Как Валентина Романовна в Питере в туалет сходила

Как Валентина Романовна в Питере в туалет сходила

Валентина Романовна, женщина лет пятидесяти, плотного телосложения, сидела в компании таких же «молодок» Женщины чисто по-русски расслаблялись после окончания трудового дня. И повод был: сдали отчёт — гуляй, Вася! Заперев двери, разложили на столе нехитрую снедь на разовых тарелочках, расставили разовые же стаканчики, выставили средство расслабления и релаксации, разлили по первой.

Вскоре все весело щебетали, перебивая друг дружку, стараясь донести до товарок свою мысль, которая в данный момент казалась самой важной. Наступила та фаза, когда все, сидящие за столом, становились милыми людьми, за которых смело можно идти хоть на танки, рванув на груди тельник. Повезло тем танкистам, которые решили объехать контору, и вдвойне повезло тем, кто не рискнул направить свою машину в этот кабинет. По крайней мере охранник Серёжа, мужик лет под пятьдесят, бывший вояка, не рисковал сделать замечание о том, что рабочий день закончен и пора по домам. Ему бы запереть двери, поставить на пульт и включить телевизор, по которому как раз сейчас будут показывать игру одной восьмой. Так это свой мужик, россейский. А то фашистские танки. Почему именно они? А кто же ещё? С кем последняя война была? До сих пор икается перекос в составе населения: Баб выше горла, а мужиков — раз, два и обчёлся.

Лидка, горластая, но в меру, немного взрывная, начала рассказывать, как она однажды изменила мужу, когда тот у неё ещё был, в санатории. И не хотела, а получилось. Очень уж настойчивым оказался мужик, а она всё же женщина, по определению существо нежное, слабое. Посмотрел бы кто на это нежное существо, когда она, расталкивая локтями таких же неженок, рвётся к прилавку с дефицитом. И как эта слабая волочит столько груза, сколько нормальный хозяин на ишака не нагрузит. Разве что на верблюда. Так у того два горба. Один? Так это не у всех. У нормальных два и точка.

Маринка Короткевич тоже припомнила случай, как дала мало знакомому мужику, будучи в гостях. Затем Тамара Борисовна, за ней Тамара Васильевна. И понеслось.

Всех этих женщин, кроме работы и долголетнего знакомство объединяло то, что все они были одиночки. По разным причинам не сложились их судьбы, но всё именно так. Дети выросли. Мужья, у кого были, куда-то делись, и теперь им остаётся куковать, доживая жизнь, дожидаясь внуков и перестав надеяться на чудо, которое может подарить волшебник в голубом вертолёте. Тот вертолёт прикован навечно к земле, у волшебника кризис — пропил волшебную палочку. Никакого просвета. И потому, пусть и не часто, девочки релаксировали в своём тесном кругу. И кто их осудит? Я? Нет. Может ещё и потому все эти разговоры о спонтанном сексе. Пусть хоть на словах свершится то, о чём мечтается. Ну не феминистки они ни разу. Им бы к мужскому плечу прижаться, за крепкую спину спрятаться. Чтобы было на кого поругаться, с кем поговорить вечерами, на кого поворчать из-за того, что курит на кухне, что разбросал грязные носки. Да бог с ними, с носками. Просто была бы живая душа рядом. И потому были рады случаю, когда хоть кто-то из мужчин обращал на них внимание, дарил им короткую, ворованную любовь.

Валентина Романовна постучала по столу, перекрикивая своих горластых товарок закричала

— Девчонки! Девчонки! Да тихо вы, горластые! — Те смолкли, с интересом смотрят на Романовну. — Девки, а вот что я расскажу. Помните, я с месяц назад в Питер ездила по делам?

Женщины загомонили разом. Да как не помнить, помним, будто то было вчера. Ещё вон Рижский бальзам остался, не весь с кофе выпили. Чё ж мы, совсем безмозглые?

— Так вот, девчонки, приключился там со мной такой случай. - Валентина посмотрела на наполненную стопку, удивилась, что та всё ещё полна. — Девчата, давайте выпьем, и я расскажу.

Дружно выпили, вкусно закусили. Эх, им бы сейчас мужичка, пусть хоть завалящего. Пусть одного на всех. Уж они бы его… Да, лучше бы тому завалящему мужику рвать когти куда-нибудь ближе к какому-нибудь схрону и залечь там на дно. И лучше бы ему не знать тех фантазий, что поселились в головах голодных женщин. Не всякий сможет такое выдержать. Эй, маньяки сексуальные, где вы? Что, вы на такое не подписывались? Эээххх! Ну что за народ пошёл? Измельчали. Вон в кино у американов любовники какие. Все сплошь мачо. Что? Да не может быть! И куда мир катится? Такие мужики и мудаки. В смысле пиздюки. Нет, как их там? Пидарасюки, во. Раньше вон были. Не то, что нынешнее племя. Жан Марэ душка. Что? Тоже такой? Бля…

Взгрустнули женщины. Тем более, что количество выпитого переходило в качество и подходило к той черте, когда от «какие милые люди вокруг» до «кому бы в харю заехать» оставалось не то, что шаг, полшага. И тут Романовна вспомнила, что хотела что-то рассказать подругам. Наморщила лоб, вспоминая. Морщины разгладились. Вспомнила.

— Девки, девки, так что со мной в Питере-то было. Уссыкон. Сейчас расскажу. Вы только не перебивайте, а то собьюсь. Шлоебенилась я по городу. Посмотреть есть на что, так у меня чавка и не закрывалась. От слова совсем. И тут, девки, прижало меня. Так скрутило, что чую — шаг шагну и полные трусы будут. По ляжкам потечёт. И никакие прокладки не помогут. И ведь присесть негде. Ни закуточка какого, ни кустиков. И народ вокруг так и шастает.

Тамара Васильевна подтвердила

— Это да. Бывает. Я как-то так в трусы нассала. Отошла в сторонку, ноги расставила и как корова. Хорошо сейчас трусы одно название. Помню, как в молодости панталоны таскали. Те враз бы промокли и ходи весь день так.

— Томк, не перебивай. — Романовна одёрнула товарку. — Так вот шарю я по сторонам глазами и вдруг вижу — вот оно: Платный туалет. Я к нему. Бегом? Каким бегом, девочки? Ножки крестиком, рукой письку прижала и засеменила.

Валентина Романовна отхлебнула из пакетика сок, сглотнула, прочищая горло, продолжила

— Девки, кто у нас собирает деньги за туалет? Правильно. Такие же производительницы стройматериалов, как мы с вами. Или даже старше.

Вновь влезла Тамара. Только теперь вторая, Борисовна.

— Какой стройматериал мы производим? Чёт я не въезжаю.

Маринка её просветила

— Песок, дура. У нас уже изо всех щелей сыплется. А мы, дуры, ещё о мужиках мечтаем. Вставит такой тебе, а там песка горы. И получится, что то ли ебёт, то ли кастрюльку чистит с песочком. Благо не Комет там у нас.

— Девки, да хватит, дайте рассказать. Валь, говори.

Лидка успокоила подруг.

— Ну я и говорю. Подшкандыбала я к туалету, а там парняга сидит — смерть бабам. Блин, до чего у них в Питере зажрались — мужиков за сортирами следить ставят. Больше девать-то их некуда. У нас бы враз разодрали, да ещё очередь составили.

— Это да. — Теперь уже Маринка мечтательно завела глаза, глядя куда-то в потолок. Видать в мыслях представляла, что бы она сделала, достанься ей такой парняга. Ух! — Зажрались он. Что в Питере, что в Москве.

Извечная ревность жителей окраин к жителям столиц.

— Да, Марин. Сволочи, одним словом. — Валя продолжила, не сделав Маринке замечания. Саму возмутила такая несправедливость. — Так вот подошла я, если та, можно сказать. А парень деньги с меня трясти вздумал. Тогда я взмолилась: Мил человек! Не видишь, в каком я состоянии? Если я сейчас начну деньги в сумке искать, то мне твоё заведение и ни к чему будет. Пусти скорее, пока конфуз не случился. Век за тебя молиться буду. Он засмеялся, жеребец: Иди, тётка, а то и правда тут мне напрудишь. На выходе рассчитаешься. Ну и я бегом. Задрала юбку, трусы стянула и раком над унитазом встала.

Течёт с меня и прекращаться не думает, столько скопилось. И не до чего мне. А тут полегчало, отпустило, оглянулась, а парень этот двери приоткрыл и на меня пялится. У меня внутри всё опустилось. И что сказать не знаю. А он, паразит, скалится: Ну что, тётка, полегчало? Тогда с облегчением.

Романовна вздохнула, вспоминая происшествие, тянула паузу, как опытная рассказчица. Девки сидели, затаив дыхание. Не торопили. Повествование захватило всех, и каждая мысленно прокручивала в голове различные варианты развития событий.

— Ну так вот, девоньки, потребовал этот изверг ни много, ни мало, а расчёта. Натурой.

Девки ахнули. Судя по рассказу, молодой парень потребовал расчёта натурой практически со старухи. Это что же в мире творится? Ну ладно я, — каждая считала себя моложе прочих, — но эта мымра старая. В соперничестве за мужика нет подруг. Тут каждый сам за себя.

— Ну что, тётка, сухая теперь? Давай рассчитаемся. Трусы можешь не подтягивать, всё равно снимать. Тётка, предупреждаю, можешь не орать, всё равно никто не услышит. К тому же не думаю я, что ты до такого возраста в старых девах ходишь. И да, бить я тебя не собираюсь. Грабить тоже. Мне от тебя всего лишь надо, как от женщины, чтобы ты дала. Ну, решай.

Я подумала: А почему бы и нет. Мужика у меня сколько уж не было. Иной раз приснится, что мужик тебя тискает, целует, гладит. А как до самого главного дойдёт, тут и проснёшься. И мочишь слезами подушку, грызёшь её, чтобы не завыть в голос, не перепугать соседей. Да что он мне сделает? А так хоть вспомню, девки, каково это, когда в пизду хуй врывается, как долбится в матку, распирает стенки, как заливает её горячей спермой. Но марку держу. Я же не какая-то питерская шмара. Я же сибирячка. Отец рассказывал, как наши сибиряки немца от Москвы в сорок первом отбросили. У нас же своя стать, своя гордость. Я что, шлюха какая, без разговора под кого-то лечь. Усмехнулась я, девки, так ехидненько, да и говорю: А покажи, мил человек, чем ты так меня напугать решил. Может оно того и не стоит, если у тебя пипетка из ближайшей аптеки и тебе только с лилипутами еться. Не смущайся, кажи. Я же перед тобой стою голая и ничего. Девки! Как достал он из штанов прибор свой, я задохнулась. Девки, такого счастья просто быть не может. Это как в лотерею ту, что по телевизору кажут, выиграть миллион. Причём не покупая лотерейного билета. Девки, не вру, ей богу, как на духу говорю — по локоть. Ну, может чуть меньше, но мне тогда показалось, что именно так. Я ещё подумала: И куда же он в меня влезет. Ведь кончик точно из горла вылезет. Представила, как стою я раком, он ко мне с заду пристроился, воткнул, а у меня из горла головка показалась. Руки затряслись, ноги стали ватные. Едва по стеночке не сползла. А он спрашивает: Ну, что надумала?

А у меня горло перехватило, сил нет. Я на стенку опёрлась и молча костюм расстегнула. Он понял всё. Я, девки, думала, он меня сразу раком поставит.

— А он что?

Кто-то из женщин, подпрыгивающих на стуле от нетерпения, выдохнул вопрос.

— А что он. — Валентина сглотнула, будто вспомнила, как ела что-то вкусное и от этого рот наполнился слюной. - А он мне титьки из лифчика вытащил и давай их целовать. Ой, девки, я тут еда и не кончила. Внизу засвербило, зажгло огнём и враз потекло по ляжкам, не сдержать. Видели по телевизору, как на Енисее плотину прорвало? Так вот то был просто ручеёк. Сосёт он мне титьки, соски целует, прикусывает. И не больно. Только жар по мне изнутри откуда-то расплывается. И я, девки, не сдержалась. Не смогла. Кончила я.

Он усмехнулся:

- Что, тётка, голодная?

А я отошла немного, да и отвечаю:

- А что, не заметно? Кто на меня такую позарится?

Он, паразит, скалится:

- Я же позарился.

Девки, а мне и по сей час не верится. Думаю, что снится мне. Хоть за жопу себя щипай, чтобы проснутся.

Я, девчата, сколько с мужем прожила, ни разу…Ну, почти ни разу не сосала. А тут так захотелось, что моченьки моей нет. Сползла по стеночке, на корточки присела и в рот себе его елду тяну. А он мне говорит: Тётка, вот это я тебя делать не заставлял. Это твоя инициатива. Но мне приятно. А я сосу, а сама думаю: А как спускать начнёт? Так я столько за раз и не проглочу, захлебнусь. Не спустил. Обошлось. Просто потянул он меня вверх, поставил, а потом к стеночке раком. Поёрзал чего-то, просит: Тётка, тут пол чистый. Может ты на четвереньки встанешь?

Ну раз так, то ладно. Спросила только:

- А зайдёт кто?

- Не зайдёт, не волнуйся. — Успокоил. — Я двери запер.

Разделись мы, считай, совсем. Пока я раздевалась, он какое-то полотенце мне под колени подстелил. А потом, девки, потом был космос и небо в алмазах. Драл он меня, как ту шлюху питерскую. Во все дыры.

— Что, и в жопу? — Людка ахнула. — Туда же больно.

— Не знаю, девки. В тот момент мне ни капли было не больно. Я вообще плохо себя помню. Он говорит, что я орала, как недорезанная.

— Заорёшь тут, когда в задницу вставляют. — Томка заворчала. — Мне вон… Короче, один козёл в жопу всунул. Скотина. Если бы в тот момент могла повернуться, башку бы оторвала.

— Чего ж не оторвала потом? - Лидка поинтересовалась этой животрепещущей темой. — Как освободил, так и сразу.

Томка поёрзала на стуле, видимо вспоминая, как её ебли в зад

— Потом-то что? Потом, когда спустил, чего уж отрывать. Пусть живёт. Да и не так больно стало потом-то. Ладно, ты, Валь, говори, что дальше-то было. Отъёб?

— Ну так раз раком стояла, чего не ебать. Ох, девки, а сколько наспускал. У меня со всех дыр текло. И ведь, паразит, как раз ебал в пизду, а как кончать стал, так быстро вытащил и в зад вставил. Вот и получилось, что половина спермы в пизде, половина в жопе.

Тамара Васильевна басовито захохотала

— Ну, тем живчикам, которые в жопу попали, совсем не повезло. Валь, а головка-то изо рта не выскочила?

Валентина вздохнула

— Представь себе, Том, не выскочила. Но куда-то до желудка достал.

— А потом-то что?

— А что потом? Потом мы помылись, благо воды полно и все условия есть, даже фонтанчик. Оделась я и в сумку за кошельком.

— А кошелёк-то зачем?

— Вот и он так же спросил. Я и ответила: Так за туалет заплатить. И тут он заржал. И знаете что, девчата? Эта скотина оказался вовсе никаким ни туалетным работником. Оказывается, он увидел, как я семенила в поисках туалета и решил приколоться. Представился смотрителем. А сидел он на этом месте, потому как просто ходил по городу, устал, а тут стул. А туалет бесплатный совсем. Ох, как же я разозлилась! Был бы он ростом поменьше, точно бы по загривку съездила. Ржёт, скотина.

— Так надо было переебаться. — Лидка внесла предложение. Бабы поддержали её ржаньем, будто табун лошадей выгнали на пастбище в ночное. — Вот и получилось бы то на то.

— Ладно, девки. Вот я поссала в Питере. Ну, что, допиваем, да по домам?

Выпили, закусили. Пустую тару сложили в пакет. Туда же остатки закуски, чтобы завтра Орлова, их начальница, не тыкала носом. Пошли. И каждая шла молча и думала о том, что везёт же некоторым, даже в Питере выебли. А тут никакой личной жизни. А чем остальные хуже Вальки? Эх, ну почему же такая несправедливость? Завидовали. Завидовали, но сделать нельзя ничего. Не поедешь же в Питер искать этого парня. Эх, жисть — жистянка! У людей в полосочку, а тут в клеточку. И скачешь по этим клеточкам то королевой, то пешкой, а то и лошадью. Ну ничего. Будет и на нашей улице праздник — Камаз с пряниками перевернётся.