Девчата, все умылись? Пижамки сымайте, скоро свет погашу!" Тем временем новоприбывшая девочка подверглась перекрёстному допросу. Отвечала она с неподражаемым достоинством, растягивая слова: "Меня зовут Юля, мой папа работает в обкоме. И дедушка тоже! А второй дедушка у меня - генерал! А мне что - тоже пижамку снимать? Я дома всегда в пижамке сплю!" - "Конечно, снимать! Здесь нельзя в пижамке!"

Юля тоже сняла курточку, а затем и штаны. Под ними у неё оказались ярко- розовые шёлковые трусы. Девчонки вытаращили глаза, а затем дружно накинулись на Юлю: "Ты что, ты что? Снимай, скорее снимай, здесь трусы нельзя, как это тебя в приёмном покое пропустили?" Юля послушно сняла трусы и засунула их подальше в тумбочку. Без одежды она оказалась совсем некрасивой. Толстый, в складках, живот; вся попа в красных пупырышках, кривые ноги, маленькие поросячьи глазки - короче, трудно было найти в палате менее симпатичную девчонку.

Подошла Алевтина, тоже уже без штанов, и, почесывая волосы внизу живота, спросила: "Слушайте, девчонки - мне Таня сказала, что в нашу палату должны мальчишку положить, а где же он? Опять, что ли, накололи?" Я даже и не понял, что речь идёт обо мне - несмотря на девчачий гам, я сладко заснул.

Проснулся я не сразу. Сначала пробудились мои уши, они услышали громкий шопот: "Люда, иди мальчика смотреть!" - "Ой, а что у него между ногами-то?" - "Ну ты ваще дура, мальчишек голых не видела?!" - "Видела, да не рассматривала, нужны они мне! А это что за хоботок - это как шланг, да? Они что ли из него писают?" - "Ну да, ещё руками всегда держат!" "Вот неудобняк! Как же это всё у них в трусах помещается? А эти шарики для чего?" - "А у нас овчарка - пёс Джульбарс, так у него тоже такие есть!" - "Я знаю, мне мама говорила, что у них там детки сидят!" - "Какие детки - ведь малышей тётеньки рожают! Не знаешь ничего, а ещё врёшь!" - "Я вру? А у тебя что - папы не было?" - "Было, он и сейчас есть!" - "Сами вы ничего не знаете! Это когда дяденька с тётенькой спит, то маленькие детки из его яичек переходят к ней в живот, и там вырастают!" - "А я с братиком всё время сплю, и ничего мне не перешло и не выросло!" - "И я тоже сплю с братиком, и всегда без трусов, и ещё купаемся вместе!" - "Ой, дуры, ну и дуры! Мы же маленькие ещё, у нас же пока даже сисечек нету! Вон у Альки уже запросто могут быть детки - вы видали, какие у неё сиськи? Вот если ей с мальчиком поспать, так сразу детки появятся!" - "Ой, девчонки, а дайте, я его пощупаю!" - "Сдурела!" - "Да я тихонечко!" Я почувствовал, что кто-то трогает меня за писюн, и почему-то мне стало очень приятно, даже глаза открывать расхотелось. "Ну как?" - "Да обычная сосиска!" Но тут меня больно ущипнули за яичко, я невольно вскрикнул и открыл глаза.

Я лежал на койке совсем голый, простыня куда-то свалилась. Вокруг расположилось не меньше десятка девчонок, уставившись на мой писюн, а две из них щупали мне мошонку. "Вы это что делаете?" - просипел я, привстав на локтях. Девчонки от меня шарахнулись, а одна из них подбоченилась и пошла в атаку: "А ты почему не сказал, что ты мальчик? Подглядывал тут за нами, да?" Она схватила чьё-то полотенце и шлёпнула им меня по животу: "У-у, отрастил сосиску!" Отношение ко мне изменилось. Некоторые девчонки теперь старались от меня прикрыться, другие просто смотрели косо. Лишь нападавшая демонстративно расставила ноги и выпятила живот вперёд. Я возмутился: "Что ты врёшь, я всем говорю, что я - мальчик, никогда девчонкой не притворялся! Я не виноват, что меня к вам положили, и никого руками не трогал! Чего вы ко мне лезете?!" На шум подошла уже одетая в пижаму Алевтина: "А-а-а, так вот этот мальчишка! Посмотрите, какие волосы отрастил - специально за девчонками шпионить?" - Она больно дёрнула меня за вихор. - "Конечно, я и сообразить не могла, что это не девочка! Вот теперь чтобы всё время отворачивался!" От такой несправедливости чувства во мне бурлили, но я не знал, что делать, и только сжимал кулаки. На глазах выступили слёзы.

К нам подошла голая Каринка: "Вы зачем пацана за писку трогаете? Ты лезла, я сама видела!" - И она отвесила щупавшей меня девчушке подзатыльник. - "Он разве к тебе лез, он тебе писку щупал?" - "А что он смотрит?" - "У него глаза есть, вот он и смотрит! А что ему дэлат? Ты на него зачем смотришь?" - "А потому что он смотрел!" От волнения у Каринки усилился кавказский акцент: "Не смэйтэ малыша абыжат! Он нэ вынават, что его к нам палажылы! Все на одного - не честна!" - "Нет, мы тут ходим без штанов, а он смотрит! Пускай отворачивается!" - "Куда это ему атварачиватса - тут вэздэ дэвчонки! У меня - два брата и две сестры! У дяди Арама - три сына и три дочки! Все в одном доме живём - адыннадцат дэтэй! Папа работает, мама работает - всё равно дэнэг нэ хватает! Кто будет маленьких купать, кто будет им попку вытырат? Пачему вы дуры такие, пачему нэльзя сматрэт? Разве ныкто с братом нэ купался?" - "Я всё время с братиком купаюсь, только он ещё маленький, ему четыре годика!" "И я тоже, только Петьке уже одиннадцать!" - "А мы зато в баню все вместе ходим - и мама, и папа, и я, и братики!" - "Ну и как - нэ пакусались? Нечего на мальчишку нападать! Тем более - он савсэм нэ врэдный! Нэ бойся, малыш, я тебя в обиду не дам!" - Карина ласково потрепала меня по голове.

"Ну и целуйтесь со своим шибздиком, а мне, может быть, стыдно перед мальчишками штаны снимать, не то что некоторым!" - фыркнула Алевтина. "Пачему мнэ нэ стыдна, пачему тэбэ стыдна? Ныкагда пызду нэ моешь - фу, какой запах! Падмыватса будэш - стыдна нэ будэт!" Голая Каринка стояла посреди палаты безо всякого стеснения. Алька аж подпрыгнула: "А ты видела - нет, а ты видела?" - "Да уж видела, я всэга правду гаварю - сколько раз умываешься, никогда штаны нэ снымаеш, как же можна в штанах падмыватса - я нэ знаю!" - "Да пошли вы... .!" - Зазъярённая Алька выскочила из палаты.

"Девчонки, нэ слушайте её, я вам на самом деле правду гаварю! Грязная писька - стыдна, чистая писька - нэ стыдна! Падумаеш - туалет с мальчишками! Ани хатят пысат, мы хатим пысат - какая разница?! Это в штаны - нэ харашо, крават - савсэм нэхарашо, в туалэт - очен харашо! А если какой хачик абыжат будет - сразу меня завите, я даже мальчишек магу пабыт!"

В комнату вбежала незнакомая медсестра: "Овсепян, Уткин - одевайтесь, со мной пойдёте!" - "Да нам ещё в туалэт нада!" - "Это обязательно, я вас сама хотела отвести, только не задерживайтесь!" Мы с Каринкой оделись и вместе пошли в туалет. Там уже было несколько заспанных мальчишек и девчонок. Никто не обращал внимания друг на друга. Каринка заставила меня сесть рядом с собой: "Пастарайся пакакать! Ты на девчонок не обижайся - они дуры! Просто сэйчас дэтэй у людэй мала - у них братиков нет, ума тоже нэт! Голый пацан нэвидила - стесняютца савсэм! Это эрунда! Я тебя в обиду не дам! Эх, поскорее бы только выздараветь!"

Мы довольно долго шли по каким-то сложным коридорам. Меня первого ввели в большую очень светлую комнату с тремя врачебными креслами посередине. В углу комнаты переминались с ноги на ногу человек пять в белых брюках, рубахах, шапочках и масках - лиц видно не было, но мне показалось, что там были и дяденьки и тётеньки. Они сильно напоминали спортсменов перед стартом - электричество было как бы разлито в воздухе, напряженное ожидание, концентрация сил. Одна из женщин села в кресло, меня посадили к ней на руки. Она крепко меня обхватила, так что шевелиться я не мог совершенно; на нас накинули белый балахон с дыркой на уровне моего рта. В мой открытый рот вставили металлические скобы, так что сдвинуть челюсти стало абсолютно невозможно. Затем замелькали шприцы, блестящие инструменты и ОПЕРАЦИЯ началась. Всё это меня настолько оглушило, что я погрузился в какое-то полузабытье, помню только треск разрываемых тканей; не знаю даже, кричал я или нет. Тем не менее, боковым зрением я увидел, что на соседнее кресло усадили женщину в одной рубахе и тоже начали оперировать. Наконец то ли от боли, то ли от обилия впечатлений время для меня совсем остановилось и восприятие притупилось. Помню лишь кровь, переливающуюся изо рта и чьи-то добрые руки (опять женские!) несущие меня в палату. У себя на койке я сразу заснул.

Разбудила меня нянечка: "Давай, малыш, я тебя раздену! Тебе пописать надо, а то ты в кровать надуешь! Щас я тебе утку дам!" Она сняла с меня штаны и сунула мне между ног какую-то штуковину: горшок - не горшок, кастрюля - не кастрюля, а холодная фигня с горлышком. Мою кровать моментально окружили любопытные девчонки. До меня дошло, что надо сделать, и я рванулся встать, но нянька меня удержала: "Лежи-лежи, тебе вставать пока не положено!" Я не писал лёжа, наверное, с младенчества, и у меня долго ничего не получалось. Я уже чуть не плакал от отчаяния, когда мой писюн надулся и разразился, наконец, довольно долгой и сильной струёй, такого я и сам не ожидал. Некоторые девчонки захихикали, две других брезгливо фыркнули и ушли, на лицах остальных читалось сочувствие и удовлетворение. Наконец нянька устало сказала: "Ну что уставились, бесстыдницы? Сил моих уже нет на вас - марш отсюда!"

Пришла медсестра и притащила с собой что-то типа коридорной вешалки, на которой болталась бутылка с жидкостью с выходящей снизу трубкой. Сестра воткнула мне в руку иголку от шприца и подсоединила её к трубке. "Не бойся, малыш, это называется капельница! Ты глотать пока не можешь, поэтому мы тебя так покормим. Только лежи смирно - хорошо?" Она встала, собрала свои штучки и направилась к выходу, но при этом неудачно повернулась, и стащила с меня простыню своей попой. Я хотел ей об этом сказать, но не смог издать ни звука, лишь горло обожгло болью. Встать я не мог из-за капельницы, да честно говоря, скоро и сам забыл про злосчастную простыню. Было не просто жарко, а душно и влажно, я даже потом покрылся.

Я опять впал в полусонное состояние, и лишь с некоторым удивлением отмечал повышенное внимание девчонок. Они стояли вокруг и глазели на капельницу и на мои яички. Внезапно я обратил внимание, что моя правая рука почему-то держит писюн и бессознательно теребит его на глазах у девчонок. От стыда я окончательно проснулся и убрал руку. На соседней койке никого не было. Она была застелена почему-то не простынёй, а рыжей медицинской клеёнкой, на которой лежала тощая подушка. Наверное, Олю выписали, решил я.

Почему-то вдруг мой писюн надулся и стал торчать вверх почти вертикально. Одна девчонка привела подружку, тыкая в него пальцем, и они буквально впились в него глазами, держась за спинку моей койки. Я не догадывался прикрыть его правой рукой, да так и лежал, не зная, что делать. Однако вскоре я заснул опять.

Медсестра сняла капельницу и я проснулся. Ко мне подошла Каринка в короткой пижамной курточке, но без штанов. Её горло тоже было чем-то замотано - видимо, так полагалось после операции. Она слегка потрепала меня по голове и прошептала: "Ну как дела? Ты молодец, почти не кричал! Я - и то орала! Ну, теперь будем здоровые, не горюй!"

На следующее утро я проснулся поздно, все уже ушли на завтрак. Лишь я, Каринка и ещё три девчонки оставались в палате, на наших тумбочках стояли стаканы с киселём и по куску хлеба с маслом. Хлеб никто, конечно, есть не стал, а вот кисель я выпил почти весь, хотя глотать было очень трудно - даже труднее, чем после промывания! Каринка же закашлялась, и опрокинула стакан с киселём прямо себе на грудь. Попытавшись вытереть кисель с пижамной курточки газетой, она только больше его размазала, добавив черной газетной краски. Тогда Каринка сняла курточку, скомкала её, бросила в угол и голяком потопала к раковине мыть руки. Вот странно, волосы у Каринки были чёрные-пречёрные, намного чернее моих - мне казалось, что и всё остальное у неё должно быть темнее, чем у всех. Однако её кожа была белой-пребелой, и кружочки вокруг сосков лишь слегка розовели, не то что тёмно-коричневые соски Алевтины.

Вскоре Каринка заснула, посапывая. Я тоже задремал.

[VladMM]

ЭПИЗОД 6. ЛЕТНЯЯ ГРОЗА.

После операции прошло два дня. Всё это время я был очень слаб и почти всё время спал, как и другие послеоперационные девчонки. Лишь два раза, просыпаясь, неожиданно видел растерянное лицо бабушки, сидевшей рядом со мной на стуле в накинутом на плечи белом халате. Но я даже не понимал толком, приснилась ли она мне, или приходила на самом деле.

Отношение ко мне девочек в палате постепенно изменилось. Никто уже не стеснялся ходить передо мной без трусиков в тихий час или вечером перед отбоем, девчонки запросто писали на судно буквально в метре от моей койки, не обращая на меня ни малейшего внимания и даже не стараясь прикрыться, а многие при этом кокетливо улыбались. Мой писюн их тоже почему-то перестал интересовать, так что я теперь спокойно лежал не укрытый - с каждым днём становилось всё жарче и жарче, пот просто тёк со всех ручьями. А когда однажды я, не дождавшись нянечки с уже привычной уткой, встал и пописал на девчачье судно, на меня вообще никто не смотрел - действительно, эка невидаль - писающий пацан!

Лишь на третий день вечером я впервые почувствовал себя нормально после операции. Лежавшую рядом со мной Олю выписали, и злая Нинка, застилая соседнюю койку больничной клеёнкой, так сильно пыхтела и размахивала руками, что несколько раз задела и меня, отчего я совсем проснулся. Прямо на клеёнку рядом со мной плюхнулась совершенно голая девчонка, которую я уже видел наказанной за описанные штаны: "ЗдорОво, пацан, меня теперь рядом с тобой положили. Светка не хочет со мной спать, да и другие девчонки тоже!"

Она немного полежала молча, но накопившиеся обиды рвались наружу, и девчонка резко повернулась ко мне всем телом: "А разве я виновата, что уссыкаюсь? Не знаю, как это выходит, я просто не чувствую ничего! В школе хорошо, там звонок, я просто иду на каждой перемене в туалет, и всё! Даже если и не выливается ничего - тоже хорошо: значит и на уроке не уссусь! За два года только три раза оконфузилась, да и то никто не видел. Другие девчонки - и то сикались, Машка так вообще на физкультуре в строю четыре раза! А вот дома мне совсем плохо. Часов же у меня нет, откуда я знаю, что пора идти? Ты молчи, молчи - тебе же гланды вырвали? Ну вот - забываю и сикаюсь! Поэтому дома-то я всегда голая хожу, у меня мамка всю одежду отбирает. Если оденусь - сразу бьёт! И брата заставляет меня раздевать. Один раз зимой он мне кофточку разрешил оставить, так мамка ему по морде так врезала - неделю с фингалом ходил! Ну и мне досталось! Не для того, говорит, я вещи покупаю, чтобы они мочой воняли! И на диван я не сажусь никогда - она сказала, что убъёт. Если я где нассу в комнате - тоже отлупит, да ещё мордой тычет! Если её нет - я стараюсь вытереть скорее, чтоб не узнала! Братка тоже бъётся - во, видал?!" - она показала большой кровоподтёк. "Осенью и весной, конечно, плохо, особенно если ещё не топят. Тогда я в половик заворачиваюсь, если никто не видит. Так что от холода у меня всегда сопли. В школе от соплей плохо - на форму капают, и в тетрадки. А ещё голова стала болеть. Я этой весной три раза в обморок падала, так вот меня в больницу и забрали, гайморит выдолбили.

А я уже привыкла голая, иногда и не помню совсем, что без трусов! К брату пацаны пришли - а как я раз стойку на голове пробовала, да смешно мне так, а они говорят - у тебя чо, сестра - совсем дура? А он как даст мне по жопе - пошла вон! Летом я даже гулять голяком убегаю, девчонки мне говорят - ты чё, ненормальная? А я говорю - подумаешь! Я и мальчишек не боюсь, даже если немного старше - как врежу по яйцам, так и отстанут! Лишь бы взрослым не попадаться с голой жопой. Всё-таки девять лет уже - заругают, а то и побьют! Папка-то у меня добрый был, только он пил всё время и пропал куда-то - я ещё и в школу не ходила. Мамка теперь всяких дядек водит, вместе с ними водку пьёт и потом они голые на кровати валяются. Мы с братом уроки делаем, а она только орёт - это подай, то принеси! Мы же все в одной комнате живём, даже кухни нету - общая. У одного дядьки хер здоровый, как колбаса, он мамке говорит: "Не могу при детях!", а она ему - "Да они привыкли давно, ну хочешь - Лизка тебе отсосёт? Лизка, пососи ему х... , он тебе шоколадку купит!" А сама пьяная в жопу! Ты чё, дура? Не буду! - говорю. "Ах, так?! Ты так с мамкой разговариваешь?! Убью ссыкуху!" - Сковородку схватила, как врежет мне по руке - я её месяц потом поднять не могла! Я скорее удирать на улицу, она за мной! Еле её тот дядька поймал! А холодно уже было - ноябрь! Я голая иду, дрожу, плачу, а вдруг навстречу - милиционер! Закричал что-то и ко мне - еле удрала, я-то все подворотни в округе знаю! Домой поздно пришла - дрыхнут уже все. Думала, хоть в ванне согреюсь - а колонка не зажигается! Тётка Танька где-то газ на ночь перекрывает, всё боится, не случилось бы чего. Да, еле согрелась тогда!"

Лиза немного полежала на спине, закрыв глаза, а затем продолжила: "А как-то раз другой дядька говорит: "Иди сюда, ссыкуха, поиграй с моим прибором!" И суёт мне свой хер раздутый. Я его двумя руками взяла, а что дальше делать - не знаю. Гну - он не гнётся, мну - он не мнётся, тогда я начала кожу вверх и вниз двигать, а они с мамкой смеются. "Способная у тебя дочь растёт, через годик-другой вместе гулять будете! На, выпей!" - и даёт мне стакан, а сам давай мамкины сиськи мять. Я думала - вода, как глотну! Так всё во рту и обожгла, это водка оказалась! Я - давай чихать и отплёвываться, а они опять ржут, потешаются. А моему братку одиннадцать, так он уже несколько раз водку пил. Говорит, что только в начале жжёт и блевать тянет, а потом кайфово! Ладно, пойду я, пожалуй, отолью, а то опять под себя нассу!" Лиза встала и голяком отправилась в туалет.

Когда она вернулась, мне удалось собраться с силами и достаточно внятно прошептать: "Лиза, а где твоя курточка?" - "Да у меня её тоже отняли! Я ведь и курточку обоссала!" - "Как это?" - "Да когда штаны отобрали, так я её обвязала вокруг живота, как юбку - всё лучше, чем с голой жопой гулять. Ну и опять, понимаешь, забыла отлить, так что обоссалась, да так неудачно - и сзади, и спереди. А тут как раз старая нянька идёт - та, что с меня вчера штаны сняла! Так она аж слюнями брызгалась, меня прямо по морде мокрой пижамкой била, ну и отобрала, конечно! Хоть бы простыню дали, суки!" - "Лиза, ты возьми мою курточку, она же мне не нужна!" - ещё раз прошептал я, пересиливая боль. "Спасибо, пацан! Да нет, не возьму - и меня застукают, и тебе попадёт! Я уже придумала - вот же у меня полотенце есть, смотри, какое большое! Можно укрыться, а завтра это у меня юбка будет! Только мне пока не холодно!" Лиза перевернулась на живот. "Эх, всё-таки хорошо в больнице, не то, что дома! Сёстры добрые, никто не ругается! И кормят офигенно, да ещё вовремя! А дома, бывает, от мамки днями еды не дождёшься, особенно, когда пьяная! Тогда мы с браткой сами пропитание добываем... Эх, знала бы - куда, так сбежала бы из дому, да только кому я нужна, я же ссыкуха!" - "Слушай, а ты доктору скажи - может быть, тебя вылечат!" - снова просипел я. "А разве лечат от этого?" - "Обязательно и непременно!" - уверенно заявил я, до того хотелось помочь девчонке. "А что, может и правда сказать? Вдруг вылечат - а то не могу же я всю жизнь голая ходить! Мне-то похер, особенно когда тепло, но ведь и холодно бывает!" - От волнения Лиза подскочила и села на койке по турецки. "Всё, завтра же обязательно скажу! Бить же они меня не будут - здеся культурно ведь, а поругают, так с меня - как с гуся вода!" Возбуждённая девчонка ещё долго что-то бормотала, я же опять провалился в забытье.

На следующее утро в субботу обход проходил быстрее обычного. Когда процессия задержалась у Лизкиной койки, девочка густо покраснела, но всё же собралась с силами и сказала громким голосом: "Тётеньки врачи! Полечите меня ещё, пожалуйста - я всё время обсыкаюсь и ничего не чувствую нахуй!" Главный недоумённо посмотрел на одну из женщин в белом халате, и та затараторила: "Понимаете, эта девочка из неблагополучной семьи, у неё хроническое недержание мочи, похоже на дисфункциональное мочеиспускание, осложнённое..." - далее разговор пошёл уж совсем на врачебном языке, и я перестал что либо понимать. Врач насупился ещё больше: "Очень странно, Эмма Васильевна, что мы узнаём об этом в последний день - вы же на выписку её собирались готовить! Кстати, почему ребёнок лежит на голой клеёнке? Я понимаю, какой это груз, но лечить её будем - немедленно переводите в неврологию! Меняйте местами кого угодно - но эта девочка должна лежать там! Далее - узнайте, с кем мне связаться из милиции по её вопросу, подготовьте телефонный разговор после обеда!"

Суббота была сокращённым днём и сестры торопились поскорее закончить процедуры и уйти домой. В палату влетела Зиночка: "Послеоперационные, как у вас со стулом?" - При чём тут стул? - подумал я. В больнице были табуретки, кушетки, даже диваны разные - но вот стульев-то почти и не было! Вслух же я спросил, превозмогая боль: "Послеоперационные - это я с Нариной, что ли?" - "Ну да, и ещё Галя с Наташей. Когда последний раз по-большому ходили, только честно?" (Ну, это я сразу догадался: "по-большому" - значит КАКАТЬ!) - "Да ещё до операции, мы же есть пока не можем много, так и какать не с чего!" - за всех ответила Наринка. "Значит, вчера клизмы вам никто не ставил? - Ладно, опять мне отдуваться - давайте все в процедурную, это совершенно необходимо, а то животы разболятся!" - Ну клизма, так клизма - я уже знал, что это такое, и совсем не испугался.

Однако в детской процедурной было не протолкнуться, Зиночка аж расстроилась: "Нет, так я опять до вечера не управлюсь! Девочки, вы уж побудьте пока тут, а я ребят на третий этаж свожу, там уже пусто. Уткин и вы двое - за мной!" Я и еще двое ребят чуть постарше меня поскакали за Зиночкой. Одеты все были лишь в штаны, старший пацан выглядел толстяком, с его носа свисала большая зелёная сопля. Тот, что помладше был всё равно на пол головы выше меня, очень коротко, почти налысо подстрижен, и при своей худобе выглядел крепышом - вон, какие мускулистые руки, уж если такой ущипнёт, то мало не будет!

Процедурная на третьем этаже оказалась вовсе не пустой: богатырского вида женщина в белом халате натягивала резиновые перчатки, а невысокий плотный дядька смешно прыгал возле кушетки, стараясь снять запутавшиеся пижамные штаны. - "Ой, Нина Васильевна, это вы тут!" - "Зиночка, заходите ради бога, мне только одного больного посмотреть, и я исчезаю немедленно! Ребята, посидите пока!" - Мы дружно уселись на ближнюю кушетку, Зиночка стала наполнять клизмы, а дядька наконец снял штаны и смешно влез на четвереньках на соседнюю кушетку, сильно оттопырив голую задницу. Женщина-врач смазала палец в резиновой перчатке вазелином (я сразу узнал знакомый запах!) и полностью засунула его прямо в дядькину попу! Он же не только не возмутился такому нахальству, но даже как бы подвинулся навстречу руке в перчатке!

"Так, так - чуть прогнитесь! Ну что сами чувствуете - я же давлю прямо на вашу больную железу! Всё запущено совершенно - теперь только операция вас и спасёт, умрёте ведь под забором от разрыва мочевого пузыря!" - "Шо? Ну почему сразу - забор, и какое-такое вы там щупаете? У меня вот действительно горе - не при дамах будь сказано, но на моём половом члене возникли проблемы, я уже не имею шанса, чтобы вы посмотрели мою мошонку, а вы всё время уделяете через задний проход!" - плаксивым голосом ответил дядька. "Это ещё что за новости! Быстро показывайте!" - сказала врачиха и вытащила глубоко засунутый палец из его попы. Дядька слез с кушетки и выставил прямо под нос женщине свой здоровенный писюн. Врачиха сняла резиновые перчатки, и стала щупать дядькины яички, одно из которых было просто огромным, намного больше другого. Увлёкшись прощупыванием, она стала двигать кожу на здоровенном дядькином писюне, и в процедурной резко завоняло чем-то противным: "Фу, Малкин, ну почему вы не промываете под крайней плотью?" - "Нет, я вас умоляю - это где же я могу совершить туалет в вашей прекрасной больнице с разбитыми унитазами? Уже третий космонавт готов к полёту, но сортир у нас во дворе, умывальники на свежем воздухе вместе с женщинами и детьми, а я ж таки потею как боцман!"

Врачиха продолжала щупать дядькины яички: "Зиночка, вы ведь студентка? Подойдите-ка сюда, это просто случай из хрестоматии!" - "Нина Васильевна, у меня стажа не хватает, я в следующем году только буду поступать!" Повернувшись к нам, девушка даже залилась румянцем: "Но я ведь на педиатра хочу, по детским болезням!" - "Так поэтому я вас и зову - если бы эту патологию выявили в детстве, то медикаментозно бы всё выправили, а сейчас - только под нож, да и то успех не бесспорен!" Красная от стыда Зиночка подошла к дядьке и стала послушно рассматривать его писюн. "Нет, вы уж пощупайте мошонку, ни в каком институте таких пособий не найдёте, а книги - они и есть бумага, это надо чувствовать - вот лимфатические узлы гипертрофированные вам о чём говорят?"

Самое интересное, что дядька не только не постарался прикрыться, а гордо выставлял своё хозяйство женщинам на обозрение, на его лице даже проступила какая-то блаженная улыбка. Врачиха же нарочно или нечаянно старалась всё показать не только Зиночке, но и нам троим, сидящим буквально рядом на кушетке. Разумеется мы смотрели во все глаза, а стриженный пацан аж рот разинул. Зиночка послушно прощупала дядьке между ног, отчего он только шире заулыбался, обнажив жёлтые зубы.

"Семён Владиленович?" - "Да можно Владимирович!" - "Это не моя вина, что вас так запустили, я всё это вижу в первый раз! Так что оперировать вас во вторник не будем - нужны дополнительные анализы и снимки! И операция предстоит более сложная - только требование категорическое: я иду на преступление, но отпускаю вас домой на выходные - хоть в бане, хоть в пруду, хоть на площади - но промойте всё под крайней плотью! И советую лобок побрить самостоятельно - у нас тут условия вы сами видите какие! Бритвы старые, сёстры нищие! Со мной сейчас пойдёте, и получите свою одежду!" Дядька просто просиял: "Ниночка Васильевна, да я тише воды и ниже клевера! Как сказали, так Сёма и сделает, в самом лучшем виде!" - От возбуждения дядька с трудом натянул пижаму и вприпрыжку выскочил из процедурной вслед за врачихой, а Зиночка наконец занялась нами вплотную: "А ну, гвардейцы - штаны долой и на кушетки боком! Это у нас Уткин, Сидоров - а ты кто?" Стриженый пацан снял штаны и неожиданно тоненьким голосом как-то сдавленно пропищал: "А я - Капустина Катя!" Я невольно обернулся и увидел уже знакомую девчачью щелку между ног и никакого писюна! - "Вот незадача - так ты девочка?" - И без того розовая Зиночка совсем покраснела от конфуза: "Ну ты не испугалась, маленькая - это ведь сильно больной был мужчина!" - "Да чего тут страшного - интересно даже! У моего папки - совсем не такие яички! А у братиков пиписьки совсем маленькие! Я вот тоже вырасту и буду доктором!" - "Ну и хорошо, солнышко - подставляй попку!" Зиночка ловко вставила Кате клизму и перешла к толстому пацану, у которого писюн почему-то надулся и торчал торчком. Я опять удивился, а Зиночка просто всунула ему шланг в попу как ни в чём не бывало. Я уже несколько раз видел здесь в больнице такие раздутые писюны и решил, что раз никто не обращает на них внимания, то это совершенно нормально.

[VladMM]

После клизмы я почувствовал себя намного лучше и вернулся в палату повеселевшим.

Становилось всё темнее и темнее. Было не просто жарко, а очень душно, как бывает перед грозой у нас на юге. Тяжёлый влажный воздух совершенно не двигался, накопленное в нём электричество шибало в головы. "Сегодня прогулки не будет - видите, какая страсть надвигается?" - объявила нянечка. "Все гуляем в коридоре!" Где-то вдали засверкали молнии, раскатисто загремел гром.

Становилось всё жарче. Одеваться после обхода никто не спешил. Полусонные девчонки так и бродили по палате без штанишек, многие сделали себе подобие вееров и пытались обмахиваться. Но пот тёк со всех буквально ручьями. Карина встала, да так голяком и потопала в туалет. Никто её не остановил и не удивился.

В палату влетела сестра в совершенно мокром халате: "Алевтина, ты одна осталась! Ну не задерживай людей - бегом марш на процедуры!". Алька стала ныть: "А в чём я бегать должна? Не могу я вашу пижаму надевать, в ней жарко! Вот, посмотрите - я только на завтрак сходила, а всё совсем мокрое! Почему у вас маек нету?" - "Щербакова, ну ты же уже большая, что же ты нервы мне мотаешь? Я бы сейчас и сама догола разделась - но надо же работать! Кто ж виноват, что духотища такая!" - "Большая-большая! Потому и жалуюсь, что большая! Мелюзге-то что! А я вот соски растёрла - тут какой-то шов на вашей пижамке, посмотрите! И вот ещё!" "Ох ты, горюшко! Да как же тебя угораздило? Сейчас я всё обработаю! Слушай, полотенце ведь у тебя есть? Смотри - вот так на шею вешаешь и на груди расправляешь! Я на море так ходила - лифчика нет, а никто не видит! Ну пойдём же, ждут нас! И в палате потом не одевайся, пусть подсохнет!"

"Нет, девки, вы видали? Я теперь тоже буду в полотенце ходить, а то задолбала эта пижама! Придумали тоже - байковая одежда по такой жаре! Это у них летняя считается!"

Я встал и впервые после операции самостоятельно пошёл в туалет. Вначале голова опять сильно закружилась, но я немного постоял и двинулся дальше. В коридоре было необычно людно. Мне навстречу шли две старшие девочки не из нашей палаты в интересных костюмах: из полотенец они сделали юбочки, а длинные волосы распустили и перекинули себе на грудь, так что соски оказались прикрытыми пушистой волной. Все остальные девчонки провожали их восторженными и даже немного завистливыми взглядами.

Вдруг по коридору пробежали три совершенно голых пацана, искусно лавируя между детьми, и скрылись за дверью туалета. "Девчонки, гляньте! У седьмой палаты всю одежду отобрали!" - "Ух ты! А почему?" - "Да они вчера пошли на пруд черепах ловить, так перемазались все с ног до головы! И к отбою опоздали, даже без ужина остались!" В это время из туалета вышла голая Каринка. "Ой, Кариночка, а ты чего без штанов?" Но та лишь показала себе на горло, пробурчала что-то нечленораздельное и пошла в палату.

Когда я выходил из туалета, меня в дверях чуть не сбили с ног ещё два голых пацана гораздо старше меня. За окнами громыхала гроза, дождь лил как из ведра. Однако прохладнее почему-то не становилось, скорее даже наоборот. В коридоре уже несколько девчонок прогуливались в юбочках из полотенец. Одна из них поймала пробегавшего мимо голого пацана: "Миша, Миша - а что же вы полотенцами не повяжетесь?" - "Ага, полотенцами! А они у нас есть? Полотенца-то как раз самыми первыми отобрали - мы стали умываться, а эта зелёная гадость не отмывается ни фига! Я тоже тёр-тёр, а всё равно полотенце потом зелёное стало! Ну Нинка и разозлилась - такое, говорит, и в выварке не отстираешь! А всё этот Вован - Я знаю дорогу, я знаю дорогу! Завёл почти по пояс, мы рады, что вообще хоть выбрались!"

В туалете я пописал и напился воды прямо из-под крана - хотя глотать было всё ещё трудно и больно, но пить так хотелось, и журчание воды так соблазняло, что я не выдержал. После этого мне стало так хорошо, как до операции бывало не часто. Придя в палату я привычно снял штаны и лёг поверх простыни.

Вдруг из коридора в нашу палату девчонки затащили совершенно голого пацана чуть постарше меня. Он усиленно выворачивался, тряся длинным худым писюном, но силы были явно не равны: девчонок было много. "Сюткин, ты это куда так торопишься?" - спросила нахальная рыжая девчонка. "Ой, отстаньте, в туалет охота! Чо привязались?" - "Как это "чо" - ты почему без штанов бегаешь, и не стыдно тебе?" - "А вы сами голяком - это чо?" Все девчонки в палате действительно были без трусов, и уж тем более без курточек - "Так мы-то в своей палате, дурень, сам же знаешь, что на тихий час пижамки надо снимать, а ты в коридоре бегаешь!" - "Ну чо пристали - забрали у нас штаны у всех, так уссаться теперь?" - "Ну зачем же - вот у нас судно есть, вот и посикай!" - "Это что же - при девчонках? Ни за что не буду! Отпустите, идиотки!" - Бедный пацан рванулся изо всех сил, но держали его крепко: "Ах, ты ещё ругаться будешь? А ну быстро сикай, а не то - прямо сейчас отвинтим твою пипиську!" Одна из девчонок действительно схватила его за писюн. "Ай, отстаньте! Фиг с вами, смотрите - чтоб ваши зенки полопались!" - Пацан стал писать в давно уже подставленное судно. Посмотреть на такое сбежалась вся палата, только я с Каринкой, да ещё новенькая соседка остались лежать.

На неожиданное представление девчонки реагировали по-разному. Некоторые, посмотрев лишь мельком, тут же отворачивались с брезгливым видом. Многие равнодушно поглядывали, хихикая при этом, а кое-кто из девчонок чуть ли не носом уткнулись в писающего пацана, стараясь не проронить ни капли. . Вдруг кто-то закричал: "Атас, к нам идут!" Пацана моментально вытолкали за дверь, а судно задвинули. Вошла толстозадая медсестра с капельницей, которую неловко поставила моей соседке. Уронив что-то на пол, медсестра сильно наклонилась, и её юбка задралась сзади чуть ли не до пояса. Трусов на ней не было, и она чуть ли не тыкалась в меня своей толстой попой. Меня всегда удивляло, почему женщины, особенно пожилые, наклоняются, если что-то надо поднять? Ведь гораздо проще присесть! А ещё лучше - просто лечь на живот, да и искать себе спокойненько!

Дождь за окном шумел всё сильнее. Какой там дождь - гроза, ливень, буря! Но и голоса в коридоре становились всё громче, так что девчонки всё чаще с любопытством высовывались за дверь. Я тоже не выдержал, и, забыв натянуть штаны, вышел в коридор.

Я даже не сразу осознал свою голопопость - весь коридор буквально кишел детьми, но ни на ком из них пижамок не было! Почти все были завернуты в полотенца в виде юбочек, а некоторые старшие девочки - ещё и во второе полотенце вокруг груди (Уж не знаю, откуда они добыли вторые полотенца!) Но некоторые маленькие пацаны и девчонки запросто бегали совсем голые, и никто не обращал на них внимания! В коридоре образовалась общая большая игра в ручеёк - все ли помнят такую? Основная задача - найти себе пару, пары берутся за руки и становятся в затылок друг другу, подняв сомкнутые руки и образуя таким образом живой тоннель, по которому пробегают одиночки. Одиночка может схватить по дороге за руку любого; тот, кого схватили, теперь становится членом новой пары и должен бежать вперёд, где они поднимают сомкнутые руки, продолжая живой тоннель. Осиротевший же член разбитой пары теперь должен бежать в начало тоннеля и проходить сквозь него, превратившись в одиночку и стараясь схватить себе в пару кого-нибудь по дороге.

Игра эта - подвижная и азартная сама по себе, а тут ещё своеобразные костюмы участников просто не могли не спровоцировать некоторых пацанов на озорство - пробегая по тоннелю, они по дороге срывали с девчонок полотенца, оставляя тех совершенно голыми. Девчонки ответили тем же, и визг поднялся просто неимоверный.

Лишь несколько старших девчонок и пацанов стыдливо убежали в палаты. Как ни странно, некоторые дети специально сняли полотенца, благо все взрослые куда-то подевались. Даже застенчивая Алевтина распущенные длинные волосы перекинула на спину, выставив свои уже недетские сиськи на всеобщее обозрение. Лишь отдельные девчонки оставили полотенца лишь для того, чтобы сильнее повизжать, а если полотенца с них никто не стаскивал, их роняли нарочно, я сам видел. Совершенно голые пацаны тащили за руки голых девчонок, как будто так и надо! Открыв рот от изумления, я любовался разноцветными волосами на письках старших ребят и девочек.

Вдруг я захотел какать. Забежав за бумажкой для попы, я без трусов потопал в туалет, как будто так и надо. Только успел усесться над унитазом, как вошли две старших девочки не из нашей палаты, быстро размотали полотенца с бёдер и уселись писать: "Людка, а тебе тринадцать уже исполнилось?" - "Да, ешё в апреле!" - "Ой, а мне только через неделю будет! Ну ты теперь убедилась, какой ОН у Соловьёва огромный?" - "Да уж, отрастил колбасину! А в школе - тихий-тихий, пионер и отличник, а сам, похоже, по два раза на день дрочит!" - "Ты-то откуда про него знаешь?" - "Как? Моя лучшая подружка Наташка с ним в одном классе учится!" - "Ах, вот оно что? Ты лучше скажи, как, по-твоему - рассмотрел он мою щелку или нет?" - "Ха, де её вся больница рассмотрела! Ты так ноги задрала, что и слепой увидел бы. Признайся - ведь нарочно на жопу упала?" - "Вот и нет - упала-то не нарочно, а уж ногами специально дрыгала!" - "И не стыдно тебе!?" - "А почему вдруг стыдно? Чем наши писечки хуже ихних сосисок? Да пусть смотрят и завидуют! Слушай, а я хочу его пощупать!" - "Ну ты чо, совсем дура? Ведь серьёзно схлопочешь за такое!" - "Да ну - ерунда! Всё сделаем как будто нечаянно, я уже придумала - я вроде бы опять упаду перед ним на коленки, а ты уж меня толкай тогда на него и убегай! Мне-то и делать ничего другого не останется, как только за него ухватиться!" - "А как это ты упадёшь на коленки? Опять поскользнёшься, что ли?" - "А с меня вроде бы полотенце упадёт, он как раз от моего голого вида обалдеет, нам и лучше! Да не бойся ты, всё ништяк будет!" Девчонки быстро обмотались полотенцами и убежали.

Когда я через пару минут вышел из туалета, игра как-то уже сама собой выдохлась, а полуголые и совсем голые дети столпились у настежь открытых окон, заворожённо глядя на величественное зрелище. Раскаты грома не прекращались ни на минуту, дождь лил как из ведра. Вдруг кто-то зябко поёжился и пошёл надевать пижамку. За ним потянулись и остальные. Как-то незаметно все оказались одетыми в штаны, и лишь несколько малышей продолжали бегать голяком. Я тоже ощутил свою голозадость и пошёл в палату.

Свет не включали, нянька сказала, что в такую сильную грозу этого делать нельзя, а то и молнией может шибануть и всё равно всё перегорит. Было почти темно, и притихшие девчонки улеглись на койки. Где-то недалеко от меня послышался громкий шепот: "Танька, ну Танечка - ты же обещала рассказать, как это - ебаются?" - "Как-как - ну ты вообще, что ли не знаешь ничего? Парень засовывает свою морковку тебе в письку, и двигает туда-сюда!" - "Это и всё? А как же он засунет - писька маленькая, а у них разве это морковки? Это сосисочки мягкие, я сама видела!" - "Видела, да не всё! Они же у мальчишек встают, ну в смысле торчат всегда перед этим!" - "Это как у Кольки Сидорова сегодня? Ну, тогда понятно!" - "И ничего тебе не понятно - у нас тоже писька растягивается, и такая специальная смазка выделяется!" - "А ты откуда знаешь, сама-то пробовала?" - "Ну конечно пробовала!" - "Ой, а с кем? Ну, Танечка, ну миленькая, ну расскажи!" - "Хватит, отстань! Про это нельзя рассказывать никому! Да у нас всё равно не получилось ничего!"

Разговор перестал меня интересовать, и я незаметно уснул под девчачий шепот. 

[VladMM]

ЭПИЗОД 7. ПОСЛЕДНИЕ БОЛЬНИЧНЫЕ ДНИ.

На следующий день, в воскресенье, подъёма на зарядку не было, и все валялись на койках, давно проснувшись. Несмотря на вчерашний ливень, утренней прохлады не ощущалось - камни, дома, асфальт моего города накопили столько тепла, что вся вода, вылившаяся вчера в виде дождя, превратилась в пар. Кто был в наших местах на Кавказе в июле после дождя, тот знает, что это такое - субтропики просто отдыхают, это сплошное Лимпопо и Амазония! Влажность достигла почти 100 процентов, а с ярко-голубого безоблачного неба с самого утра солнце припекало так, как всем проживающим севернее Ростова и ниже 1000 м над уровнем моря узнать не дано, а можно лишь вообразить!

Вместо обычного в это время обхода, к которому я успел привыкнуть, в палату зашла лишь одна женщина-врач с двумя медсёстрами, и сразу же весело и громко объявила: "Дети, у нас сразу две хорошие новости: наконец-то починили прачечную, а ещё мы получили новые пижамки! Мы сегодня вас всех переоденем, только сначала искупаем под душем! Мальчики уже моются, а вы за ними!" - "А почему это мальчишки первые? Мы должны раньше идти! Они там всё забрызгают, и вообще - кавалеры пропускают дам вперёд!" - не утерпела Алевтина. "Девочки - да я двумя руками "за"! Ну просто так получилось! Вода не сразу прогрелась, и мы решили вначале пропустить мальчишек! А сейчас всё наладилось - так что добро пожаловать! Все собирайтесь! С собой не брать ничего - только пижамки! Кто забинтованный - пойдёте в ванну отдельно в друглй корпус, а остальные - в душ, быстренько!"

Девчонки радостно загалдели - ещё бы, ведь предстояли обновки, да и купаться все любили. В это время в палату вошла пожилая нянька в совершенно мокром халате: "Извините, Нина Васильевна, ну дайте нам ещё пару девчат, не справляемся!" - "Хорошо! Зина, Наташа - помогите нянечкам! С мальчиками закончили?" - "Сейчас последнюю палату привели! Больные-больные, а как фулюганить - так всегда пожалуйста! Брызгаются, черти!"

Когда все оделись, нас вывели из корпуса. Душ располагался в приземистом одноэтажном здании на краю большого больничного двора, рядом с котельной, из трубы которой, несмотря на летнее время, шёл дым. Навстречу нам то и дело попадались группы свежевымытых пацанов в новеньких голубых пижамках с нарисованными самолётами, автомобилями и корабликами. Чувствовалось, что ребятам пижамки нравятся. Девчонки завистливо оглядывались и прибавляли шаг. На входе Зиночка нас остановила: "Да не толпитесь вы, я проверю, все ли вышли!" Из дверей душевой доносился знакомый каждому банный запах - влажный и душистый. Вскоре во двор выскочили трое на ходу одевающихся пацана, и нас позвали внутрь. Встречавшая нас пожилая нянька радостно закричала: "Бабы, скидавай репитузы, девчонок привели!" К моему удивлению, все присутствовавшие женщины разделись догола, ни на одной их них даже трусов не осталось, только головы косынками повязаны! Девчонки тоже не заставили себя долго ждать, и быстро поснимали свои штанишки и курточки, причём никто меня уже совершенно не стеснялся, считая за своего.

Вдруг откуда-то появился голый пацан с забинтованной рукой на перевязи, в другой руке он держал пижамку. Очутившись среди голых девчонок, он совершенно обалдел, даже пижамку уронил прямо на сырой пол. На него сразу накинулись со всех сторон: "А ты это как сюда попал? Шпионить за нами захотел? Подглядывать?" Со всех сторон на него посыпались тумаки, и его стали выпихивать наружу. Одной из девчонок удалось сильно дёрнуть его за волосы, бедный мальчишка аж вскрикнул, и из глаз у него потекли слёзы. Так, без штанов, его и вытолкали за дверь.

Партиями нас стали заводить непосредственно в душевую комнату. Она была довольно просторной, посередине с потолка свисало с десяток патрубков с душевыми насадками, никаких перегородок не было. Под каждым душем в полной боевой готовности стояли абсолютно голые (если не считать белых косынок на голове) женщины разного возраста и комплекции, не терявшие времени даром и намыливавшие мочалки. Ещё две молодые девушки ловко подхватывали заходивших девчонок и распределяли их между женщинами. Меня направили к противоположной от входа стене, где плотная грудастая женщина принялась тереть мне спину не теряя ни секунды.

Мой душ располагался совсем рядом с настежь открытой дверью на задний двор; прорывавшиеся в дверь солнечные лучи ярко освещали незнакомую красивую девочку класса, наверное, из пятого, которую ловко намыливала голая Зиночка с белым сестринским колпаком на голове. Зиночку я видел без трусов впервые, и вначале мне показалось, что у неё вообще нет волос на письке, как у маленьких девочек. Но вот она повернулась к свету, и я хорошо рассмотрел, что волосы есть, но только короткие и очень светлые.

Вдруг свет из двери померк. Я посмотрел туда, и увидел три очумевших мальчишеских рожицы, удивлённо пялившихся на голых девчонок. Но буквально в следующий миг подкравшаяся вдоль стены и невидимая для пацанов нянька ловко и быстро залепила по этим мордашкам мыльным мокрым полотенцем. Видимо, мыло попало в глаза, потому что все три пацана дико взвыли на разные голоса и пустились наутек не разбирая дороги, а нянька выскочила вдогонку, агрессивно размахивая своим оружием и нанося удары по чему попало.

"Воюешь, Семёновна?" - рядом с голой нянькой откуда ни возьмись появился дядька в комбинезоне, наверное - кочегар, подумал я. "Ой, Петрович, напугал! Подглядавают, бесстыдники, девчат смущают! А что будет, когда женщин мыть начнём - тут все кобели сбегутся! И дверь закрыть нельзя - ведь задыхаемся совсем!" Сама Семёновна и не думала смущаться, а наоборот, повернулась лицом к кочегару, уперев руки в боки, и как-то кокетливо переваливаясь с ноги на ногу. "Ну дык это я могу покараулить - вам, кстати, лифтёры-то не требуются?" - "Ты чё мелешь, каки таки лифтёры?" Нянька зачем-то приподняла одной рукой свою большую тяжелую грудь, как бы взвешивая её на ладони. "Ну как - лифчик расстегнуть, спинку потереть - мало ли?" - "Глядите-ка, и он туда же - охальничать!" Семёновна хотела и кочегара стебануть полотенцем, но тот легко увернулся, и в свою очередь звонко шлёпнул няньку ладошкой по тугой попе. Девчонки, стоявшие со мной рядом и тоже видевшие этот поединок, дружно захихикали. Погонявшись для порядка за Петровичем, нянька вернулась в душ.

Внезапно рядом со мной раздался вскрик, и я повернул голову. Высокая и худая очень бледная девочка немного постарше меня падала навзничь как в замедленном кинопоказе. Я и моргнуть не успел, как раздался глухой неприятный удар головы о бетонный пол, от звука которого волосы у меня встали дыбом. Я так и не понял - показалось ли мне, и или на самом деле, но в душевой наступила зловещая тишина; все смотрели на неудачно упавшую девочку. Её лицо в мгновение ока приобрело какое-то мертвецкое выражение, всё обнажённое тело моментально стало каким-то жалким и не просто бледным, а сине-зелёным.

Первой очнулась Зиночка. Она рванулась к девочке так, что колпак с головы слетел; очень бережно Зина подняла девочку на руки и метнулась к двери: "Я в процедурную!" - "Куда же ты, хоть халат накинь!" - две женщины успели ловко набросить на плечи Зиночки неведомо откуда появившийся халат, но он тут же свалился вниз, на что девушка не обратила ни малейшего внимания, самозабвенно спасая пострадавшую.

"Ой, бабоньки, да как же это!?" - "Как же - как же, больные ведь они, да ещё дети! Вот и поскользнулась, сердешная - здоровый бы удержался, а дитё хворое - прям на каменный пол затылком!" - "Бабы - будем повнимательнее! Не расслабляемся - ведь надо всех помыть сегодня, а так мы и до вечера не управимся!"

Мывшая меня тётка с таким усердием стала работать мочалкой, что ни на что другое я уже отвлекаться не мог, лишь успевал жмуриться, и уже буквально через минуту оказался в куче голозадых девчонок, получавших пижамки. Подошла моя очередь, и из окошка мне ловко выкинули розовую вкусно пахнувшую пижамную пару. Я оторопел: "Тётеньки, да вы что?!!! Я же мальчик, мне голубую надо!" Из окошка устало высунулась женщина с большими голыми грудями и окинув меня взглядом, сказала: "Красотуля, ну посиди на лавочке - я поищу!" Вскоре ко мне присоединилось несколько девчонок в одних курточках - пижамные штанишки оказались для них слишком малы, и нянечки искали замену.

Нашу палату помыли, в раздевалку гурьбой ввалились другие девчонки и стали раздеваться. Хотя я и привык уже к виду их писек, но теперь опять удивлялся, открыв рот - до чего же они разные! У кого-то уже растут волосики, а у некоторых совсем нету, цвет волосиков тоже менялся от очень светлого до совсем чёрного; у некоторых между ног прятались совсем маленькие, незаметные щелочки, а у других письки были большими и пухлыми, у некоторых старших девочек из щелок сильно высовывались кожистые складки более тёмного цвета, даже у блондинок.

В раздевалку вбежала раскрасневшаяся Зиночка в чьих-то пижамных штанах, но голая по пояс, если не считать какого-то куцего полотенца. Прежде всего, Зина сняла штаны, и выкинула их за дверь: "Володя, лови!" - затем и полотенце последовало туда же, а я как бы впервые увидел совсем не маленькие Зинины сисечки, неожиданно круглые и задорно торчащие вперёд.

"Ну, вроде пронесло - сам Николай Ефремович посмотрел Светланку - отделалась шишкой на затылке, ничего серьёзного, даже сотрясения нет, уже разговаривает! Правда, пару дней ей только лежать - всё из-за слабости получилось, уж больно девочка субтильная!" - Вдруг выражение лица Зиночки из серьёзного стало каким-то игривым и даже озорным: "Я-то даже и внимания вначале не обратила, что стою перед ним голая, как дура - а Ефремыч-то мужчина деликатный, вы же знаете - этой зимой только женился, и виду не показал, как будто так и надо! Только когда всё обошлось, и я назад собралась, он с какого-то парня снял штаны и полотенце мне кинул: "Извините, Зиночка - Володя вас проводит, вы уж ему отдайте пижаму, ну ничего больше нету, всё в стирку сдали!" - "Тоже мне - деликатный, мог бы и свой халат девушке отдать!" - "Ото вы скажете - он тоже голый под халатом, а ведь дежурный врач - это же ответственность, понимать надо! Всегда наготове должен быть, тут ведь всякие случаи бывают! Другой бы просто наорал, да ещё и на смех выставил!" - "Ну шо такое вы говорите, уже скушно слушать! У нас же не какая-нибудь хаботская больница - всё культурно и прилично!"

Постепенно все сидевшие со мной рядом девчонки получили штанишки и ушли, так что когда в раздевалку вошли первые женщины, я сидел в углу совсем один. Конечно же, женщины тоже стали раздеваться, а я не успевал удивляться разнообразию форм и размеров их животов и грудей, волос на письках и ягодичных полушарий. Наконец я не вытерпел и подошёл к окошку с немым вопросом на лице. "Красотуля, иди-ка ты в палату! Ну всё обыскала - нету больше мальчиковых!" - ответила мне всё та же женщина с большими грудями. - "Завтра ещё партию получаем - тогда и заменим, я твою фамилию записала!"

Хотя и не сразу, но я довольно удачно добрался до своей палаты и без сил повалился на койку - слабость после операции давала себя знать. А некоторые послеоперационные девчонки чувствовали себя уже вполне бодро. Каринку и Алевтину решили даже выписать прямо сегодня, несмотря на воскресенье.

Старая нянька забрала у них пижамки, пообещав принести домашнюю одежду. Обе девчонки быстро собрали свои вещички и голяком подошли к моей койке в ожидании выписки. Каринка и Алька были примерно одного возраста и роста, но на мой взгляд Каринка была гораздо красивее. Кожа у Карины была очень белой и удивительно гладкой; светловолосая Алевтина была более смуглой, и покрытой родинками и бородавками. Кругленькая попа и довольно большие грудки-мячики сочетались у Карины с тонкой талией и плоским животиком. У Алевтины же груди по-бабьи свисали вниз, живот торчал вперёд, а талии не было вообще.

Наконец девчонкам принесли их домашнюю одежду. Каринка натянула широкие цветные ситцевые трусы с резинками явно домашнего пошива, а Алевтина оделась во что-то белое, воздушное и кружевное. Сатиновый лифчик Карины был чёрным и большим по размеру; белый полупрозрачный бюстгалтер Алевтины подхватил её висящие сиськи и придал им вполне девственный и округлый вид; Наконец, Каринка надела довольно длинную плотную юбку и какую-то старушечью блузку с рукавами-буфф и сразу сникла, превратившись в обычную армянскую девчонку из небогатой семьи, каких нередко можно встретить в нашем городе, а Алевтина облачилась в легкое короткое по моде платьице из полупрозрачной ткани и буквально на глазах расцвела и заулыбалась.

Всё внимание девчонок из палаты переключилось на Альку: "Алечка, кисонька - ну повернись! Хорошенькая-то какая!" - щебетали девчонки. Алька без устали крутилась, демонстрируя из-под развевающейся юбки красивые трусики, а я ни слова не мог сказать, поражённый происшедшей переменой. Кажется, впервые за свою короткую жизнь я начал понимать, что такое бедность и что такое богатство и как часто то и другое достаётся человеку не по заслугам.

Не успели девочки покинуть палату, как на их места уже привели двух новеньких малышек - вот тебе и воскресенье, подумал я.

Как ни странно, бабушка в этот день ко мне не пришла - старшие девочки объяснили, что посещения родственников вообще отменили в связи с баней и заменой белья.

На следующее утро, в понедельник ко мне вернулся голос. Сладко выспавшись, я неожиданно для самого себя громко и внятно ответил соседке Катюшке, что иду на утреннюю зарядку.

[VladMM]

Прогулка меня взбодрила. Как и все ребята после операции, я не столько делал упражнения, сколько жадно дышал утренним воздухом, как-то по-новому удивлённо смотрел на траву и деревья, лишь для приличия стараясь делать упражнения - настолько прекрасным казался окружающий мир после перенесённой боли и вынужденного лежания в кровати.

Перед обходом я штаны снимать не стал, это мне позволялось как единственному мальчику в палате. Во время обхода моё горло осмотрели, наверное, человек пять, и все чему-то очень радовались: "Это превосходно! Так чисто всё сделать - да это в учебник просится!! А заживление каково?! Всё, казак - выписываем тебя на свежий воздух, только бегай побольше, а фруктов тебе съедать по полной миске каждый день!" Я задумался и спросил: "А фрукты - это только сливы и персики, или яблоки с абрикосами тоже?" Все засмеялись: "Фрукты - это всё, что растёт на деревьях - и вишни, и черешня, и абрикосы, и яблоки, и груши, и алыча, и кизил, а самое главное - виноград не забудь, хоть он и не совсем как бы на дереве!" От восторга я даже не знал, что ответить - алыча с абрикосами это вам не манная каша!

У соседней койки вся процессия надолго застряла, рассматривая сильно покрасневшую Катюшкину письку. "Коллеги, вот как раз удачный повод объявить приказ Горздрава: во второй больнице обнаружен стафилококк, больше двадцати случаев вульвовагинита у девочек! По-хорошему - карантин надо вводить, но вы знаете ситуацию! Никто нам не позволит закрыть больницу ни на минуту! Так что с сегодняшнего дня всех поступающих и выписывающихся - на осмотр к гинекологу, от двух лет и до ста включительно! И немедленно составляем график осмотра девочек - за три дня всех нужно осмотреть!" - "Иван Денисович, вы же сами понимаете - проблема чисто гигиеническая! Дети подмываться сами пока не умеют, да и условий нет, а тут ещё дефицит пижамок! Похоже, что все случаи заражения - от каловых масс! По всем нормам, да и по здравому смыслу в нашем климате ежедневный душ просто необходим - давайте хотя бы для девочек организуем!" - "Как вы себе это представляете, Эмма Васильевна, кто персонально будет этим заниматься? У нас не хватает пятерых сестёр и восьми нянечек! Нет, давайте ещё думать, искать компромиссы!" - Вся врачебная толпа дружно вывалила из палаты - наверное искать эти самые компромиссы (это грибы, что ли, такие? - подумал я), а дети стали неторопливо одеваться, осваивая новые пижамки.

Не успели девчонки надеть штанишки после обхода, как в палату вошла совсем молоденькая незнакомая медсестра: "Девочки - все знают, кто на выписку? Одеваемся и быстренько за мной!". Из нашей палаты виписывали пятерых, в коридоре к нам присоединились ещё четыре девочки, и худенькая бледная медсестра повела нас куда-то в другое здание.

Уже во дворе меня удивило, что у многих гулявших вокруг этого здания женщин животы были просто огромными. Как оказалось, я был не один такой - одна из девчонок звонко спросила: "Ой, а чо это они такие пузатые все?" Девочки постарше на неё зашикали: "Ты што, дурочка, совсем ничего не понимаешь - это же беременные!" - "Ой, а чо это?" - "Чо-чо - через плечо и на охоту! Это у них детки в животиках!"

Худенькая медсестра завела нас в большую комнату, похожую на процедурную: "Серафима Никитична! Я детей привела на выписку!" - "Я в курсе, через пять минут заканчиваю, пусть пока в предбаннике посидят!" Девчонки быстро расселись на кушетки, стоявшие вдоль стен, затолкав меня в дальний конец к занавеске - все были старше меня и сильнее.

Занавеска была задёрнута неплотно, и я невольно заглянул в отгороженную часть комнаты. Там я увидел такое, что в дальнейшем глаз оторвать не мог.

В центре занавешенной части комнаты стоял высокий топчан, на который влезала абсолютно голая женщина с огромным животом. По краям топчана располагались какие-то железные стойки со скобами, на которые женщина положила свои очень широко расставленные ноги, выставив наружу огромную зияющую письку, отлично видную от громадного живота до самой попы. К ней подошла женщина в белом халате, на ходу вытирая руки: "Это у нас Сомова? Как настроение - опять кесарево, или самостоятельно попробуете?" - "Да я - што ж, это ж вы глядите, а если бы можно - то не резать!" - "А давайте-ка ещё раз родовые пути посмотрим - Таня, у нас где стерильные скобы?" - Врачиха взяла какую-то блестящую штуковину, вставила её женщине прямо в письку, и стала крутить большие гайки - почти как на моём велике! Штуковина раздвинулась так, что образовалась огромная дыра внутрь женщины, куда руку можно было просунуть! К моему удивлению, беременная не плакала и даже не стонала - ей что, совсем не больно? Врачиха же принялась читать какие-то бумаги, а потом стала заглядывать женщине в письку, освещая сильной лампой - "Нет, Сомова, приговор окончательный: при вашем сложении ребёнок не пройдёт, так что будем резать. Но вам даже легче будет, вы же всё уже знаете!" - "Да я-то знаю, только не по-людски как-то!" - "Ну уж это вы не выдумывайте, тысячи так рожают!"

Так вот откуда ребёнок вылезает! Это в такую-то дырищу он не пролезет? Хотя живот у женщины был действительно здоровенный - наверное, ребёнок слишком толстый вырос, решил я.

Беременная неловко слезла с кушетки, а на её место улеглась худощавая смуглая женщина и тоже положила ноги на стойки. Волос на её письке не было, щелка между ног была маленькой и аккуратной. "Абрамович? Как заживление проходит?" - Врачиха и этой женщине вставила в письку свою штуковину и тоже расширила вход. И эта женщина не стонала и не плакала. Врачиха долго ковырялась у неё внутри разными инструментами и наконец удовлетворённо сказала - "Ну тут всё просто замечательно, эрозии и след простыл! Одевайтесь!" Врачиха ещё раз тщательно вымыла руки и отдёрнула занавеску: "Все снимаем штанишки! Кто первый - вот сюда, на кушетку!"

Шустрая девчонка моментально скинула штаны и запрыгнула на кушетку, а я не выдержал, и спросил: "Тётенька врач, а вы у всех беременных из живота ножичком детей вырезываете?" Девчонки на меня зашикали, а женщина улыбнулась: "Нет, малышка, что ты? Большинство естественным путём рожают, через влагалище!" - Она повернулась к девчонке на кушетке: "Тебя как зовут? Ира? - Молодец, Иринка - всё чистенькое, вот смотрите, девочки - подмываться надо всегда спереди назад!" Врачиха принялась щупать Иркину письку, а одна девчонка сказала: "А у нас не все девочки, с нами мальчик!" - "Как это - мальчик, почему - мальчик? Мне мальчики здесь совсем ни к чему - это о ком речь?" Я вышел вперёд как был без штанишек: "Это я - мальчик, меня просто в палату к девчонкам положили, а пижамку розовую - по ошибке выдали!" Врачиха ошарашенно уставилась на мой писюн: "Гмм, неувязочка! А такая кучерявенькая - ой, ну да, кучерявенький в смысле! Ты мне не нужен, малыш - оденься пока и в коридоре подожди!" - "Это нас вчера в душе вымыли - вот волосы и распушились!" - сказал я, надевая штаны.

Постепенно в коридор стали выходить и остальные девчонки. Я не вытерпел и подошёл к старшей из них: "Слушай, а этой беременной правда живот разрезать будут?" - "Ну ты совсем непонятливая, прямо недотёпа! А как же ребёночка достать, если таз узкий? Он же во влагалище не пролезет! Это называется - кесарево сечение! Моя сестра тоже так рожала - и ничего, это же под наркозом!" Я слегка обиделся: "Никакая я не недотёпа, а мальчик! И ничего про ваших влагалищей не понимаю - почему это я должен!" Девчонка только досадливо отмахнулась: "Пацан, отстань! Когда уже нас выпустят - мне до двух часов кровь из носу домой надо попасть, а то мамка уйдёт - куда я без ключа?" Всё-таки я остался в лёгком недоумении - опять мне про какой-то таз далдонят, при чём тут посуда? Хотя где-то я уже в этой больнице про какой-то таз слышал.

Но вот наконец в коридор вышла худенькая медсестра с кучей папок: "Ну всё, девочки - переодеваться и домой!" Мы опять пошли гурьбой в наш корпус. Нас завели в пустую комнату с лавками по бокам, и с зарешеченным окошком: "Семёновна, девять девочек на выписку! Вещи готовы?" Окошко открылось, и из него высунулась злая старушенция: "Вот кады все пижамки сдадуть, тады и вешички получат!" Старшая девчонка возмутилась: "Интересно, это я опять должна голая ждать?" - "Не зима на дворе - жопу не отморозишь! А пижамки новые, вчера только выданные - вот на черта было тем давать, кто на выписку?" Медсестра повернулась к нам: "Ладно, девочки - быстренько снимайте пижамки, сворачивайте и сдавайте! А я за мальчиками пошла!" Все разделись догола, и старшая девочка повела себя как-то странно - одной рукой всё время зажимала письку, а второй старалась прикрыть довольно большие грудки, при этом вся как-то съёжившись. "Ой, а чё это она?" - Спросил я. "Чё-чё! - Менструация у неё, сама не видишь?" - не глядя на меня ответила шустрая загорелая девчонка.

Злая старуха долго возилась с нашими пижамками, а потом вообще куда-то пропала. Девчонки затеяли игру в догонялки, и в комнате завертелась чехарда. Вдруг одна из них поскользнулась, и плюхнулась на попу, высоко задрав ноги. Видимо, ударилась не сильно, так как расхохоталась громче всех и долго дрыгала поднятыми ногами в разные стороны, выставляя на всеобщее обозрение розовую приоткрытую щелку в обрамлении пробивающихся волосиков. Наконец старуха стала нас вызывать по фамилиям и выдавать нашу одежду. Вдруг одна девчонка удивлённо воскликнула: "Ой, а это не мои вещи!" - "Ты чего плетёшь, это как вдруг не твои? Ты же - Сидорова эн.?" - "Ну да, Сидорова Нонна!" - "Ну и не ври тогда! У меня - чётко всё, по линеечке!" Девчонка развернула какую-то бумажку: "Так это Сидоровой Наташи вещи, а я - Сидорова Нонна!"

Мы уже давно все оделись, одна Нонна переминалась голяком с ноги на ногу. В комнату заглянул какой-то пацан: "Ну, вы там скоро? А то мы тоже на выписку!" Девчонки на него зашикали и вытолкали назад. Но в дверь решительно вошла медсестра: "Ребята, заходите! Девочки, ну что же вы возитесь - мы уже опаздываем!" Пацаны уставились на голую девчонку, которая так и стояла, насупившись и уставившись в пол. "Да мы не одеты ещё, у Сидоровой путаница вышла!" - "Так ты одна осталась - миленькая, ну посиди в уголке, девочки - в коридор, а ребята - быстренько снимайте и складывайте пижамки!" - "Это что - мы при девчонке переодеваться должны?" - возмутился старший пацан. "Нет, вы меня доканаете сегодня! Не смотрит, не смотрит она - лапочка, ну отвернись к стенке!" - жалобно сказала медсестра. "Ну пусть только попробует повернуться - мы ей надаём по шее!" Голая девчонка и не думала подсматривать, сама не зная куда деться от стыда. Пацаны уже все поснимали пижамки и стояли в очереди к окошку, у двоих из них писюны сильно торчали вперёд. Вдруг из окошка высунулась злая старуха: "Сидорова Нонна!" Красная как рак девчонка подскочила к окошку, схватила свои вещички, и стала торопливо одеваться, не глядя на пацанов, уставившихся на неё открыв рты. Нонна натянула сначала майку, но запуталась в трусиках и никак не могла их расправить. Наконец ей это удалось, и она пулей вылетела из комнаты, на ходу натягивая юбку через голову.

На меня удивлённо смотрела медсестра: "Уткин, ты всё ещё здесь?" - "Так вы же сами сказали - девочки, выходите, а я - мальчик!" - гордо заявил я. "Ой, горюшко - пойдём уже!"

Мы вошли в здание приёмного покоя, но с другой стороны. В полутёмной после яркого дневного света большой комнате было много народа, но я сразу увидел свою маму и кинулся к ней: "Ура, мамочка - ты уже приехала!" Мама обняла меня со слезами на глазах: "Здравствуй, мой дорогой, не кричи так ради бога, ведь ты после операции!" - "Да у меня уже и не болит почти! - прихвастнул я, - а где папа и бабушка?" Мне показалось, что мама немного смутилась: "Понимаешь, мы тебе на Севере купили сестричку, она совсем маленькая и папа с бабушкой сейчас с ней! Ну а я не вытерпела, уж так по своему сыночку соскучилась!" - "Это как - купили? - не понял я. - Ты что, родила мне сестричку? А роды были естественные, или кесарево сечение!" Мама ещё больше смутилась и сильно покраснела: "Ой, сын, откуда ты знаешь про такое?" - Я немного обиделся: "Да что я, маленький, что ли, простых вещей не знаю? Когда мужчина и женщина спят голые, детки из его яичек попадают в мамин животик, и там вырастают, а потом рождаются, только когда через влагалище пролезть не могут, то надо их вырезать из животика! А моя сестра смогла через влагалище пролезть? А играть с ней скоро можно будет?" - Вопросы сыпались из меня, как их пулемёта, а мама торопливо тащила меня из толпы за руку, и лишь отойдя подальше от людей и подойдя к автобусной остановке, свободно вздохнула и немного успокоилась: "Понимаешь, сынок, в этот раз у меня как раз не всё получилось, и пришлось нашу девочку со скальпелем доставать!" - "Ой, мамочка, так у тебя теперь шрам на животике! Бедненькая ты моя!" Тут уж мама не выдержала и расплакалась: "Сынок, да ты повзрослел совсем! Раз другому человеку можешь сочувствовать – значит, уже не младенец! Только где же ты всего этого наслушался?" - "Как это наслушался? Да я сам всё видел! Я же в разных палатах лежал - и с девчонками, и с женщинами! У нас там и беременных осматривали, и вообще! А тебе промежность брили перед операцией или нет, ты теперь тоже без волосиков?" Мама опешила: "Ну да, вообще-то... Ты сам лучше расскажи - тебе-то больно было?" - "Да так, ерунда - я же мужчина! А вы подарки привезли?"

Подъехал автобус, и мы стали в него втискиваться. Так и закончились мои приключения в больнице.

     

К о н е ц


Автор: Иван Апельсинов