Пионерское задание

[CROWNVIC]

Ах, что он позволял! Когда старшая пионервожатая поднималась по школьным лестницам, редкий пионер не старался заглянуть в этот расходящийся разрез. Видны были не только возбуждающе двигающиеся бухлые белые ляжки над краями коричневых капроновых чулок, но иногда мелькали и трусы, с трудом прикрывающие собственно щель между мясистыми ягодицами...

Всё это тринадцатилетний пионер Лёшка Смирнов, сын директора школы Нины Александровны Смирновой, невольно вспомнил сейчас об Альбине. И о том, сколько спермы было им извергнуто во время ожесточённых дрочек на тему пионервожатских прелестей. Интересно, зачем вызывает?

Лёшка постучался и вошёл в кабинет Альбины. Та сидела за своим простым, открытым столом, без всяких перегородок: четыре ножки и столешница. И поэтому Лёшка невольно метанул взгляд под стол. И не зря! Улыбчивая Альбина не могла держать слишком тесно сомкнутыми свои полненькие красивые ножки. К тому же юбка её чуть собралась ближе к поясу, и Лёшка рассмотрел не только полоски ослепительной кожи над чулками, но и бежевый трегольничек трусов между слегка раздвинутыми ляжками. Всё это заняло долю секунды.
- Здравствуйте, Альбина Ивановна! Вызывали?

Альбина, по своему обыкновению, сладко улыбнулась, сняла очоки, отчего милое лицо её сделалось немного беспомощным, и сказала:
- Здравствуй, Лёшенька. Знаешь... У меня к тебе одно очень важное и... как бы это сказать... довольно деликатное поручение. Надо натереть мастикой паркетный пол в актовом зале. Ты у нас лучший пионер нашей школьной организации, поэтому тебе и поручается...
- Альбина Ивановна, а что тут деликатного- то?
Альбина рассмеялась, отчего под кремовой блузкой запрыгали- заскакали большие шары её налитых грудей. Лёшка сглотнул слюну и поспешно опустил глаза к полу. У него уже и так задеревенел член. Хорошо ещё, что он догадался взять с собой портфель и теперь успешно прикрывался им...
- Понимаешь, Лёшенька, мастика в большой бочке находится почему- то... в учительском женском туалете, извини уж за такие подробности!
- А бочка стоит в неработающей кабинке, которая справа... Ну вот. Ты сейчас на урок не пойдёшь, я договорилась с Евгенией Ивановной, а пойдёшь в этот туалет и наковыряешь из бочки мастики... На газетку какую- нибудь, понял? Вот. А потом пойдёшь в актовый зал и... Да, там же в кабинке и щётка для мастики лежит, такая, знаешь, которая на ногу надевается...
- Альбина Ивановна... А чего я то? И ещё в женский туалет! А вдруг кто- то увидит, это ж ваще будет! И почему, например, никто из... ну... из девчонок не может наковырять этой мастики и отдать её мне, раз уж из всей школы больше некому натереть пол в актовом зале!
- Лёша, - пионервожатая построжала голосом и чопорно выпрямила спину, отчего сквозь непрозрачную ткань блузки заметно проступили крупные горошины сосков. - Хватит пререкаться! Это моё именно тебе пионерское поручение. И помни, ты сын директора школы, ты пример должен...

Она что то ещё говорила, то надевая, то снимая опять свои очочки, а Лёшка то идело бросал вороватые мгновенные взгляды то на трусы и пухлые голые ляжками, то на дышашие, грозящие торчащими сосками груди. Мучительно хотелось выдрочиться. Только для того, чтобы, наконец, выйти из Альбининого кабинета и облегчить страдания в туалете (мужском!), Лёшка решительно кивнул и сказал:
- Хорошо, Альбина Ивановна, я понял. Сделаю!

Как раз в это время раздался звонок на урок.
- Ну вот, - довольным голосом сказала пионервожатая, - сейчас все разойдутся по классам, а ты спокойненько... Понял?
- Да понял, понял... - И Лёшка внаглую уставился Альбине под юбку. Женщина перехватила взгляд, на секунду её брови дёрнулись возмущённо, она заёрзала на стуле, приоткрыв Лёшкиному взору ещё больше.
- Ну всё! Марш! Я потом приду проверю!
..С колотящимся где-то под горлом сердцем Лёшка толкнул скрипнувшую дверь учительского туалета и только сейчас ему пришло в голову, что в нём может быть кто- то из учительниц. Объясняйся потом! Но в туалете никого не было. И сильно пахло мастикой. Завхоз дурак, что ли? Какого фига он в женском туалете эту дурацкую бочку поставил? В кладовке не мог, что ли... Лёшка зашёл в нерабочую кабинку и закрыл за собой дверь на защёлку. Вокруг накрытого круглой фанеркой унитаза стояли какие- то вёдра, швабры, мётлы... Ага, вот щётка для мастики. Лёшка наклонился и потянулся за ней в угол. И только тут обратил внимание на то, что перегородка между кабинками не достаёт до пола. Приличная такая щель, сантиметров восемь, наверное. Сердце заметалось в груди, как бешеное. Лёшка вынул из кармана зеркальце, которое при удобных случаях совал учительницам под подолы, сел на унитаз и, скособочившись, подсунул круглую стекляшку под перегородку. Не целиком, конечно, а немного совсем... И обалдел! Слегка поворачивая зеркало, можно осмотреть всю кабинку! И тут по кооридору торопливо зацокали каблучки, скрипнула туалетная дверь, и через мгновение в соседней кабинке зашуршала одежда.

[CROWNVIC]

Лёшка, задыхаясь от возбуждения и страха, подсунул зеркало проверенным способом и... увидел нависшую над унитазом смуглую широкую жопу! Голую! Ляжки! Голые! Чулки, спущенные к коленям трусы, придерживаемые рукой с наманикюренными красивыми ногтями! Но главное! Толстую! Черноволосую! С выставленными напоказ, вывернутыми, мокро блестящими розовыми внутренностями - ПИЗДУ!!! Вот из отверстия туго вылетела и звонко ударила в дно унитаза светло- жёлтая струя мочи. Прервалась... Снова вылетела... Прервалась... Лёшка завороженно смотрел на это и на то, как то выпячивается, то снова возвращается на место большое коричневое пятно заднего прохода. От этого зрелища "лучший пионер школы" едва не потерял сознание. И пришёл в себя, когда снова скрипнула дверь и застучали, удаляясь, каблучки.

Лёшка вскочил, лихорадочно выдернул из ширинки лопающийся от притока крови член ( которым втайне от всех очень гордился за непионерские рамеры) и, успев сделать всего несколько движений, влепил в дверь "своей" кабинки несколько длинных толстых струй густой спермы. Трясясь от впечатлений и нервного возбуждения, Лёшка кое- как стёр носовым платком свои художества с двери и снова обессиленно опустился на унитаз. "Пионерское поручение, блядь... Вот спасибо тебе, Альбиночка... Ласточка! Вот спасибо... А интересно, кто это ссала- то сейчас? Юбка вроде серая была... Точно, серая! И туфли серые... Блядь! Ни хуя себе! И смуглая... Раиса Моисеевна, математичка! А, может, Александра Гергиевна? Она тоже смуглая... Ладно, разберёмся потом. Надо эту сволочную мастику набирать да идти пол пидорасить. А, фигня! Не очень большая плата за то, что увидел... Теперь дрочить надолго хватит!"

Лёшка вздохнул, нехотя оставил в покое свои высокоинтеллектуальные мысли и принялся узкой дощечкой выгребать на сложенную вчетверо газету рыжую вонючую мастику. Ну вот. Вроде должно хватить. Лёшка уже собирался выйти из кабинки, когда вновь дробно застучали каблуки и скрипнула дверь. Сердце опять заполошно заметалось в горле. Трясущаяся рука с зеркальцем осторожно полезла под перегородку. Но ничего разглядеть Лёшка не успел, потому что услышал резкое и гневное:
- Ох- х, блядь! А ну выйди оттуда! Кто там?! Ну! Быстро! Пока я милицию не вызвала! Кому сказала?! Выходи, гадёныш!

Это был конец всему. Всей прошлой безмятежной жизни. С уютными дрочками на учительские ляжки и обтянутые трусами жопы. Со спокойным сидением на уроках. С мимолётным щупаньем девчонок на школьных дискотеках. Голос принадлежал его матери - директору школы Нине Александровне Смирновой.

И, значит, конец настал и их привычной размеренной жизни. Обыкновенной, ничем не примечательной. От одной командировки отца до следующей. Каждый раз он привозил всякие диковинные подарки из своих заграниц. И Лёшка с мамой радовались и не хотели, чтобы он опять уезжал. Не хотели, несмотря ни на какие подарки... Этому теперь тоже настал конец. Мать, конечно, расскажет всё отцу и... Тоскливо всхлипнув, Лёшка открыл защёлку и вышел из кабинки. Мать, в строгом пиджаке и серой юбке, стояла уперев руки в бока в классической позе женской нешуточной угрозы. "Тоже серая юбка..." - совершенно неуместная мелькнула у отчаянно тоскующего пацана мысль. Лицо его пылало, на глаза навернулись слёзы, голову он опустил так низко, будто она стала весить килограммов тридцать, и шея никак не могла её удержать. Из- за этого всего Лёшка не мог видеть лица матери, застывшей в молчаливом потрясении. А на её красивом холёном лице гнев быстро сменился странной смесью досады, жалости, непонятного облегчения и некоторого изумлённого интереса. Будто мать впервые увидела... вернее, подробно разглядела собственного сына.
- Что ты туть делал - не спрашиваю. Мне и так всё ясно. Быстренько пошли отсюда. Не хватало ещё, чтобы тебя здесь кто- то другой увидел. Что это у тебя?
- Я... Мне... Мне Альбина Ивановна сказала... - униженно залепетал дрожащий крупной заметной дрожью Лёшка. - Она это... Это пионерское поручение... сказала...
- Поручение за учительницами подглядывать?!
- Нет, мам... То есть, Нина Александровна... Я за мастикой сюда... Я... чтобы пол в актовом зале... Я случайно посмотрел, мам... Честно... Я больше не буду...
- Хватит, хватит оправдываться... - голос матери заметно смягчился. Ей вдруг стало отчего- то смешно. И ещё стало жалко этого трясущегося от страха мальчишку с пионерским галстуком. Худой, длинненький, нескладный... Рукава пиджачка уже коротковаты. Как она этого не заметила. Ну подглядывал... Господи! Да кто из них в этом возрасте не подглядывал?! - Всё, пошли отсюда быстренько... Да не трясись ты, глупышок... Я не сержусь. Мне, знаешь, такой скандал в школе не нужен. Ты только представь эту нашу ситуацию, а?! Со стороны, а?! - Нина Александровна нервно рассмеялась. - А вот если бы это был другой какой-нибудь мальчик - о-о-о! - живо бы из школы с волчьим билетом вылетел!

Лёшку передёрнуло. Он всё ещё не знал, как теперь себя вести, несмотря на мамины слова. Но она вдруг приобняла его за плечи и повела к выходу из туалета. Возле самых дверей остановилась, причесала сыну взъерошенные волосы, обдёрнула короткий его пиджачок и ласково сказала:
- Но ты-то не другой мальчик. Ты мой сынуля, хоть и похабник и извращенец.
- Мам, я больше не буду...
- Ой, молчи уже! Конечно, будешь! Не знаю я вас, уголовников, что ли? Так, всё. Ну-ка сделай нормальное, деловое лицо. Ты, в конце концов, пионерское поручение выполняешь.
Нина Александровна вышла из туалета, огляделась:
- Никого. Давай, сынуля, выходи быстро. И иди пока работай, похабник! Мы с тобой дома обо всё поговорим.

..Лёшка лихо двигал ногой с надетой на неё мастичной щёткой. Половину зала он уже натёр. Ему даже понравилось это занятие. Паркет не просто заблестел, он как бы стал прозрачным и глубоким. Красиво... За работой мальчишка всё время вспоминал своё сегодняшнее приключение. Сладкая Альбиночка со своими трусами и улыбочками. И буферами с сосками! Как он ей посмотрел потом! А она прямо жопой по стулу затёрлась! А как буфера у неё прыгали! А в туалете... Вообще холодец! Как эта- то ссала! Пиздища такая, блядь! А жопа?! Очко такое - туда- сюда... Так- то Лёшка материться вслух не любил, но когда дрочил на кого- нибудь или фантазировал - в выражениях не стеснялся... Эх, ещё бы узнать, кто такая была. Надо после этого урока пробежаться по этажам или возле учительской покрутиться. А то завтра переоденет юбку и туфли, будешь потом гадать и хуй догадаешься наверняка, кто такая всё- таки...

Тут двойные двери в зал распахнулись, и на пороге остановилась, как вкопанная, Раиса Моисеевна.
- Ой, Лёша! Это ты тут работаешь? А я слышу - кто- то щёткой шаркает... Молодец, очень хорошо у тебя получается. Но, кстати, ты почему не на уроке?
Лёшка, продолжая возить щёткой и снова возбуждаясь, убедился: ссала Раиса! Вот она, серая юбка в тусклую клеточку, вот серые туфли на низком каблуке, вот телесного цвета капроновые чулки. Какой кайф, блядь... Она разговаривает с ним и даже не подозревает, что он видел её пизду и жопу во всех подробностях... Как она ссыт, как лошадь...
- Да я, - задыхаясь, еле выговорил Лёшка, - это... пионерское поручение... выполняю... Мне Альбина Ивановна сказала...
- А- а... Ну хорошо, молодец. Продолжай в том же духе, как говорится.
Раиса развернулась и пошла, покачивая широкой красивой жопой, в которой отныне для пионера Лёшки уже не было никакой тайны.
Лёшка дотирал пол и всё ещё немного страшился вечернего разговоря с матерью. Конечно, она сказала, что не сердится. И вроде даже когда сказала "дома поговорим", то тоже... Ну так... Без угрозы... А Лёшка отлично знал, как мама говорит, когда у неё серьёзные намерения.
Размашистая, приятная для него работа и намного более приятные мысли "с картинками" привели к вполне ожидаемому результату: член затвердел и даже немного болел, страстно желая выплюнуть в мир очередную порцию накопившейся спермы, явно давящей юному хозщяину на мозги. Лёшка и впрямь ни о чём другом думать не мог. Да и кто другой на его месте после всего, что случилось, стал бы думать об уроках, например?! Опять застучали каблуки, и к входу в сверкающий свеженатёртым паркетом зал подошла, гордо неся свои вопиющие о самом разнузданном сексе телеса, Альбина Ивановна. Улыбнулась, сверкнула круглыми стёклышками очочков, совершенно машинально, сама не замечая этого очень женского движения, огладила ладонями обтянутые юбкой пышные бёдра и очень одобрительным тоном заговорила:
- Какой ты молодец, Лёшенька! Я ведь знала, что наша пионерская организация всегда может давать тебе самые отвественные поручения... Можно, я аккуратненько к тебе подойду?
Альбина зацокала по паркету, делая для чего- то широкие, не очень уверенные шаги. Лёшка с удовольствием смотрел на её тяжело колыхающиеся под блузкой груди.
- Ну вот, порядок. Думала, упаду... Ты его прямо до зеркального блеска натёр. Молодец! А знаешь... Ты меня извини, пожалуйста... Я ведь только потом сообразила, что... ну что ты в туалете можешь с кем- нибудь из... кхм... из учительниц столкнуться... Хотела тебя вернуть, но ты убежал уже. Ну как, обошлось? Никого не встретил там?
- Да нет, Альбина Ивановна, что вы! Всё нормально! Хоть сейчас готов опять туда пойти! Мне понравилось...
- Ну не хами, не хами... - нетвёрдо и отчего- то тихо сказала старшая пионервожатая, на могучих буферах которой как- то смешно и даже немного жалко смотрелся куцый пионерский галстук. Она слегка покраснела. - Я... Я тебе грамоту выпишу.
..Они сидели за обеденным столом друг напротив друга. Нина Александровна, директор школы, и её сын, лучший пионер школы, которого она сегодня днём поймала в женском туалете при попытке рассмотреть её голую плоть в момент извержения мочи. Мать пытливо смотрела на красного, как помидор, сына и молчала. Взгляд её был несколько рассеянным, отсутствующим даже. Будто она смотрела на несчастного Лёшку и не видела его. Сообственно, так оно и было. Мальчишка мелко трясся, ожидая начала неприятного разговора, и не догадывался даже, что мать действительно нисколько на него не сердится. Ей было немного грустно и смешно. А если бы мальчик мог увидеть то, что с удовольствием всапоминала сейчас его мать, он бы, наверное, упал со стула...

[CROWNVIC]

Ниночка уже знала, отчего из родительской спальни доносятся по ночам скрипы кровати, неожиданные, со стоном, вздохи, задушенные вскрики, повизгивания даже иногда. Всё-таки тринадцать с большим хвостиком лет. Да к тому же старшие девочки во дворе ещё год назад со смешками и грязными словами, объяснили ей суть, когда она по простоте душевной рассказала им о страшных ночных звуках из комнаты родителей. Те же девочки, заведя Ниночку за сарай, наглядно показали ей, для чего нужен бугорок в самом верху письки. С тех самых пор Ниночка очень увлекалась чрезвычайно приятными, как оказалось, играми с бугорком. Ну а совать в письку ручки и карандашики она и без старших девчонок научилась. После того, как впервые подглядела за родителями. Ниночка была потрясена. Она-то думала, что мама кричит и стонет от боли, а мама, оказыватся, делала это от сильного удовольствия. Это было видно по её лицу. Хотя Ниночка не вполне это понимала. У папы была такая огромная писька (девочки сказали, что это хуй у него), что... Ну как она может помещаться в маминой письке?!

Конечно, у неё не писька, а, как сказали всё те же добрые девочки, взрослая пизда, но всё равно! Ниночка завороженно какждый раз смотрела, как папин толстенный хуй с чавканьем и хлюпаньем двигается в растянутой маминой пизде, и судорожно натирала свой тугой бугорок...
Нина Александровна встряхнула головой, нехотя отгоняя приятные вопоминания далёкой юности, и с улыбкой обратилась к боящемуся посмотреть на мать сыну.
- Ну рассказывай, Лёшик...
Мальчик вздрогнул, втянул голову в плечи и отчаянно мотнул головой, не представляя даже, как можно посмотреть маме в глаза. Днём всё казалось намного проще.
- Да я, правда, не сержусь... Ну что ты... Ну- ка посмотри на меня...

Лёшка ещё ниже наклонил голову. Уши его пылали, как габаритные огни на "Москвиче- 412". Нина с усмешливой жалостью разглядывала светловолосую макушку сына, его неширокие плечи, которые казались ещё уже от того, что он переоделся в домашний спортивный костюм. Собственно, на Нине был такой же, только несколькими размерами больше - из тонкого синего трикотажа, совершенно не держащего форму. Большие груди женщины, уставшие за день от тесноватого лифчика, сейчас свободно болтались под футболкой, свисая до пупа. А болтались они, потому что она протянула через стол руки и легонько трясла сына за плечи.
- Э- эй... Похабник малолетний... Ну-ка посмотри на маму... - голос матери был бесконечно добрым, Лёшка не слышал в нём готовности неожиданно взвиться в громкой гневной ругани. Тогда он, пересиливая себя, поднял- таки своё красное жалкое лицо, мельком взглянул на мать и тут же отвёл глаза.
- Вот ведь, оказывается, совестливый какой у меня сынуля, - негромко засмеялась Нина, выпуская из ладоней плечи сына. - Ну- ка пойди умойся, приди в себя и не трясись. Я не собираюсь тебя ругать... Я же тебе ещё днём сказала, забыл?

Лёшка с некоторым облегчением вздохнул, выскользнул из- за стола и моментально скрылся в ванной. Нина задумчиво барабанила холёными наманикюренными пальцами по столешнице. Казалось бы, инцедент исчерпан, всё, но она почему- то желала продолжения разговора. Очень желала! Она даже не сразу поняла, что нешуточно возбуждена. Сунув руку в штаны (трусов под ними не было) она быстро раздвинула ноги и сильно провела ладонью по недвусмысленно приоткрывшемуся мокрому влагалищу и твёрдо торчащему шалашику толстого клитора. По телу прокатилась волна острого блаженства. Внезапно выскочившая из преисподней подсознания мысль о том, что она была бы не прочь посмотреть на стоячий член сына, на секунду повергла её в шок, но в следующую секунду заставила сунутую в штаны ладонь задвигаться вдоль зазудевшей пизды быстрее и сильнее... Громадным усилием воли, скрежетнув болезненно стиснутыми зубами, Нина прекратила мастурбацию, с трудом поднялась, прошла к раковине и сполоснула мокрую скользкую руку с несколькими прилипшими к ней короткими лобковыми волосками.
- Ну и как это всё провернуть, товарищ директор школы? - цинично спросила себя вслух Нина, имея ввиду нарастающее желание увидеть член своего мальчика. Это дикое желание пугало её, но совсем не так сильно, как должно было. Да какого чёрта! Не пугало оно её, а распаляло воображение всё сильнее. Мать мысленно примерила к себе похабную половую сцену с участием сына и... едва не спустила, дёрнувшись всеми своим округлым, тугим телом с широкими манящими бёдрами и выпирающим лобком.
- Да что ж такое творится- то? - Нина вытерла рукавом футболки внезапно вспотевший лоб. - Я что... На самом деле собираюсь...

В это время распахнулась дверь ванной. Лёшка, неуверенно улыбаясь и заискивающе глядя на мать, робко вошёл в кухню.
- Ну что, оклемался, страдалец? - Шутливый тон дался возбуждённой матери нелегко. - Вот теперь рассказывай...
- А... А что рассказывать- то...
- Как что? Ты же ведь только у меня не успел ничего разглядеть... А у кого успел?
- Ма- ам, ну чего ты? Ты же ведь сказала...
- Что не сержусь. Это так. Но... вот представь себе... мне действительно интересно узнать, что ты видел и у кого.
- Ну ладно тебе, ма...
- Не ладно! Просто пытаюсь понять, ЧТО такого интересного для тебя было в отвратительном зрелище того, как женщины мочатся или даже... э- э... извини, срут!
- И ничего не отвратительное зрелище... - упрямо выдавил вдруг Лёшка, окончательно понявший, что расправы над ним не будет. Вот только... Член неудержимо и стремительно твердел. Старые, полинявшие треники с отвисшими коленями и свободные ситцевые трусы никак не могли удержать его напор. Лёшка дернулся к паху руками, потом, сообразив, что так только привлечёт внимание матери, убрал руки обратно... Снова к паху...

Нина расширенными глазами смотрела на чудовищный бугор, кровь гулко стучала у неё в висках, ноги ослабели. Она тяжело опустилась на стул, невольно облизнула пухлые губы и, по-прежнему не сводя глаз с явившегося её чуда, с трудом вытолкнула из пересохшего горла звучашие глухо и словно заторможенно решающие всё слова:
- Перестань семафорить... Сейчас же! Убери руки... Убери, сказала! Мне не видно так... - Нина громко сглотнула слюну. Второй, сильнейший, шок за вечер. Да, её мальчик лет с девяти стал стесняться её, начал плескаться в ванне самостоятельно. У него и тогда был... ну... крупненький такой хуёк... но ничего особенного... А тут... За четыре с лишним года он превратился в... Он такой же, как у её отца! Поражённая этим открытием, Нина зачарованно смотрела на скрытый одеждой вздыбленный член сына. - Сними штаны!
- Мам... Я... Можно, я пойду к себе... - Лёшкино лицо опять пылало, мальчишке хотелось провалиться, но... То, что говорила мама и как она смотрела...
- Лёша, я же, кажется русским языком попросила тебя снять штаны и показать мне свой х... член... Я не собираюсь драть тебе задницу!
Лёшка, внутренне затрепетав от переполнявших его чувств, ухватился за резинки штанов и трусов одновременно и резко спустил их до колен. Выпрямился. Покрасневший ещё сильнее, худой, нескладный, бледнокожий... с будто чужим, приставленным к его субтильному мальчишескому тельцу, длинным толстым членом с медленно вылезающей из плена крайней плоти розовато- сизой крупной залупой. Нина, глядя на чуть подрагивающий член, как кролик на удава, сползла со стула на пол, сделала на коленях широкий неловкий шаг и оказалась побледневшим красивым лицом прямо перед нацеленной в нос блестящей головкой. Из маленькой щелочки на ней выступила чуть мутноватая капля. Не помня ничего и не видя ничего вокруг, кроме этого невероятного хуя, Нина подалась всем телом вперёд и жадно поймала широко раскрытым ртом это твёрдый горячий орган. Головка скользнула по нёбу - гладкая, восхитительно живая, упругая... Руки матери машинально задвигались. Одна - поглаживая и потискивая напряжённый худой зад сына, другая - перекатывая и лкгонько пожимая в ладони тугие тяжёлые яйца.
Лёшка хватал ртом воздух и мотал головой, не в силах произнести не звука. Глаза его, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Наконец, он не вскрикнул даже, а почти взвизгнул:
- Мам, ты что?! А!
Ай-й-й!

[CROWNVIC]

Из Лёшки не брызнуло даже, а полилось матери в рот. Та, даже не подумав отстраниться, наоброт налезла ртом на извергающийся член так, что её нос уткнулся в мягкие светлые волосики на лобке извивающегося сына... Она сама потом изумлялась тому, что смогла так глубоко принять такой большой хуй. У мужа намного меньше, но даже его она никогда целиком не заглатывала...

Спустя несколько минут они снова сидели за столом. Удивительно, но между ними не возникло никакой неловкости, будто то, что произошло, совершенно в порядке вещей в отношениях между матерью и сыном. Они улыбались друг другу и молчали, держась за руки. Нина, решившая сначала, что это был единственный и последний раз, потом так же просто решила продолжить. До приезда мужа оставалось три недели. Но... не следует слишком торопить события.
- Лёшка, - с глубоким искренним чувством сказала, наконец, она, - спасибо тебе... Нет, правда... Мне безумно понравилось... Знаешь, я тебе потом кое- что расскажу из своего детства... Интересно! А... Ты сейчас, наверное, очень хочешь кое- что у меня посмотреть, так? В порядке обмена, так сказать, да?
Мальчик, обмерев от восторга, торопливо кивнул, но мать засмеялась и, ласково погладив его по щеке, разочаровала:
- Завтра, Лёшенька! Ну не расстраивайся... Слушай, как мы сделаем...

И Нина, все больше внутренне приходя в восторг и возбуждение от пикантной задумки, подробно рассказала сыну свой план. Она говорила слегка игривым, томным голосом, член у мальчика снова начал подниматься и вскоре замер во всей красе, опять сделав из замученных треников макет полевого шатра князя Игоря. Продолжая говорить, Нина деловито извлекла член наружу иначала умело его дрочить, наслаждаясь размерами и восхитительной твёрдостью. Как раз, когда она завершила свой рассказ, Лёшка содрогнулся и густо заляпал спермой обтянутую футболкой мамину грудь. Нина подцепила на кончик пальца белую каплю, рассмотрела её со странным выражением лица и, сунув палец в рот, с удовольствием каплю проглотила, по-детски причмокнув языком. Подобным образом она собрала с грудей всю сперму. Лёшка завороженно смотрел на это гипнотизирующее зрелище. тщательно облизав палец, Нина весело посмотрела на сына и сказала:
- Если о чём- нибудь догадается папа - он меня убьёт. Тебя - не знаю... Если о чём- нибудь догадаются в школе - меня посадят. Ты понял, Лёша?
- Я уже не маленький, мам, - необыкновенно серьёзно ответил мальчик и несмело погладил через футболку мамины налитые тёплые груди.
В школу мать и сын шли вместе, то и дело переглядываясь с заговорщическим видом. Лёшка периодически косился на роскошные мамины бёдра, энергично двигающиеся под туго обтягивающей их деловой серой юбкой. "А интересно, ей кто- нибудь под подол заглядывет, когда она свою историю ведёт? Или ссат? Директриса всё- таки... Надо будет потом у неё спросить..." Лёшка радостно улыбнулся. Как это всё- таки классно, когда можешь спрашивать у матери о всяких похабных вещах, а она тебя не ругает, а всё откровенно и с удовольствием рассказывает. Как она вчера на бумажке пизду нарисовала! Вот это, говорит, влагалище... дурацкое слово какое- то... а это клитор. Женщины, когда дрочат, то чаще дрочат именно его, хотя многие любят совать во влагалище... ну... огурцы, например, морковки чищенные... Отсюда вот моча льется... Это большие срамные губы... "Ма, а почему срамные- то?" "Ну... откуда я знаю? Так назвали. Можно говорить половые..." Это вот малые... Они от клитора вниз спускаются... А у клитора самого есть такой... капюшончик как бы... Ну вот, теоретически ты теперь всё знаешь... "Не всё, мам... А это... ну влагалище... оно глубокое?" Такой смешок странный у мамы был после этого вопроса. "Моё? Для твоего хуя мелковато, пожалуй, будет..." Лёшка обалдел, услышав из уст матери грубое матерное слово. "Ну и чего ты так смотришь? Извини уж, но эту твою елду смешно называть писей. Согласен?" "А... а у тебя тогда..." "А у меня пизда! Или, если хочешь, пиздень! Завтра ты её увидишь и, думаю, тебе тоже не придёт в голову назвать её писей".

Ух, как нравилась Лёшке эта новая мама! Так с ней было весело, интересно и очень возбуждающе. У мальчика теперь чуть ли не всё время стоял член. Чтобы это не бросалось в глаза, он прижал его сегодня трусами и брюками к животу, немного завалив налево, чтобы не пришлось перетягивать ремнём под залупой.
- Значит, сына, - негромко напомнила Нина, когда впереди показалась школа, - выприходите с Альбиной за мастикой, она знает, а потом... случайно прихожу я. Договорились? На третьем уроке, не забудь. Потому что потом сразу будет большая перемена, и ты придёшь ко мне в кабинет.
- Лёшенька, - Альбина Ивановна смотрела на мальчика через очочки своими томными карими глазами. Линзы сильно увеличивали, а потому глаза казались намного больше, отчего старшая пионервожатая была похожа на прехорошенькую, чрезвычайно сексуально озабоченную инопланетянку. - Понимаешь, в чём дело... Ты вчера так здорово всё сделал, мы на День пионерии прямо на линейке вручим тебе грамоту. Я уже её подготовила, осталось только у завуча подписать... В общем, Лёшенька, надо ещё натереть полы в пионерской комнате. Ну не злись, пожалуйста... просто ты уже всё знаешь и... Ты не бойся! Я сегодня сама провожу тебя в туалет и подожду, пока ты мастики на берёшь. Но ты кабинку всё равно закрой за собой. На всякий случай, ладно? Всё- таки лучше не афишировать, понимаешь? На третьем уроке подходи ко мне в кабинет. Ладно?

Лёшка довольно талантливо изображал крайнее недовольство, кивая с хмурым видом. Альбина смотрела на мальчика и отчего- то чувствовала медленно, но верно нарастающее возбуждение. Наверное, это из- за его вчерашнего очень мужского взгляда, которым он открыто уставился ей под юбку. И ещё из- за того, наверное, что она помнила: её возмущение было совершенно нескренним. Такие взгляды всегда приводили Альбину к одному результату - она моментально начинала течь...
- Ну всё, Лёшенька... договорились, значит. Давай, беги, а то на урок опоздаешь. - Она даже сама не замечала, как сладко и призывно звучит её голос.

Зато заметил Лёшка. Совсем уж теперь не скрываясь, он медленно оглядел всю фигуру пионервожатой. Едва не рвущие блузку вздымающиеся в тяжёлом прерывистом дыхании груди, широкие бёдра, красивые ноги, животик небольшой и под ним на юбочной плотной ткани два крупных сходящихся залома, обозначающих место пизды... Альбина вспыхнула:
- Иди, Лёшенька... опоздаешь... - было такое ощущение, что она сейчас грохнется в обморок.

..Альбина Ивановна сама быстро распахнула дверь в туалет и махнула Лёшке, как регулировщик на перекрёстке. В туалете она в том же темпе почти втолкнула пацана в хозяйственную кабинку. Тем не менее, Лёшка успел с наслаждением полюбоваться на весело скачущие под блузкой от всей этой суеты тугие здоровенные буфера пионервожатой. Закрывшись на задвижку, мальчик осторожно опустился на фанерную сидушку унитаза и нетерпеливо вынул из штанов жёстко торчащий член. Обхватив его ладонью, начал медленно дрочить, млея от того, что в каком- то метре от него, отделённая всего лишь тонкой фанерной дверцей, стоит Альбина. Кремовые трусы на толстой пизде... Пухлые ляжки, перетянутые краями чулок... Рвущие блузку, вызывающе торчащие буфера... И ещё эта её откляченная немного аппетитная широкая жопа... А мастику набирать не надо было, мама заранее набрала её в кулёк, лежащий теперь рядом с унитазом.
- Ну что, Лёшенька, набираешь?
- Набираю... Альбина Ивановна ... - еле выдавил Лёшка, едва не спустив от этого коротенького безобидного диалога. И тут в коридоре застучали каблуки, привычно скрипнула дверь.
- Ой, Нина Александровна! А мы тут как раз мастику набираем! - бодрым пионервожатским голосом доложила Альбина.
- Ну хорошо, Альбиночка. Ты извини, но я... - И на глазах потрясённой Альбины Ивановны директор школы зашла в соседнюю с хозяйственной кабинку. Она что, ссать собирается?! Зная, что рядом находится её сын?!! Он же всё услышит!

Тем временем Лёшка, колотясь от сильнейшего возбуждения и предвкушения, сунул дрожащую руку с зеркальцем под перегородку. Мама как раз энергично задрала юбку и, сильно наклонившись вперёд, раскорячилась над унитазом. Лёшка обомлел: трусов на матери не было, один лишь пояс с чулками... Сколько волосни у неё... Ни хуя же не видно! Будто услышав мысленный вопль сына, Нина Александровна завела руки назад и развела в стороны тучные ягодицы, прихватив длинными пальцами толстые половые губы, густо заросшие кучерявой бурой волоснёй.

Вот оно блядь! Вчера на картинке, а сегодня... Какой кайф невыносимый! Лёшка жадно пожирал глазами зияющую, мокро блестящую дыру, бесжалостно растянутую мамой. Это влагалище, блядь! Вон губы... Ни хуя себе, какой клитор! Мама рисовала совсем другой, меньше гораздо. А этот толстый, длинный... Торчит так, что капюшончик вот-вот порвётся... Такое всё мясистое, красное, складчатое, скользкое наверное... А вон дырка, откуда ссат... Не успел Лёшка как следует разглядеть, как оттуда вырвалась толстая мощная струя и звонко забулькала в унитазе. Но больше всего Лёшку поразило мамино очко. Оно не было похоже на обыкновенное. Не морщинистое коричневое пятнышко, а... Такая довольно длинная щелка с вывернутыми припухшими неровными краями. И вокруг кожа тёмно- коричневая, потёртая как будто... Мать ссала, наслаждаясь необыкновенно острыми ощущениями. Сын смотрит (и дрочит, конечно), а рядом стоим обалдевшая Альбина...

У Лёшки потемнело в глазах, и он опять длинно и многоструйно заляпал дверь кабинки. Спрятав зеркальце, ослабевший от взрыва ощущений и эмоций, Лёшка, стараясь делать это тихо, начал стирать сперму с двери. Мама, наконец, иссякла и через минуту вышла из кабинки.
Альбина во все глаза пялилась на смущённую Нину Александровну. Та подошла и доверительно зашептала:
- Извините уж, Альбиночка... Вы не подумайте... Просто так вышло... Приспичило до того, что... Ну вы понимаете... И... Я вас попрошу, не рассказывайте никому об этом... маленьком пикантном приключении, хорошо?
- Конечно, конечно... Я понимаю, - польщённо зашептала в ответ Альбина. - Ещё и не такое бывает! Я молчу, как партизан!

Женщины, довольные друг дружкой, рассмеялись, и Нина Александровна, радостно улыбаясь, вышла из туалета.
Между тем Альбина отчаянно текла. Не только весь низ плотных трикотажных трусов скользко намок, но уже начало сочиться по внутренним сторонам бёдер...
- Лёшенька, ты... скоро там? - голос пионервожатой был прерывист и немного нетерпелив. Она уже представляла, как метнётся сейчас в свой кабинет, запрётся, и сделает себе облегчение. Но прежде надо как- то подтереться. - Скоро?
- Ещё минутки три... Альбина Ивановна... тут со дна скрести надо...
- А-а... Ну хорошо... давай, я жду... - Сразу после этих слов Альбина лихорадочно задрала юбку, моля только о том, чтобы никого не принесло в туалет, и резко спустила трусы до щиколоток. Ловко вышагнула из них, подхватила и расставив полусогнутые в коленях ноги, красиво обтянутые чулками, принялась торопливо вытирать трусами ляжки. Покончив с этим, тщательно протёрла изнемогающую, разволглую пизду, скомкала трусы и задумалась, как их теперь нести. Но сначала надо вернуть на место слишком высоко поддернутую сгоряча тесную юбку. В этот момент открылась дверь хозяйственной кабинки... Они замерли в обоюдном шоке. Лёшка с дурацким кульком в руках и дико вытаращенными глазами и пионервожатая с задранной под самую грудь юбкой, со скомканными трусами в руке... Через мгновение Альбина у ужасе охнула, мучительно, до слёз, покраснела и, резко повернувшись к лучшему пионеру школы спиной начала отчаянно дёргать несчастную юбку, которая перекручивалась и накак не хотела возвращаться на место. Альбина уже рыдала во весь голос от невероятного унижения, а Лёшка таращился на её роскошную голую жопу, содрогающуюся от рыданий. Внезапно Лёшка шагнул вперёд и, молча сопя, страдая от боли в моментально ожившем члене, стал помогать пионервожатой стягивать юбку на место. Та сначала сильно вздрогнула, а потом, всхлипывая и дрожа, приняла помощь. Лёшка старался не касаться её задницы, хотя сильно хотелось... Спустя минуту юбка, наконец, вернулась на место.

[CROWNVIC]

Не моё спёр в инете

[Sarikov]

А дальше?

[_naz_]

Альбина медленно повернулась к Лёшке - зарёванная, с чёрными потками туши на пылающих щеках, мелко трясущаяся от перенесённого унижения и жгучего стыда. Она, как во сне, сняла свои очочки и через силу посмотрела на Лёшку своими бесконечно страдающими, тоскливо-беспомощными, полными глухого отчаяния шлазами.
  --Ты... Ты теперь расскажешь всем мальчишкам... да? - Но в мёртвом её голосе не было вопроса. - И приврёшь ещё, наверное... для красного словца... Гад ты!
   На гада Лёшка не обиделся, несмотря на малолетство, он отлично понимал состояние Альбины Ивановны. Даже  пионерский галстук её словно тоже был унижен. Он как-то сдвинулся в сторону и нелепо алел на подрагивающем округлом плече. Ещё не вполне пришедшая в себя Альбина, не соображая, что делает, в припадке истерической злости, вытирала лицо скомканными трусами и ненавидяще смотрела на Лёшку. А тому было искренне жалко пионервожатую. Она явно ничего не собиралась ему демонстрировать, судя по реакции. Но что она делала с задранной юбкой и без трусов, он так и не понял.
  --Альбина Ивановна... Я... никому ничего не расскажу. И потом... я же помог вам надеть юбку... и... Вы мне очень нравитесь... ну... в том смысле, что вы хорошая. И я не буду вас выдавать... то есть... никому не расскажу...
  --А-а... А матери? - Альбина заметно поуспокоилась, почему-то сразу поверив Лёшке.
  --А зачем ей знать? - убедительно соврал Лёшка. - Вы же сами сказали, всякое в жизни бывает!
  --Ты слышал, о чём мы шептались?!
  --Вы очень громко шептались, Альбина Ивановна... И знаете, вы очень красивая!
  --А ты... - Альбина позволила себе слабо улыбнуться. - Ты гораздо взрослее, чем я о тебе думала... Ты молодец!
--Почему я молодец?
   --Потому что... - Альбина пытливо посмотрела на Лёшку, будто решая, можно ли переходить в отношениях с ним на ДРУГОЙ уровень доверия и откровенности. - Ну... потому что... ты не лапал меня за попу, когда помогал надеть юбку. Но уж зато насмотрелся, да?
  --Ну... да... если честно...
  --Настоящий пионер! - засмеялась Альбина Ивановна, заметно веселея. - Правду говоришь!
  --Не совсем правду, - обнаглел Лёшка. - В том смысле, что не насмотрелся... Ещё бы посмотреть!
  --Ах! Хамло! Ну хамло-о ты, Лёшенька... - ахнула Альбина и хлестанула пацана по плечу. Трусами! Без злости хлестанула и без досады. Снова начала мокреть зудящая пизда. - Давай-ка закончим этот... очень интересный разговор. Тебе надо идти работать, не забыл. И... не надо так откровенно пялится на мою грудь. Иди, бессовестный. Ну! - и замахнулась на лёшку всё теми же трусами.
    Лёшка пулей вылетел из туалета. К счастью, никого рядом не было. Прошло уже пятнадцать минут третьего урока, а надо до его конца пол в пионерской натереть. А очень хочется выдрочиться на Альбину! То, что произошло, было настолько невероятным, что Лёшка на ходу и сам недоверчиво мотал головой. Но главное было в том, что говорила и как вела себя пионервожатая. Неужели потом как-нибудь можно будет у неё посмотреть и вообще... Невыносимо! Лёшка буквально вломился в пионерскую, защёлкнул дверь на замок и прямо рядом со стоящим на специальной подставке барабаном стремительно выдрочился, испытав огромное облегчение.
   Если бы он мог знать, чем сейчас занимается, закрывшись в своем кабинете, Альбина Ивановна! А она, откинувшись на стуле и широко расставив ноги, ожесточённо натирала ладонью клитор, еле слышно постанывая и закатывая в экстазе глаза. Пионервожатая тоже очень быстро спустила и замерла, медленно приходя в себя и ужасаясь тому, что произошло. А главным образом - что может произойти, если Лёшка не сдержит слово.

...Лёшка без стука юркнул в кабинет директора школы. Мама тут же поднялась из-за своего солидного стола и шагнула навстречу Лёшке, обнимая его и прижимая к груди.
   --Наконец-то! Уже две минуты перемена идёт, а тебя всё нет! Ну что, Лёш, ты хоть успел что-то рассмотреть? У меня там, конечно, мхом всё заросло, но я же раздвинула... Видно было что-нибудь?
  --Да всё, мам, классно было видно... У тебя такой клитор здоровенный, ма!
  --Понравился тебе? - Нина Александровна посмеивалась, разговаривая с сыном, а сама непроизвольно прижимала его к себе всё сильнее.
  --Ой, конечно, ма, чего спрашиваешь... О! А знаешь что... У тебя этот... задний проход в общем... не как у всех... У всех такой кружочек сморщенный, а тебя прямо щелка вот такая, - Алёшка показал пальцами длинну, - как спичечный коробок. И вокруг всё коричневое такое... Почему это, мам?
  --Действительно всё расссмотрел, - немного покраснев, рассмеялась Нина. - Ну что ж, коль уж у нас теперь нет друг от друга тайн, то... Просто я очень люблю, когда мне... ну...э-э... делают в попу, понимаешь? Ну ебут в жопу, проще говоря! Папа, когда приезжает, он меня всегда только в жопу. Во-первых, детей больше не хочет, а во-вторых, знает, что мне так гораздо больше нравится. Ну и я ещё когда девчонкой была, пристрастилась к... задним экспериментам. Совала туда, что ни попадя. Да раз от разу всё толще... Вот и натёрла со временем. Ясно тебе, сына?
  --Ма-ам... робко протянул Лёшка, сглотнув слюну. - А я... А мне можно будет... когда-нибудь... ну всунуть тебе туда?
  Нина лукаво посмотрела на сына, чмокнула его в лоб и невинно спросила:
  --Что всунуть-то?
  --Вот его... - сказал Лёшка безнадёжным голосом и уныло указал пальцем на собственную вздутую ширинку.

[_naz_]

--Ах, его-о-о... - Нина выпустила сына из объятий. - Ну тогда живо освобождай своего страдальца!  Можно будет  когда-нибудь, но хочется-то сейчас, верно, Лёш? Быстренько, быстренько... Давай брюки сюда... Да не мни их... - Нана акуратно повесила брюки на спинку стула, после чего ловко задрала юбку и, повернувшись к Лёшке спиной и круто наклонившись, снова, как в туалете, сильно раздвинула ягодицы. Щель очка блестела, явно чем-то смазанная. Лёшка долго разбираться в этом не стал. Подскочил и, в состоянии близком к полуобморочному, начал совать в анус залупу. Та соскальзывала, то съезжая  вниз и зарываясь в волосатые мокрые складки горячей пизды, то задираясь вверх, елозя вдоль расщелины между ягодицами. К тому же было отчего-то не очень удобно.
  --Ма, а присядь чуть-чуть, а то...
  --Вот так? - Нина немного просела тяжёлой округлой жопой, и Лёшка вдруг, восторженно обмерев, влупил член в гостеприимное скользкое очко на всю длинну.
   Нина Александровна задушенно вскрикнула, ощущая, как каждую клеточку её тела заполняет непередаваемо сладкая сексуальная истома. Такого плотного и глубокого заполнения своего голодного очка твёрдым здоровенным членом она не испытывал уже очень давно. А это, к тому же был член её сына... Лёшка необыкновенно скоро уловил, как надо двигаться, чтобы исторгать из маминой груди стоны, от которых у него бегали по всему телу мурашки. А Нина, остро осознавая крайнюю разнузданность, непристойность и преступность происходящего, тонула в чёрной бездне дикого наслаждения. Она на удивление легко и грациозно, но с силой подмахивала жопой навстречу толчкам сына и чувствовала, что её вот-вот накроет волной сумасшедшего оргазма.

Яйца сына с размаху колотили о распяленные, обильно сочащиеся складки пизды, доставляя Нине Александровне дополнительное сладкое удовольствие. Вот... Вот оно!!! Нина, чтобы не закричать на всю школу, закусила рукав своего делового пиджака и, спуская, резко и сильно задёргала задом. В глазах запестрели цветные кружочки, её закорёжило ещё сильнее, когда она услышала сзади Лёшкин тихий взвизг и почувствала, как в натруженное очко хлынула сперма сына. Тот, словно стараясь выдать маме всё до последней капли, напёр на неё всем телом, вгоняя раздувшийся член в вовсе уж неведомые глубины. От этого толчка Нина потеряла равновесие и, чуть испуганно охнув, повалилась грудью на свой стол. Член с чмокающим звуком вырвался из очка и закачался - ядовито-красный, как у кобеля, скользкий, блестящий... Лёшка попятился и рухнул в кресло, обессиленный, пусто-звонкий внутри и абсолютно счастливый. Он смотрел, как мама, поднимается со стола, поворачивается, покачиваясь, к нему - с задранной юбкой и... бессмысленно блаженной улыбкой на красивом раскрасневшемся лице. Вот начала неловкими движениями тянуть юбку вниз, не обращая внимания на мокрый край правого чулка и блестящие мутные капли на волосне внизу живота. Лёшка подскочил, помог. Невпервой ведь!
    Улыбнувшись сыну, Нина с наслаждением потянулась, потрепала его по макушке:
  --Вот уж всунул так всунул, сыночка...
  --Мам, у тебя там всё заляпано... и чулок тоже мокрый...
  --И из задницы льётся, - иронично подхватала Нина Александровна. - Ну всё, беги давай, это уж теперь моё дело, а ты свой сделал. Маленький похабник с большим хреном...
   Лёшка быстро оделся и потянул ручку двери - дверь открылась. Мать резко побледнела: они забыли закрыть дверь на ключ!

--Мам, ну чего ты? Никто же не вошёл...
  --Ой, Лёшка, даже думать об этом не хочу... Все поджилки трясутся... А вдруг кто-нибудь заглядывал?! Мы же спиной к двери были...
  --Да не, мам. К тебе же всегда стучатся. А услышать тоже никто не мог... Мы же не шумели... слишком уж... А дверь у тебя вон какая толстая, да ещё кожей обита...
  --Что б я без тебя делала? Умеешь женщину успокоить. И порадовать! Спасибо тебе, сладкий мой. Иди теперь, через две минуты звонок на урок. Мы с тобой очень хорошо уложились, правда?
  --Ага, мам... А мы дома вечером...
  --Вот дома вечером и будет видно. Ишь, прыткий какой! Да, будешь выходить, осмотрись аккуратненько... Если кто поблизости крутится с дурными глазами... ну понимаешь, да?.. то нам каюк. Ладно, всё- всё, не буду. Иди, Лёш...
    Мальчишка высочился из кабинеты матери и облегчённо вздохнул. По крайней мере сейчас никого поблизости не было. И не поблизости тоже. Директорский тупик длинного коридора был абсолютно пуст. Лёшка ещё раз вздохнул и, сияя, как юбилейный рубль, помчался в класс. Как раз математика сейчас, Раиса Моисеевна ведёт. Тяжёло будет слушать про синусы-косинусы, вспоминая её подвижное очко в туалете и вообще...
  У самых дверей класса он почти столкнулся с Альбиной Ивановной. Та уже была в полном порядке и даже улыбалась, как обычно, разве что чуточку напряжённо.
  --Ну что, натёр пол в пионерской, - как ни в чём не бывало, спросила пионервожатая.
  --Натёр, Альбина Ивановна, - отрапортовал Лёшка и стал открыто рассматривать великолепные Альбинины груди. А та вдруг с улыбкой расправила плечи, выпятив буфера ещё сильнее. При этом она смотрела Лёшке прямо в глаза.

Вид у вожатой был такой... немного отчаянный, вызывающий, как у человека, которому уже нечего, по большому счёту, терять. Лёшка неведомо как уловил это её настроение, с усилием оторвался от созерцания явно выставленных напоказ грудей и негромко, но твёрдо сказал:
  --Альбиночка Ивановна, я ведь слово дал - НИ-КО-МУ! Не бойтесь, пожалуйста...
  --Знаешь, Лёш, почему-то мне очень хочется тебе верить... - И Альбина зачастила каблучками, удаляясь от взгрустнувшего невесть от чего Лёшки.
   Ладно, пора в класс, а надо ещё успеть учебники достать, раздожить, тетради приготовить, транспортир, линейку... Раиса любит, чтобы у всех всё было красиво разложено. А сама очком-то как! Лёшка вошёл в класс, чувствуя себя по сравнению с остальными, гигантом. Не половым, нет. А просто... Он был с сегодняшнего дня обладателем сразу нескольких очень стыдных тайн, делиться которыми на самом деле ни с кем не собирался. Он словно повзрослел за этот сумасшедший день. Да и за вчерашний тоже. "Если так дальше пойдёт, школу закончу мужиком таким... с усами там... пиджак с галстуком..."
   На уроке Лёшка иногда начинал улыбаться своим мыслям, а на математичкин зад (да и перед!) поглядывал так, будто на ней нет её вечной серой юбки. Собственно, для мысленного взора её и не было. Короче говоря, на этом уроке Лёшка впервые за год получил тройку, решая у доски задачу. Раиса Моисеевна встревоженно смотрела на него и спрашивала:
  --Да что с тобой, Лёша? Ты же всё это знаешь!
  "Ничего, Раиса Моисеевна, - мысленно отвечал Лёшка, - просто вспоминаю, как вы очком - раз! раз! раз! А вы мне задачу какую-то..."
   В общем, до конца урока Лёшка еле высидел. Отчаянно хотелось домой и чтобы скорее наступил вечер.

...Из школы тоже шли вместе. Только настроение у Нины было совсем другое, тревожное, она пыталась хоть как-то заглушить его быстрой размашистой ходьбой.  Временами у неё начинало в страхе колотиться сердце. Она даже не очень слушала, что говорит семенящий рядом сын.
  --Да, мама же! Я... Я не успеваю за тобой... Куда ты несёшься?
  --Извини, сына... У меня... очень погано на душе...
  --Из-за того, что мы... с тобой делали в эти дни... да?
  --Ну-у... Нет... Пожалуй, нет. Я всё ещё боюсь, что нас могли видеть. Очень боюсь. И вот  что, сына... Всё-таки давай с этим покончим. Побаловались и хватит...
  --Ма-ам... Ты что-о... Ты правда не хочешь больше? Не хочешь?
  --Да очень хочу! Безумно хочу! Постоянно хочу! Но... разве ты не понимаешь? Лёшенька, - голос матери стал вдруг просительным, - давай на время прервёмся немножко. Давай подождём, когда всё утрясётся или... за мной придут из милиции.
  --Ма! Ну ты что, с ума, что ли сошла?
  --Да знаешь, сына, наверное сошла... Здоровые-то матери не подставляют сыновьям собственные жопы. И уж точно не сосут у них!
  --Мам, ты что громко так?! Люди ж услышат...
   Нина Александровна испуганно заозиралась по сторонам, но совсем уж близко никого не было.
  --Как ты меня напугал, Лёшка... Фу-уф... Сейчас сердце из груди выскочит... Ладно, давай пойдём молча, хорошо? А уже дома поговорим обо всём.

Дома, едва только они переступили порог и захлопнули дверь, Нина, с глухим коленным стуком быстро опустилась на пол и принялась ожесточённо терзать ширинку школьных Лёшкиных брюк. Через несколько секунд она сдёрнула их до тонких щиколоток сына вместе с трусами, почти грубо схватила правой рукой стремительно увеличивающийся Лёшкин член и насадилась на него широко разявленным ртом, желая, чтобы гладкая залупа заткнула на некоторое время горло.
  --Ма-а-а... - простонал Лёшка, - ты... ты же сама говорила, что давай прервёмся... О-о-о-о...
   Это Нина, уже чуть не задыхаясь, наделась горлом ещё глубже, добиваясь рвотного рефлекса. Она не хотела вырвать, ей надо было лишь, чтобы началось сильное слюноотделение. Она своего добилась и когда извлекла член наружу, тот был очень мокрый и скользкий. У неё же слюна свешивалась ниткой с подбородка, а из-за навернувшихся слёз потекла тушь по щекам... Нина, не обращая на это внимания, перетекла с колен на четвереньки, несколькими бесжалостными рывками ( та аж затрещала) задрала на поясницу юбку, рванула книзу трусы и недвусмысленно раздвинула ягодицы. Всё это она проделала, не произнеся ни слова. Лёшку не надо было приглашать дважды. Он живо пристроился к гостеприимно распахнутой маминой жопе и вогнал в неё обильно наслюнявленный член сразу на всю длинну. Нина выгнулась по-кошачьи и глухо замычала - сладостастно, низко, изнемогающе... И Лёшка подсознательно понял, что надо матери. Он крепко вцепился в её пухлые белые бёдра, так, что ей наверняка стало больно, и начал бесжалостно, грубо, размашисто, меняя направления, долбить и без того распухшее красное очко.
    Нина испытывала бесконечное блаженство и дикий восторг от этой разнузданной болезненной ебли. Это было наказание ей. Да, настоящее наказание за её поведение в последние дни! Такое жестокое, сладкое наказание... И если за ней придут и увезут в тюрьму, то ей будет что вспомнить. Собственно, именно по этой причине, не помня уже собственных слов о необходимости прерваться, она и набросилась на сына прямо в коридоре.
Нина уже с мучительным содроганием всего разгорячённого тела несколько раз кончила, сделав на ковровой коридорной дорожке большую, невпитывающуюся мутную лужу. Клитор, толстые мясистые складки влагалища, густая волосня были мокрыми насквозь и от этих бесконечных фонтанных извержений и от пота... Вот женщину снова затрясло, а Лёшка, войдя в раж и не слушая придушенный скулёж матери, драл и драл её, подсознательно мстя за то, что она хотела прекратить всё. Теперь-то он видел, что ничего такого она не хотела, но... остановиться уже не мог. Мощно толкнув бёдрами, он повалил мать на дорожку и распластался на её дрожащем теле, подтянулся немного вперёд и стал сзади легонько покусывать за ушко, не прекращая своей неутомимой долбёжки. Нина снова излилась, впадая от этого невероятно сильного, множественного

[_naz_]

полубессознательное состояние. В конце концов, Лёшка залил горящее мамино очко спермой и, тяжело дыша, сполз с неё, обессиленно вытянувшись рядом на дорожке.
   Нина с трудом повернулась на бок, потянулась к сыну и поцеловала его очень нежным благодарным поцелуем в приоткрытые губы.
  --Спасибо, сыночка... Спасибо тебе, родненький... Ты... ты понимаешь меня, как никто никогда не понимал... Только папа твой... по молодости... тоже понимал... но у него член - не чета твоему. А твой такой сладкий... Жаль, тебе не понять, каково женщине нанизываться на такой... Или когда он вламывается в тебя...
  Нина бормотала и гладила сына по голове, а тот осторожно стирал пальцами с её щёк потёки туши.
  --Ладно, сынуль... надо вставать да идти душ принять... а то ты меня об дорожку всю извозил, бессовестный. - Нина со слабым смешком начала подниматься, и тут её истерзанное очко издало громкий хлюпающий звук и из него высочилась на дорожку сперма.

Нина засмеялась. Сначала тихонько, а потом всё громче и громче. Она уже хохотала во всё горло, заставляя мокрые, вывалившиеся из блузки груди беспорядочно скакать. Из глаз её брызнули слёзы... И только тут Лёшка догадался, что у мамы истерика. Он принялся трясти её и говорить что-то умоляюще-успокаивающее, но она заходилась всё сильнее. Тогда пацан размахнулся и так, что ладони стало больно, резко хлестанул мать по трясущемуся голому заду. Шлепок прозвучал в коридоре, как выстрел. Нина взвизгнула, разом перестав хохотать, глотнула воздух, захлопала растерянно ресницами, а потом тихо заплакала, всхлипывая и трясясь...
  --Пойдём, поёдём мамочка... Вот сюда... В душик пойдём, да? - Лёшка разговаривал с матерью, как с маленькой, осторожно снимая с неё одежду и бросая её тут же, в коридоре и не замечая, что юбка накрыла собой мутные лужицы на дорожке. - Вот так, поёдём, мам...
   Он долго купал мать, с наслаждением намыливая её ноги, спину, бока, живот, груди... Бережно касался воспалённой анальной щели, тщательно промывал волосню в промежности. Потом мыл ей голову пахучим цветочным болгарским шампунем...
   Через час они сидели в большой комнате напротив друг друга, утопая в мягких польских креслах. Нина была закутана в розовый банный халат, Лёшка сидел голый, вялый член его немного саднил.
  --Спасибо тебе, сына... Такое огромное спасибо! Знаешь, я уже завидую той, кто станет твоей женой. Ты такой умелый и заботливый... Даже удивительно, откуда в тебе это... А как ты мне по жопе-то врезал, негодник! Руку на мать поднял! Хотя... ты на меня не только руку поднял, а? - по слабым пока, но явно игривым ноткам в голосе, мама приходила в себя. - Лёш, а ты будешь ко мне приезжать, когда меня заберут, а?
  --Ма, ну хватит тебе уже! Никто тебя не заберёт! И потом, если бы вдруг такое... тьфу!тьфу!тьфу!.. случилось, то меня к тебе наверное не будут пускать...
  --Знаешь, а ты прав... Точно не будут пускать. И тогда я сойду с ума. Или повешусь. - На этот раз голос Нины Александровны был абсолютно серьёзен.
  --Мам!!! - Лёшка взвился с кресла. - Хватит! - И ушёл к себе в комнату, хлопнув дверью.
   Он быстро заснул и не слышал, как мать застирывает в ванной вымазанную спермой и почим юбку.

Утром они снова шли в школу, как ни в чём не бывало. Помирились за завтраком. У Нины от вчерашнего приступа депрессии и страха не осталось и следа. Отчего-то она уже была уверена, что никто их не видел. Собственно, так оно и было. Мать с сыном шли и вполголоса перекидывались похабными шуточками. Лёшка особенно напирал на то, что сегодня директору школы, пожалуй, не присесть будет... после вчерашнего-то! А Нина, подсмеиваясь с удовольствием, отвечала, что жопа у неё широкая, можно на одной половинке хорошо сидеть! И тут Лёшка вспомнил:
  --Ма-а! Я ж забыл совсем! Я тебе про Альбину Ивановну такое потом расскажу!!!
  --Интересное? На какую тему?
  --На туалетную, ма... Там такое было - вообще-е-е...
  --Подсмотрел, что ли у неё?
  --Ну да... Ну то есть нет... Я тебе потом со всеми подробностями расскажу, ладно? А то вон школа уже.
  --Но только со всеми! Прибегай на большой перемене, хорошо? Но только, как мы договорились, сегодня отдыхаем. Это во-первых. А во-вторых, больше стараемся в школе не баловаться. Без крайней нужды.
  --А крайняя нужда - это как?
  --Это каком кверху! Хватит выпытывать всякую ерунду! Беги, вон тебе мальчишки машут.
   Лёшка с лёгким сердцем умчался, а Нина шла и думала о том... как не умереть от любопытства до большой перемены. Что уж, интересно, такого могло произойти с сексуально озабоченной Алькой в туалете? Между прочим, её однажды хотели уволить деятели из облоновской комиссии, но Нина её отстояла. Альбина хорошая баба, только муж-идиот этого не понял и бросил её. Вот она и бесится. И мужика, конечно, хочет. И что этим козлам надо? Умная, красивая, готовит отлично, в доме ни пылиночки, выглядит, как секс-бомба. Ладно, подождём большой перемены.

...На большой перемене Лёшка, стараясь особо не никому бросаться в глаза, просочился в мамин кабинет. И сразу провернул вставленный в замочную скважину ключ на два оборота. Конечно, они ничего не собираются сегодня делать, но... мало ли!
  --Ну наконец-то! - В голосе мамы прозвучало такое нетерпение и жгучее любопытство, что Лёшка ехидненько так захихикал. - Давай скорее рассказывай, а то у меня всё из рук валится, ни о чём другом думать не могу. Чаю налить тебе? Печенье в столе вон там возьми...
   Лёшка отхлебнул большой глоток сладкого чая, поудобнее устроился на стуле возле маминого стола и перессказал всё в мельчайших подробностях. Вплоть до того, кто как стоял, как смотрел, что говорил. Включая коротенький разговорчик с демонстрацией грудей возле дверей класса... Ну и про Раису Моисеевну тоже рассказал.
  --Слушай, ну прямо у тебя неделя полового просвящения, - засмеялась мама, заметно возбуждённая рассказом сына. - Вот что я тебе скажу... Дал Альбине слово молчать - молчи...
  --Ма, да я и не собирался...
  --Не перебивай! И про Раису, надеюсь, хватит ума, не распространяться. Она ничего и не делала, кстати. Всего лишь ссала... Я имею в виду: никаких даже намёков нигде никому, что видел у неё что-то...
  --Ма, ну сто раз же мы об этом говорили, что никому ни про что...
  --Ничего, послушай в сто первый... А насчёт Альбины... Тут я тебя могу порадовать, наверное... У меня такое ощущение сложилось... если ты, конечно, не наврал мне с три короба... что... Короче говоря, мне кажется, со временем она может дать тебе...
  --Не врал я с три... - начал было Лёшка и осёкся: до него дошёл смысл маминых слов. - Что? Что она может дать мне?
  --Не прикидывайся дурачком, тебе не идёт... Ты прекрасно меня понял: она вполне может тебе отдаться.
  --Ни фига себе! Почему ты так решила?
  --Ну... кое-какие признаки... опять же, если ты действительно предельно точно мне всё рассказал.
  --Точнее не бывает.
  --Ладно, иди-ка ко мне, подрочу тебе быстренько, если хочешь... Или не хочешь?
   Лёшка, конечно, хотел. Через несколько минут он, замечательно облегчившийся в мамин рот, с удовольствием сидел на уроке и слушал про роль личности в истории.

...Неделю спустя... В большой комнате вокруг красиво накрытого праздничного стола суетилась Нина Александровна. На неё было лёгкое нарядное платье, доходящее до колен и плотно обтягивающее её очень женское роскошное тело. Платье это уже года четыре, как стало довольно мало для Нины, но другого не было. И это-то с большим трудом купила московском ГУМе, когда ездила в столицу на всесоюзную конференцию учителей. Из-за тесноты платья и... по той причине, что её это приятно возбуждало, нижнее бельё Нина не надела. Пояс тоже. Высокие чулки были перехвачены под самой задницей круглыми резинками.
  --Лёшик, неси оливье! Так... что ещё... Вроде всё поставила.
  Лёшка притащил из кухни большую хрустальную салатницу с салатом.
  --Куда ставить, мам?
  --Да вот сюда, наверное... Хлеб отодвинем чуть-чуть и вино... Ну вот, отлично! О-ох... До чего ж я не люблю эти дурацкие дни рождения... Надарят всякого ненужного хлама, потом нажрутся, потом песни-танцы до 12 ночи... И надо всем улыбаться, идиотские тосты слушать... А лучшего подарка, чем ты, всё равно у меня никогда не будет. - Нина с глубокой любовью посмотрела на сына.
   Лёшка немедленно подошёл к матери, обнял её за талию, прижимаясь щекой к тугой, кажущейся в этом платье ещё более огромной груди, и немедленно задрал подол, руки его с удовольствием зашарили по тёплой родной жопе. Нырнули вдоль щели вниз, раздвинули слегка ягодицы и завозились там, во влажных складках и волосне. Нина слегка наклонилась к сыну и расставила ноги, облегчая ему доступ. Она начала покрывать Лёшкино лицо сосущими нежными поцелуями. Руки её сквозь брюки мяли и подрачивали восставший член сына... Но вдруг она отстранилась.
  --Сыночка, давай не будем заводиться, хорошо? Уже вот-вот гости начнут приходить... А то, представляешь, звонок в дверь, а мы тут с тобой... Лица красные, глаза дурные... Ой! Ну вот, видишь? Уже кого-то принесло! Уже звонят!
  И Нина Александровна, натянув платье на бёдра, торопливо пошла открывать дверь.
Лёшка пошёл следом, привычно заваливая торчащий член налево. У него под брюками тоже не было трусов. Так уж у них с мамой повелось с недавних пор - никакого нижнего белья!
  --Здравствуйте! Проходите, пожалуйста... Проходите-проходите...
  В короидоре завязалась неловкая немного суета. Вручение подарка, снимание обуви, колготня, мамин немного нервный смех, глупые шуточки пришедших. А пришли Людмила Ивановна и Валерия Ивановна Волошины, сёстры, работающие в одной школе. Про них даже как-то городская газета писала. Людмила - англичанка, а Валерия - младшие классы ведёт.  Обе - розовощёкие симпатичные хохотушки, невысокие, плотненькие такие, с красивыми икрами и не очень широкими, но весьма соблазнительно обрисованными пухленькими жопками. Жаль, буфера маловаты. Лёшка считал, что красивее и лучше буферов, чем у мамы, не бывает. Но сейчас он с удовольствием глядел на училок, мысленно раздевая их и...
  --Лёшка! Ну ты чего такой невежа! Поздоровайся сейчас же!
  --Ой! Здравствуйте, Людмила Ивановна! Здравствуйте, Валерия Ивановна!
  --Здравствуй, здравствуй... - приятно улыбаясь ответили сёстры и вслед за хозяевами прошли в комнату.
  А Лёшке предстоящий праздник, наоборот, нравился. Он будет один среди такого количества женщин. Кажется, десять, что ли, их будет... Мама сказала, что это будет такой день рождения без мужчин. Потому что половина учительниц не замужем. И вот чтоб другим необидно было, она и пригласила всех без мужей. Почти все замужние обрадовались возможности отдохнуть и повеселиться без мужниного присмотра.
Ну а Лёшка надеялся, что когда все учительницы поднапьются, оно сможет позаглядывать им под подолы. Може, даже пощупаться удасться как-нибудь случайно. Раздался новый звонок, Лёшка помчался открывать. Теперь Нина пошла следом. Мальчик открыл дверь и немного растерялся даже. На пороге стояла Альбина Ивановна с большим букетом розовых гладиолусов.
Альбина с привычными пионервожатскими интонациями вручила Нине Александровне цветы и что-то в крохотной коробочке. На Лёшку она ни разу не посмотрела. Зато потом, в комнате, подошла к книжному шкафу возле, которого стоял Лёшка и поздоровалась отдельно:
  --Здравствуй, Лёшенька, - сказала она так, чтобы было слышно только ему. Возле другого шкафа вполголоса щебетали и весело посмеивались Волошины. Именинница была на кухне. - Ты... Ты молодец. Ты никому не рассказал.
  --Откуда вы знаете? - Лёшке и в самом деле было интересно, как она узнала это.
  --Просто, когда о тебе знают что-то стыдное, то... это видно, понимаешь? А ты... ты другое дело. Ты настоящий мужчина, умеешь своё слово держать. Спасибо тебе! - И, воровато покосившись на увлёкшихся разговором сестёр, коротко, но очень сладко поцеловала Лёшку в губы. - Надеюсь, об этом ты тоже будешь молчать, да? - Она видела, что немного порозовевший Лёшка, опять разглядывает её груди и... на сей раз воспринимала это абсолютно спокойно. - И всё-таки, Лёшенька, ты... так уж откровенно на них не пялься, ладно? По крайней мере, при людях...
   От этой фразы Лёшка обалдел. Это что же... Если рядом никого не будет, можно пялиться?! Неужели мама была права, когда говорила, что Альбина может ему дать?! Тут как раз из кухни вышла Нина с салфетками и полотенцем в руках. Мельком посмотрела на пионервожатую рядом с сыном и улыбнулась. Разговаривают о чём-то... Лёшка явно возбуждён. Мать бросила опытный взгляд на ширинку. Ну так и есть! Хорошо хоть он свой конский член догадался в сторону сдвинуть! Кажется, что у мальчика просто что-то большое затолкано в карман... Нина с тоской подумала о том, как было бы хорошо вынуть сейчас это большое, потереться о него лицом, полизать, пососать, яйца на ладони покатать...
  --Нина Александровна, вам, может, помочь чем-то надо? А то вы задумались так... - Это одна из Волошиных подошла, и Лёшка с удовольствием отметил её не доходящую до колен плотную расклешённую юбку. На другой сестре была такая же, разве что чуть посветлее.
  --Нет-нет! Всё в порядке. Вотсейчас подойдут остальные, и можно будет садиться за стол.
--Вам тоже... очень-очень большое спасибо, Альбиночка Ивановна, - горячо прошептал Лёшка пионервожатой, которая мгновенно поняла, за что он её благодарит. Она улыбнулась лукаво и поощрительно, но тут же повернулась к книгам, с лёгкой досадой ощущая, что опять у неё всё внизу помокрело. Ну да ничего, до туалета пять шагов...
    В течение нескольких минут пришли остальные гостьи, и вскоре в трёхкомнатной директорской квартире шумело застолье. Лёшка сидел на стуле с краю стола и невольно поглядывал на диван, где сидели как раз Волошины и Альбина. Диван для них был тесноват, а потому пионервожатая сидела немного вполоборота, как раз красивыми своими коленками в Лёшкину сторону. Когда мальчик в очередной раз улучив момент бросил на них жадный взгляд, Альбина вдруг на бесконечно долгую секунду раздвинула их. Специально! В этом Лёшка, перехвативший её тёплый приязненный взгляд, был абсолютно уверен. Он успел увидеть голые ляжки над краями чулок и между ляжками - пухлое, выпирающее вперёд валиком, обтянутым полупрозрачной бежевой тканью, сквозь которую проглянуло спутанно-косматое и чёрное. "Да это же волосня на пизде!" - мысленно ахнул Лёшка и, сглотнув, почти испуганно уставился на Альбину, но та сразу отвернулась и оживлённо о чём-то заговорила с соседкой по столу.
   ...Училки галдели, стараясь перекричать одна другую, пьяно и визгливо смеялись.

[_naz_]

Волошины при этом одинаково отваливались на спинку дивана и запрокидывали головы, уже не особо заботясь о приличияхи не замечая, что их юбки задрались довольно высоко. Края чулок ещё не показались, но... Похоже, про старающегося не отсвечивать мальчишку попросту забыли, а тот с огромным наслаждением пялился на их мелькающие голые ляжки и прикрытые трикотажем трусов лобки. В конце концов у Валерии трусы немного съехали в пах, открыв краешек пизды с клоком золотисто-рыжих волос. Терпеть больше не было никаких сил. Лёшка потихоньку выбрался из-за стола и высочился из комнаты, торопливо направляясь в комнату дальнюю.
Он уже хотел закрыть за собой дверь, как вдруг в комнату быстро проскользнула мама. Она тут же со сладострастным стоном поцеловала сына в губы, обдав сильным запахом перегара.
  --Сыночка, давай скорее... У нас всего несколько минут... - Мать задрала платье и встала раком, опершись руками в письменный стол. - Лёшечка, сегодня можно не в жопу, я потом объясню, почему... Ну скорее же, мой хороший...
   И Лёшка впервые в жизни заехал членом в пизду. В мамину пизду! Это оказалось совсем не так, как в очко. Тут было посвободнее немного, но зато и более мягко, что ли... более скользко... более нежно и горячо... Лёшка знал, что, перевозбуждённый, долго не выдержит. Он, быстро двигаясь, наклонился , почти лёг на мамину изогнутую спину, просунул вниз руку и ухватил стонущую мать прямо за скользкий трепещущий клитор - толстенький, упругий, скользкий, живой... Нина дёрнулась, как от разряда электрического тока, и низко вскрикнув, кончила... Обычно её требовалось некоторое время, чтобы придти в себя после сильного оргазма, но сейчас этого времени не было. Она разогнулась, схватила со стула Лёшкину белую пионерскую рубашку и подтёрлась. Торопливо поправила платье, чмокнула сына в щёку: "Умничка моя! Спасибо, зайка...", натянула на раскрасневшееся довольное лицо улыбку гостеприимной хозяйки и выбежала из комнаты. Лёшка этой же рубашкой вытер член, а потом с пола - набежавшее из обильно спустившей мамы. Из комнаты он выходил облегчённый и тоже очень довольный. Это так классно вообще! В квартире куча учительниц и ни одна даже подумать не может, что вот только что, в нескольких метрах от них мама с сыном накоротке соединились. Как сучка с кобелём! И теперь опять вернулись к гостям с самым невинным видом.
   Кажется, их короткого отсутствия никто не заметил. Разве что Альбина. Она пристально посмотрела на Лёшку, потом на радостно что-то рассказывающую Нину Александровну, задумалась на некоторое время и... удовлетворённо кивнула, что-то для себя поняв или решив. А Лёшка смотрел на неё и, внутренне холодея, как-то совершенно отчётливо и ясно понял, что Альбина догадалась про них с мамой! Он метнул на пионервожатую настороженный взгляд, криво улыбнувшись. Но та, не отводя неожиданно трезвых серьёзных глаз, медленно покачала головой.
Покачала, не осуждая, кажется... А будто тоже обещая молчать. И, словно в подтверждение, снова раздвинула колени. Теперь пошире... Лёшка повеселел и неуверенно кивнул Альбине, та улыбнулась и приподняла бокал с вином: всё нормально, мол, не бери в голову...
   Потом стол отодвинули в сторону и начались танцы. Вот когда Лёшка стал нарасхват. Взрослые пьяные тётки, забыв на это время свой статус учительниц, хохотали, как сумасшедшие, прижимая пацана к себе и не замечая, как он случайными вроде, неловкими движениями рук тыкается в их груди, чиркает по задницам, касается  в беспорядочных дурацких танцах лобков. Только Альбина всё замечала. Она поглядывала на Нину Александровну и всё больше убеждалась в правильности своей догадки. Смирновы - не просто мать с сыном... Вон как она ревниво смотрит за Лёшкой, с напряжённой, будто приклеенной к лицу улыбкой. Но внезапно Альбина поняла, что и сама отчаянно ревнует мальчика. Не к матери, нет. А ко всем этим похабно отплясывающим тёткам. И он тоже хорош! Ну совсем обнаглел... Схватил за грудь Алексееву! Географичка даже протрезвела, кажется и даже возмущённо открыла рот, но тут её увлекла в сторону давящаяся от смеха и пытающаяся что-то рассказать Людка Волошина. Алексеева отвлеклась и моментально забыла инцедент... Альбина с облегчением перевела дух. Но надо с этими танцами заканчивать...
  --Девочки, девочки... А давайте попоём! Давайте что-нибудь такое...
   И вот уже вся компания дружно, с подвизгиваниями и смехом поёт про " к сожаленью, день рожденья только раз в году!" Альбина посмотрела в очередной раз на именинницу и неожиданно поймала её искренний благодарный взгляд.
   Потом опять танцевали. Что-то медленное. Альбина первая подскочила к Лёшке, не собираясь на этот раз никому его отдавать. На протестующие пьяные вопли разгорячённых женщин резонно отвечала со смехом: "Я в прошлый раз не танцевала, так что имею право!" И вроде бы шутила, но на самом деле действительно собиралась стоять насмерть. Вскоре на них махнули рукой. Учительницы привычно разбились на пары: в первый раз, что ли, праздновать без мужиков?!

--Лёшенька, - шептала Альбина, - ты очень рисковал... Зачем ты их хватал... везде?
  --Вы видели?! - на самом деле Лёшка испугался не слишком. Они с Альбиной с некоторых пор уже не просто пионервожатая и лучший пионер школы. И к тому же... Она ему сегодня показывала!!! И вот теперь они танцуют в куче веселящихся училок, и Альбина прижимается к нему тугими огромными шарами грудей. И разговаривает с ним о том, что вообще немыслимо!
  --Конечно, видела. Нахалёнок ты... Ну.. А ты... Ты видел... когда я за столом... - Альбина покраснела, но глаза не отводила. Она понимала, что после сегодняшнего вечера возврата к обыкновенной простой пионерской жизни по отношению к этому мальчику не будет. - Когда я тебе... показала?
  --Я... я... - задыхаясь, залопотал Лёшка, тоже понявший всё. - Спасибо, Альбиночка Ивановна... я видел... так у вас... красиво всё... ТАМ...
  --Мне очень нравится, когда ты называешь меня Альбиночка Ивановна... И знаешь, что...
  --Что-о... - и вовсе обмирая, прошелестел Лёшка.
  --Вам с мамой... надо быть поосторожнее... Тихо! Не дёргайся... Это, конечно, немножко... дико... Но объяснимо. Не мне вас судить... Вы только поосторожнее, пожалуйста... Это ладно, что только я заметила ваше совместное отсутствие. И обратила внимание на ваши лица, когда вы вернулись, а если бы кто другой заметил? Сначала... я немного сомневалась... Но потом ещё вспомнила случай в туалете... Знаешь, обычно мамы при сыночках не мочатся, согласен? - Адьбина тихонько засмеялась. - Да не бойся! Теперь уже я обещаю молчать, как рыба. Честное пионерское!
   На этот раз они засмеялись оба. Нина, наблюдавшая за ними, страстно хотела знать, о чём они разговаривают. У сына такое странное... даже как будто немного испуганное выражение лица... Но вот смеются! Договорились, что ли?! Нина Александровна заметила, как вожатая раздвигала за столом колени.
   Наконец, отдуваясь и обмахиваясь ладошками, гостьи снова расселись за столом. Кроме именинницы и Альбины, которую Нина позвала на кухню.
  --Аля! Я видела, что ты делала за столом... Ведь могли увидеть другие!
  --И вы так спокойно говорите... зная, что я... ну... показывала Лёше?! Да, показывала!
  --Да не кипятись... Это ваше с ним дело... Только, ради бога, поаккуратнее... Ты же понимаешь...
  --И вы, Нина Александровна, поаккуратнее с ним... Ну хоть не на людях!
   На несколько секунд Смирнова потеряла дар речи, не зная, как реагировать. Но Альбина вдруг улыбнулась и по-девчоночьи подмигнула:
  --Молчим обо всём... ладно?
  --Ладно, Аля... Но... Как ты узнала?
  --Лёшенька расскажет.

Через некоторое время пяные довольные тётки разом засобирались домой. Рыженькие Волошины, кажется, вообще плохо соображали. И Лёшка, направляя их в коридор, уже почти откровенно лапал их за жопы, а Валерии, когда проводил её к вешалке мимо большого настенного зеркала, на секунду задрал юбку, проведя ладонью по горячему голому бедру учительницы... Оставив сестёр возле вешалки, где они, бездумно хихикая, начали сложный процесс надевания туфелек, Лёшка вернулся в комнату, чтобы вести в коридор следующих. Но оттуда уже, качаясь, смеясь и пьяно галдя, валила навстречу вся компания. Только Альбина немного поотстала. Лёшка начал пробираться к ней, но в этот момент мама поймала его за ухо, притянула к себе и шепнула:
  --Альбинка сегодня остаётся у нас... понял? - это жаркое, с перегарным выхлопом слово "понял?" прозвучало очень недвусмысленно.
   Лёшка перехватил взгляд Альбины, и та подтверждающе кивнула, возбуждённо блестя своими глазищами под чуть сползшими на нос очочками. Мальчик всё-таки пробился к ней, но она присоединилась у толпе учительниц, якобы тоже уходит. Лёшка стоял и наслаждался зрелищем шевелящихся, покачивающихся разнокалиберных жоп, обтянутых платьями и юбками. Кажется, он все их сегодня перещупал. Тогда он приблизился к Альбине и, задыхаясь от возбуждения, осторожно прижал ладонь к её чуть оттопыренному заду. Он ждал отповеди или, по крайней мере, радражённого какого-нибудь рывка, сбрасывающего его руку с ягодицы. Но пионервожатая вдруг, зазывно оглянувшись на мальчика через плечо, круговым надавливающим движением потёрлась о его ладонь. Лёшка едва не спустил, с трудом сглатывая и думая, что его сердце сейчас просто выскочит из груди.
   Когда из квартиры выходили последние, Альбина громко сказала что-то смешное, на неё одобрительно заоглядывались и захохотали, как сумасшедшие. Она даже спустилась с ними до выхода из подъезда и попрощалась - ей в другую сторону. А когда тётки начали шумно решать, как короче пройти к метро, тихонько и неприметно юркнула обратно  в подъезд... Смирновы, поджидая её, дверь не закрывали. На пороге стоял Лёшка.
--Здравствуйте опять, Альбиночка Ивановна! - тихо, но с нескрываемой радостью выпалил он. - Проходите скорее, мы уже заждались!
   Он завёл её в комнату и увидел, что мама, открыв окно и навалившись грудью на подоконник, о чём-то перекрикивается со всё ещё не ушедшими гостьями. Подол её платья натянулся и задрался так сильно, что стало видно всё: и края высоких чулок и раздвоенный толстый пирог косматой пизды под голой пухлой задницей.
  --Ой! - тоненько ойкнула Альбина, розовея и беспомощно оглядываясь на Лёшку. - Она без трусов?!
  --Ну да... Платье ж мало... И потом... - Лёшка решился, хотя ему самому казалось, что он сейчас отключится от возбуждения и нервного напряжения. - Я тоже без трусов. Вот... смотрите...
   Он быстро расстегнул ширинку и вынул свой гудящий от прилива крови здоровенный член. Чудовищно вздувшаяся залупа была сизо-багровой, блестящей, угрожающей... Альбина потерянно ахнула, прикрыла ладошкой рот и попятившись, упала в кресло, не сводя расширенных испуганных глаз с того, что увидела. Но то, что она увидела потом, она запомнила на всю жизнь. И это было одним из самых её сладких и бесконечно волнующих воспоминаний... Лёшка вдруг отвернулся от неё и, немного пригнувшись подошёл к болтающей с учительницами матери. Потом начал вставать в рост, но при этом сильно откидываясь торсом назад. Альбина, как загипнотизированная, вскочила с кресла и, тоже согнувшись, метнулась следом. Зашла сбоку и присела на корточки. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как член сына медленно, будто толстый сытый питон, вползает в пизду матери.
  --Лёша... ты с ума сошёл... - сквозь зубы еле слышно процедила Нина. Но тут же расставила ноги шире и ещё сильнее навалилась на подоконник. - Без толчков, ладно, сына? Аккуратненько...
   Лёшка неторопливо, дико блаженствуя, скользил хуем в мамином распяленном влагалище. Нина Александровна весело перекрикивалась с учительницами, испытывая сильней шее наслаждение не столько даже от сношения, сколько от пикантности ситуации. Альбина, задыхаясь и впитывая глазами каждый миг невероятного запретного действа, сунула руку в трусы и, не стесняясь, лихорадочно натирала клитор.

Потом она, всё так же, на корточках, перебралась Лёшке за спину и несколько секунд завороженно разглядывала его двигающиеся напряжённые ягодицы. И вдруг легко сделала то, что никогда не делала и не сделала бы ни одному мужчине. Она подалась лицом вперёд, подстроилась под Лёшкин неторопливый ритм, немного раздвинула ягодицы и всверлилась языком прямо в сморщенное колечко его ануса. Мальчк дёрнулся и изо всех сил стиснул зубы, чтобы не зорать от невыносимого удовольствия. Только запыхтел и засопел, резко и беспорядочно выдыхая. Он прекратил двигаться, чтобы только Альбинин язык не выскочил наружу. Зато задвигала жопой распалённая мама. Она делала это виртуозно. Верхняя часть её тела на широком подоконнике оставалась неподвижно, а зад мощно покачивался, вилял. совершал плавные круговые движения. Лёшкин член раздулся ещё сильнее, хотя, казалось, дальше некуда... Откуда-то из самой глубины Лёшкиного естества подкатило могуче и неудержимо, и он начал в закачивать жаркие мамины глубины потоки спермы, изнемогая от всего сразу: от облегчения, от язычка вошедшей в раж Альбины, от маминого встречного потока, горячо и обильно обдавшего член...
   Лёшка осел на пол, дыша, как загнанная лошадь, потом и вовсе откинулся на спину, лениво глядя, как из всё ещё разговаривающей с училками мамы тягуче и длинно капает на пол. И тут он почувстовал на блаженствующем члене теплые ловкие пальцы и знакомый уже упругий умелый язычок Альбины. Та, казалось, забыла всё на свете, впервые в жизни щупая, вертя в руках, бесзастенчиво разглядывая такой огромный член, принадлежащий тринадцатилетнему подростку. Который вот только что, на её глазах запросто выебал мать. Которая нисколько не возражала. Как это дико возбуждает! И Альбина со сладострастным, но негромким стоном, втянула в рот залупу. В этот момент она вдруг представила, как всё это выглядело (и выглядит!) со стороны. Картинка получилась такая, что... она, возбуждаясь и намокая всё сильнее, энергично задвигала ртом вдоль толстого жилистого члена.
Нина, наконец, закрыла окно, сладко и радостно потянулась, отворачиваясь от окна. Она, честно говоря, уже почти забыла про Альбину, но... увидела её стоящей на карачках на полу и самозабвенно сосущей Лёшкин член. Жопа пионервожатой была круто задрана вверх. Нина наклонилась, деловито задрала Альбинину юбку и принялась стаскивать с её широкого зада тесноватые трусы. Альбина ни на секунду не оторвалась от члена. По очереди приподняв колени, она дала Нине стянуть намокшие трусы.
  --У-у-у... Да из тебя, Алька, льётся, как из неисправного крана! Ну-ка, ну-ка... - И Смирнова неожиданно просто для себя пошла на то, к чему считала себя не способной. Ей, твёрдо знала она, это противно и неинтересно... Её сложенная ковшиком ладонь осторожненько и безболезненно проникла в скользкую горячую вагину Альбины. Та замычала, завертела задом, но и тогда не вынула член изо рта! Бедная... Как же долго у неё не было доброго хуя! Нина собрала пальцы в кулак и задвигала рукой в чавкающем, растягивающемся влагалище пионервожатой. Удивительно, но и Смирнова вдруг представила происходящее со стороны. "Какой ужас! Какой законченный, какой противоестественный и преступный разврат!" Но она на самом деле не ужасалась, а, скорее, восторгалась и радовалась, что в их узеньком замкнутом кружке появился новый член... Новая пизда, то есть... И с ней можно говорить обо всём. И делать при ней всё. Как хорошо! В приступе горячей благодарности, Нина, задвигав рукой энергичнее и глубже, наклонилась и начала сильно лизать Альбинин анус. Та взвыла и... моментально кончила, забрызгав лучшее Нинино платье. В следующий момент ей самой в горло сильно

[_naz_]

брызнуло...
   Потом они просто отдыхали, похабно развалившись на полу, только глубоко  дыша и не шевелясь.
  --Господи, хорошо-то как... - произнесла наконец Альбина, нашаривая на полу слетевшие очочки. - Как хорошо с вами... Можно, Нина Александровна, я ещё как-нибудь забегу, а?
  --Ну, во-первых, ты ещё и не убегаешь. Сейчас в душе ополоснёмся, салатиков поедим, там ещё много осталось... И продолжим. Ты ведь не против?
  --Я?! Да я... у меня так долго никого... да я вас засосу-залижу до полусмерти!
   Лёшка слабо засмеялся.

Ночь была настолько разнузданной и дикой, что мама с сыном признали: Альбиночка Ивановна сумела их засосать-зализать. Но когда Лёшка задвинул ей в насосанное и сильно наслюнявленное очко, пришлось зажимать ей рот. Причём это не от боли было. Нет, конечно, больновато немного, но такого всепоглощающего, острого и безграничного наслаждения Альбина до этих пор не испытывала никогда. Она всегда боялась пустить кого-нибудь в задницу. Даже тех, у кого были неизмеримо меньшие, чем у Лёшеньки члены... И тут ей впёрли огромный хуище, а она выдержала да ещё и спустила под его бешеным напором! Не один раз выдержала и не один раз спустила. Нина в эту ночь в основном ассистировала, давая Альке и сыну насытиться друг другом. Это ведь не последняя ночь...
  Утром, жадно поглощая остатки вчерашнего пиршества, троица, несмотря на то, что спать почти не пришлось, имела очень довольный вид. В Альбинином теле звенело чувство глубочайшего женского удовлетворения. Она глядела на Лёшку с таким восторгом и с такой любовью, что Нина на секунду ощутила укол ревности. Но это тут же прошло. Глубокая радость от "прибавления в семействе" значительно перевешивала... Время от времени Альбина чуть морщилась от саднящей пульсирующей боли в натруженном, чудом не надорванном очке. Но боль была вовсе не такая сильная, как она опасалась...
  --Послушайте-ка... - торопливо прожёвывая, заинтересовалась вдруг Альбина. - А вы что... Вы... получается... ночью только в жопу меня, да? А спереди только сосали, лизали и руки совали?
  --Вот! - засмеялась Нина. - Всего одна ночь, а ты уже стихами заговорила! Алька, а ты что, хотела, чтобы Лёша в тебя сливал? У меня-то месячные вот-вот, мне можно, не залечу. А ты бы моментально... Ты же знаешь теперь, что он не почайной ложечке спускает.
   Лёшка с шутливой горделивостью приосанился, заслужив сразу с двух сторон лёгкие несерьёзные подзатыльники.
  --Ну ладно, посмотрите на него ещё раз, да я в душ пойду, а потом спать. Хорошо хоть воскресенье сегодня, в школу не надо...
   И голый Лёшка встал во весь рост, демонстрируя полунапряжённый елдак. Собственно, они все трое сидели за столом голые. Это было так... ново и приятно! Мать с одобрительным смешком несильно щёлкнула его по залупе:
  --Иди уже, триумфатор!
   Когда мальчик вышел из кухни, женщины разом посерьёзнели и посмотрели друг на дружку несколько встревоженно.
  --Аля, ты хоть понимаешь, что мы творим? Ну... вообще-то ты можешь соскочить с этого поезда. А нам останется только рассчитывать на твоё молчание.
  --Нина Адександровна, - несмотря на ночтные совместные извраты, Альбина никак не могла назвать директрису на "ты", хотя та предлагала. - Я и вам должна дать честное пионерское слово? Как Лёшеньке?
  --Не надо никакого слова. Просто ты должна понимать: если попадёмся, то...
  --Мы не попадёмся. Мы будем очень осторожненько.

--Тогда, Алечка, так... В школе никаких дел чтобы... И вообще... лучше постарайся с Лёшей поменьше сталкиваться, а то ты когда на него смотришь, извини, Аль, у тебя глаза будто спермой заволакивает - ничего не соображаешь, твоя пизда за тебя думает... И течёт при этом!
   --Ну... Нина Александровна, что есть то есть! - нисколько не обидевшись, засмеялась Альбина. - Ладно, всё поняла. Но хоть к вам-то иной раз можно заскочить на переменке? У вас такой феноминальный клитор... так приятно сосать... Я... не ожидала от себя такого, но когда сегодня ночью попробовала, мне так понравилось! Я что... эта... как уж их называют... лесбиянка, что ли?
  --Дурочка ты, а не лесбиянка! Вот если перед тобой поставить голого мужика и голую тётку и сказать выбирай партнёра, ты кого выберешь?
  --Обоих! - выпалила Альбина. - Я бы хотела обоих!
  --Ну хорошо, - со смехом продолжала Нина, - а вот если бы была только женщина... Ты легла бы с ней?
  --Ну-у-у... Если бы у неё был такой же клитор, как у вас, то-о-о...
  --Алька! - шлёпнула Смирнова Альбину по руке, хохоча уже во весь голос. - Прекрати... дурака валять! Бесстыжая такая...
   ...Когда Лёшка, взбодрившийся после душа и перехотевший спать, снова появился на кухне, то застал там очень приятную глазу картину. Мама сидела на стуле, откинувшись на его изогнутую спинку. Её красивы ноги были широко расставлены. Между ними, плюща широкую мясистую жопу об пол, сидела Альбина и, постанывая от удовольствия и полноты чувств, сосала толстый мамин клитор. Глаза матери были закрыты, лицо, чуть икажённое гримасой бесконечного блаженства, было таким прекрасным, что Лёшка подошёл и облапив мамину грудь, начал целовать её в губы. Нина, не открывая глаз и нисколько не меняя позы, нашла рукой член сына и начала легонько его подрачивать. Никому не хотелось в этот момент половых безумств, но всем хотелось вот такого... медленного... нежного... Но в конце концов Лёшка всё-таки скупо оросил мамину ляжку короткой струйкой. Альбина немедленно привстала и, причмокнув, слизала её. Лёшка благодарно и очень бережно погладил пионервожатую по голове. В это время закапало из мамы - тоже немного...
   Ближе к обеду Альбина собралась идти домой, хотя ей смертельно этого не хотелось. Но завтра понедельник. Надо отдохнуть и, кстати, смазать чем-то очко - разболелось что-то основательно.

Альбина в сопровождении матери и сына осторожно шла к входной двери и болезненно морщилась при каждом шаге. Паразит, Лёшенька... Это ж надо было так изнасиловать очко... Но как сладко было...
  --А ну-ка... Ты что? Болит у тебя что-то, да? - обеспокоенно спросила Нина, увидев эту её раскоряченную походку. - Вроде бы с утра всё в порядке было...
  --С утра - да... А сейчас что-то задний проход... прямо как будто наизнанку выворачивает. Так больно!
  --О-о, подружка, а ну разворачивай оглобли, никуда ты, милая, не пойдёшь. Ты ж еле ноги переставляешь. А ты марш отсюда, изверг! Глянь, что натворил! - Лёшка схлопотал вовсе не сильный подзатыльник, но счёл своим долгом громогласно возмутиться:
  --А чего это я-то? Вы же сами хотели! Вы же сами мне говорили, чтобы я...
  --Да сами, сами... Умник какой. Так, Аля, раздевайся опять... А ты помоги, раз уж не ушёл никуда, - мать говорила совсем не сердито, несмотря на грозные интонации в голосе. - Сзади поднимай её подол и тащи... Вот так...
   Альбина стояла и ничего не делала. И блаженствовала. Теперь она не поедет пока в свою одинокую квартиру. Как хорошо быть в семье. Пусть не в своей, но уже чуточку вроде и в своей.
  --Ты вот что, - деловито говорила Смирнова, стаскивая с пионервожатой трусы. - Ты, во-первых, сегодня уже точно никуда не поедешь. А во-вторых, до среды не ходи в школу, поняла? Я сообщу, кому надо, что ты заболела. А моя знакомая в поликлинике справочку сделает. Ну вот, пошли потихоньку в комнату.
   Голую Альбину положили животом на кровать. Лёшка осторожно раздвинул ей ягодицы и уставился на опухшее багровое очко с немного вывороченными краями. Ничего себе!
  --Ишь, что натворил, половой террорист... - Мама поругивала Лёшку и щадяще набивала Альбинин истерзанный анус детским кремом. - Во-от... Потихоньку... Вот так... Крем и воспаление снимет и вообще... Расслабься теперь, не напрягай очко-то...
   И Нина Александровна пошла на кухню поставить чайник. Лёшка сел рядом с Альбиной и принялся гладить её по спине, по ягодицам - легонько, едва касаясь, по голове...
  --Как прия-ятно-о-о... - протянула Альбина. - Я тебя очень люблю, Лёшенька...
  --И я вас, Альбиночка Ивановна...
  --Это я заметила, - и пионервожатая тихо засмеялась.
--Так, а ну отойди от неё, ты уже своё дело сделал! - Нина укрыла Альбину одеялом. - Ты поспи, ладно? Мы шуметь не будем. Я к себе в комнату, а Лёшка в своей уроки будет делать. И знаешь, наверное, тебе лучше до самой среды у нас и побыть, чего ты будешь таскаться?
   Альбина просияла. Кажется, её здесь любят не только как объект для отправки естественных (и не очень!) половых нужд. И Лёшенька такой ласковый. И он нисколько не виноват, что так получилось. Это она сама в горячке и диком возбуждении совалась и совалась жопой на член. А член-то не шуточный!
  --Большое вам спасибо, Нина Александровна!
  --Ну хватит выкать, ей-богу! Ты заставляешь меня всё время помнить, что я директор школы, а сама занимаюсь... такими жуткими делами. И я пугаюсь, понятно тебе?
  --Ну... да, кажется... Я и сама пугаюсь... Спасибо... Нина...
  --Вот и умница! Вот выздоровеешь... Ух, пососёмся, да? И полижемся!
  --А Лёшенька?
  --Лёшенька... Куда ж без него теперь! Ты, главное, как заживёт, начни очко растягивать потихоньку. Суй туда разные подходящие штуки да вазелином не забывай пользоваться. Он размягчает, помогает растягивать. Ну и входит с ним гораздо легче... Подрастянешься, как следует, так ещё и про пизду забудешь! Знаешь, в подготовленное очко-то сладко как!
  --Да мне и не в подготовленное очень понравилось. Просто... ну... не надо было... злоупотреблять...
  --Всё, спи давай. А то, смотрю, глаза у тебя слипаются. Спи! - Нина нагнулась и поцеловала Альбину в губы.

Нина сидела за столом и сосредоточенно просматривала принесённые с собой бумаги. Была на ней только короткая розовая комбинация с незатеёливой кружевной полоской по подолу. Сейчас, когда Нина сидела, наклонясь к столу, комбинашки хватало лишь до середины её откляченной жопы. Было очень приятно так сидеть. При муже такого себе не позволишь. Приедет и начнёт ночью лезть со своим смешным хуйком... Ну, не смешным, конечно, а вполне нормальным даже, но против Лёшечкиного... всё равно смешным! И придётся изображать оргазм. А раньше случалось ведь его испытывать с мужем. Но теперь... Две недельки свободы, а потом приедет. Сколько на этот раз пробудет, интересно?
   Нина что-то уже с большим трудом могла себе представить хоть день без Лёшкиного члена. Вот хоть пощупать, хоть вздрочнуть, хоть соснуть, но надо! В некоторые моменты Нина сильно поражалась самой себе и крутому повороту, произошедшему в их с сыном отношениях. Но моменты просветления посещали её всё реже. Больше того, она была убеждена: она не единственная такая в СССР. А уж за его пределами - и говорить нечего.
   Лёшкины горячие ладони легли на голые плечи матери:
  --Чего тебе, сына? - вполголоса спросила Нина. - Неужели не устал сегодня?
  --Да не, ма... Я... немножко... по другому поводу... То есть, вообще-то, по этому... но по другому...
  --Заинтриговал! Давай, выкладывай...
  --Ма... я хочу... пососать у тебя... как Альбина Ивановна...
  --Та-ак, молодой человек... - немного растерянно протянула Нина. - А ты уверен, что хочешь? Это ведь очень... ну не знаю... Если ты в благодарность за то, что я у тебя сосу и глотаю, то не надо... Тебе может совсем не понравиться...
  --Мам, я просто очень сильно хочу это сделать... Я же ведь за всё это время так тебе не делал.
  --Ну, если очень сильно, - голос Нины звучал несколько недоверчиво, но она развернулась на стуле, широко раздвигая колени.
Лёшка опустился на колени, подлез поудобнее, приподнял кружева и решительно втянул в рот крупный мамин клитор.
  --Ай! Лёшка! Зубы-то спрячь! Губами надо и языком, понял... Чуть не откусил, жук... Вот... Вот та-ак... Совсем другое дело... Мммммммммм...
    Мальчик на удивление быстро сообразил, как и что надо делать. Уже очень скоро Нина Александровна, судорожно вцепившись в края стула, сползла чуть ниже, раскрываясь ещё шире. А Лёшка уже буровил языком в волосатой щели и норовил проникнуть к анальной маминой щели.
   --Не надо туда, сынка-а-а... А-а-ай... - Слабо протестуя, Нина съехала ещё ниже, чудом удерживаясь на поскрипывающем стуле. Лёшка бешено задвигал языком в податливом анусе, зализал вдоль всех скользких мясистых скаладок и... получил в лицо короткий сильный выплеск. Не успел он опомнится, как задыхающаяся и лепечущая что-то горячо благодарное мама оказалась рядом и начала торопливо облизывать губы, щёки, глаза и лоб сына. ПОкончив с этим, она повалила мальчика на пол, буквально наделась на его вздыбленный член скользким ртом и стала неистово, с постанываниями и кроткими всхлипами, сосать. На этот раз много кончавший за сутки Лёшка очень долго не мог спустить, но мама всё сосала и сосала, получая от процесса заметное сильное удовольствие. Когда Лёшка, наконец, разрядился ей в горло, она проглотила, но не остановилась... Через некоторое время лёшка осторожно потряс её за плечо:
   --Ма-а... Ну хватит уже... а? Ма...
   Нина, нехотя вынула член изо рта и посмотрела на Лёшку затуманенными похотью, пустыми глазами. Лишь спустя несколько секунд в них вернулась мысль.
Мать потянулась к Лёшкиным губам и благодарно поцеловала.
   --Лёшечка, ты у меня самый лучший сын на свете. Жалко только, что вырастешь, женишься и забудешь мать.
   --Ма, - искреннее ответил Лёшка, нисколько в тот момент не сомневающийся в своих словах, - даже если у меня будет три жены, я всегда найду время вырваться к тебе. Если ты сама, конечно, будешь ещё хотеть... ну... со мной...
   --Я, сына, всегда буду хотеть с тобой, ясно тебе? Ты из меня какую-то прямо проститутку сделал...
   --Ма, ты что говоришь-то? С ума сошла?
   --Ну всё, не буду, не буду... - Нина Александровна поднялась с пола и снова уселась на стул. - Работы столько, а тут ты... со своими нескромными предложениями... А я женщина слабая, не могу сопротивляться... - Нина шутила, но отчётлтиво понимала, что сыну больше никогда ни в чём отказать не сможет. - Лёшик, принеси из ванной полотенце, пожалуйста... Подотрусь...
   Вскоре в квартире, наконец, действительно стало тихо. Лёшка делал уроки, Нина Александровна шуршала документами, ставя на них какие-то отметки, Альбина крепко спала, и снились её на удивление добрые хорошие сны, от которых на её пухлых губах играла лёгкая безмятежная улыбка...

[_naz_]

В понедельник Нина с Лёшкой и Альбиной завтракали за кухонным столом. Солнце заливало небольшое помещение, отчего на душе у всех троих было уютно и радостно.
  --Значит, Аля, на телефонные звонки не отвечаешь. Тебя тут нет. Если что, звони сама, хорошо? Номер моего кабинета ты знаешь... Ну и не скучай тут. Но только не трогай себя, договорились? Пусть всё поуспокоится...
   ...Нина вышла в подъезд, а Лёшка замешкался в коридоре, завязывая шнурки на ботинках. Из комнаты в коридор выглянула Альбина, любяще улыбнулась Лёшке и тихонько попросила:
  --Лёшенька, а хоть покажи мне его, а? Покажи...
    Лёшка покладисто расстегнул пуговицы на брюках и вынул наружу член. Альбина не удержалась и потрогала его. Потом нехотя выпустила.
  --Приходите скорее, ладно? Я буду очень по вам скучать.

Уже подходя к школе, Нина покосилась на бодро шагающего рядом сына и негромко спросила:
   --Заскочишь сегодня ко мне на большой перемене?
   --Мам, но ты же сама говорила, что в школе больше ничего делать не будем...
   --Ну! Мало ли что я говорила?! Вот такая я вся переменчивая, - засмеялась Нина Александровна, оглядываясь по сторонам. - К тому же ничего серьёзного и не будет. Ну так как, забежишь?
  --А какой смысл, ма, если ничего серьёзного?
  --Хам! А просто так к маме зайти уже и нельзя, что ли? Обязательно засадить надо?
  --Конечно, ма! В этом же смысл жизни!
   Подобные утренние шутливые пикировки вошли у матери с сыном в привычку и очень поднимали настроение. Естественно, Лёшка будет у мамы в кабинете через минуту после звонка на большую перемену.

   Едва войдя в кабинет, Нина стянула трусы и зашвырнула их подальше в верхний ящик своего директорского стола. Она теперь носила нижнее бельё только на улице. Это очень возбуждало: ходить по школе без трусов, разговаривать с учителями и учениками. Особенно с мальчиками...  Нина уселась за стол и широко раздвинула ноги. Это тоже очень приятно - так похабно сидеть. А теперь надо дождаться большой перемены. Смирнова вздохнула, секунд двадцать потеребила торчащий клитор, потом снова вздохнула и с сожалением прекратила это занятие. Подтянула к себе стопку документов и принялась за работу.

Лёшка, подобно курьерскому поезду, влетел в мамин кабинет секунда в секунду. Улыбаясь во весь рост, подошёл к широкому полукреслу для посетителей, плюхнулся в него и радостно поинтересовался:
   --Что будем делать, мам?
   --Подожди пока, сына... Минутки две, ладно? Мне тут с накладными надо разобраться... Чёрт знает что! Вечно у нашего завхоза всё шиворот навывоврот! А ты... если хочешь... можешь пока пососать у меня, а потом я тебе. Идёт? - Вообще-то Нина шутила, а потому, разговаривая с сыном, не подняла головы от документов. К тому же она всё-таки сомневалась, что мальчику ДЕЙСТВИТЕЛЬНО может нравиться сосать и лизать у неё ТАМ! Но Лёшка моментально подскочил и шустро всочился под стол. Это был огромный старинный канцелярский стол, обшитый с трёх сторон массивными дубовыми панелями до самого пола. Под ним легко бы вытянулся во весь рост среднего роста мужчина, а уж Лёшке-то вообще было раздолье. Он уселся на задницу между разведёнными мамиными ляжками, вынул член и, подрачивая его, азартно всосал в рот крупный скользкий клитор. Нина коротко дёрнулась всем телом, глухо охнула и невольно подала вперёд низ живота. Но работать не прекратила, бумаг - просто гора! Всегда бы так работать... Ох-х, блядь!
   После энергичного резкого стука в дверь в кабинет вошла Галина Юрьевна Ирисова, завуч. Нина обомлела: опять они с Лёшкой забыли запереться! К тому же Ирисова втащила за собой мальчишку лет десяти - краснолицего, зарёванного, насмерть перепуганного. Только неизвестно, кто сейчас испуган сильнее. Нина нервно и в то же время сладострастно содрогнулась, почувствовав, как сын осторожно выпустил изо рта дрожащий клитор.
  --Ой! Что с вами, Нина Александровна? Вам нехорошо? Вы такая... бледная немного...
  --Да нет, - спокойно ответила Смирнова, - просто устала что-то... Конец года, знаете ли... Да ещё и душновато в кабинете, окно надо будет открыть... А это что за герой, что натворил?
  --Да он тако-ое натворил! Он, представляете, подглядывал в женском учительском туалете! Мерзавец малолетний! Похабник! Я его лично поймала!
    При слове "женский туалет" Нина едва не кончила. К тому Лёшка-паразит как раз в этот момент, медленно провёл языком вдоль всего её текущего влагалища, проникая во все углубления. Наслаждение было необычайно острым, и Нине с огромным трудом удавалось концентрироваться на происходящем.
--Поймали, значит, лично... Это хорошо... Вот что, Галина Юрьевна. Нам ведь не нужен такой скандал в конце года, особенно когда к нам должны приехать из ОблОНО вручать специальную грамоту за лучшие в городе показатели по учёбе и дисциплине. Так ведь?
  --Ну-у... так, конечно, но ведь он же...
  --Галина Юрьевна, если я вас очень попрошу, вы ведь не станете никому рассказывать, за что водили... Данилова, кажется... к директору? Ты ведь Данилов? Из четвёртого "А", так? Ну вот... Не станете ведь рассказывать?
  --Да на кой мне рассказывать?! Стыд-то какой! Он же видел как... Ой! Ладно! Но ведь надо же его как-то наказать! Нельзя же всё вот так, на тормозах, спускать это дело!
   Мать с сыном уже вполне освоились с ситуацией. Лёшка, бесконечно наслаждаясь, дрочил член и сосал маме, слушая рассказ про "свой родной" туалет и про мальчишку... Коллега, блин! Нина тоже необыкновенно остро переживала момент. Как сладко! Разговаривать на пикантную тему с завучем в то время как у тебя под столом сидит твой сын и сосёт тебе пизду! А ты сидишь с невозмутимым лицом сфинкса, но боишься ежесекундно ослабить волю и спустить.
  --Сделаем так, пожалуй, - голос Нины Александровны стал по-директорски непререкаемым. - Вы, наверное, идите. И никому ни слова, договорились, Галина Юрьевна? Ну вот. А уж я ему тут устрою - век не забудет.

   Пацан и вовсе съёжился и с тоской глядел на пол. Ирисова с презрением и толикой жалости посмотрела на него и вышла из кабинета.
  --Данилов, - спокойно сказала Нина, едва приметно двигая жопой от удовольствия, доставляемого горячим ловким языком сына, - закрой дверь на ключ. И не трясись ты, есть я тебя не собираюсь!
   Вздрагивая и всхлипывая, несчастный мальчишка дважды щёлкнул ключом в замке. Нина заметно расслабилась и даже немного съехала в своём кресле, открывая доступ к очку. Она почему-то знала теперь твёрдо: Лёшке нравится и он немедленно влезет в задний проход языком. И Лёшка влез, отчего у Нины на мгновение перехватило дыхание.
   --Закрыл? Молодец! Теперь садись вот сюда и рассказывай. Да не бойся... Рассказывай давай...
   Мальчик метнул недоверчивый взгляд на директрису, больно уж голос у неё... нормальный. Добрый даже. Он глубоко вздохнул и начал рассказывать.
--Ну... я это... подглядывал, в общем... Сам сказал Валерии Ивановне, что мне в медпункт надо... а сам... в туалет... Ну и вот...
   --А дальше?
   --А что дальше-то? - Данилов немного осмелел, видя, что его слушают спокойно и вроде не собираются орать. - Ну... залез там в эту... в кабинку, где вёдра и швабры всякие... и оттуда... подглядывал...
   --Зеркало, что ли, подсовывал снизу?
   Мальчишка удивлённо и с большой долей уважения посмотрел на Смирнову.
  --Не... я-то ведь маленький... Я на четвереньки встал... и прямо к самому полу... Там щель же большая... ну вот... и видно всё...
  --И ты, значит, у Галины Юрьевны увидел, да?
  --Ну... да...
  --А... что ты увидел? - Нина возбуждалась всё сильнее и сильнее, всё её тело уже сотрясала мелкая сладостная дрожь.
  --А... зачем вам... это-то?
  --Значит, надо! - по-директорски отрезала Смирнова. - Ты говори, а не то вылетишь из школы, как пробка. За такое-то...
   Мальчишка изменился в лице и торопливо зачастил, не глядя на Смирнову.
   --Она сначала... ну это... писала... А потом какала ещё... А я смотрел...
  --Неужели противно тебе не было?
  --Ну... больше интересно...
  --Извращенец... Вот что, Данилов. Слушай внимательно. Я не хочу выносить сор из избы, а потому твой проступок останется между нами. Галина Юрьевна, ты и я будем о нём знать. И помнить! Малейшее с твоей стороны нарушение дисциплины - ничего не поможет, уйдёшь из школы в детскую колонию, понял? Если кому из пацанов заикнёшься только о том, как у Ирисовой подглядел, я сразу узнаю, понял? И тогда - колония.
   --Я понял, понял! - облегчённо загалдел Данилов. - Я ни за что никому... Вот увидите! Честное пионерское!
  --Ладно, юный пионер, свободен пока. И помни... ты у меня на заметке.
Едва за мальчишкой захлопнулась дверь. Нина, содрогаясь, и сдавленно охая, в несколько приёмов плеснула из влагалища толстыми короткими струями. Куда они там угодили, видно не было, зато было слышно, как, по-щенячьи поскуливая, спускает Лёшка, выстреливая спермой во все стороны. Несколько капель явно повисли на маминых чулках... Лёшка, вспотевший, раскрасневшийся, запыхавшийся и разомлевший, вылез из-под стола и на миг прижался к матери.
  --Ма... мы там... с тобой... залили всё... вдрызг... И вот, посмотри... - он указал на своё лицо. Нина привычно смахнула с него языком собственные выделения, вытащила из ящика стола скомканные трусы и протянула сыну.
  --Лёш, вытри всё быстренько, ладно? Ну как мы с тобой опять с дверью-то прошляпили?! Ужас!
    Лёшка, ползая под столом и вытирая заляпанный пол и мамины чулки, сдавленно отвечал:
  --Зато как классно было, да ведь, ма? Я заметил... тебе тоже... нравилось... Ты прямо несколько раз... чуть не... спустила...
  --Это уж точно, сына... Но всё, это последний раз в школе. Больше рисковать не будем.
  --Ну... ладно, мам... - Лёшка. справившись с заданием, критически осмотрелся и, не найдя следов преступления, уселся к гостевое кресло. - А знаешь, я вот всё представляю, как Альбина будет рапорт от председателя совета дружины на торжественной линейке принимать... Знаешь, будет стоять в этом своём галстучке... с таким... ну... пионерским лицом... а я буду в это время думать, как мы с ней... Интересно, да?
  --Очень интересно. Но лучше тебе об этом не думать. Все же будут в летней пионерской форме. И значит ты будешь в своих синих шортиках. У тебя от мыслей твоих встанет, конечно... И куда ты в шортиках этих свой елдак спрячешь? Вот то-то! Тебе перед линейкой вообще надо будет выдрочиться несколько раз. Всё, иди, горе луковое. Через минуту звонок. И... аккуратненько, понял?

Домой лёшка мчался, как угорелый. Мама осталась в школе, какие-то там у неё дела ещё есть... В подъезде мальчишка скакал через три ступеньки, а потому, запыхавшись, не сразу смог попасть ключом в замочную скважину. Но вот замок, наконец-то, щёлкнул, и Лёшка влетел в коридор, швырнул в угол под вешалку портфель и, приплясывая от нетерпения. почти закричал:
   --Альбиночка Ивановна, я дома! А мама сегодня задержится...
    Лёшка лихорадочно срывал с себя одежду и бросал её в тот же угол. В комнату он вошёл совершенно голым. Член его, чудовищно вздутый от могучего стояка, грозно покачивался, блестя глянцевой сизо-розовой залупой. Альбина Ивановна, одетая в короткий и тесный мамин халат, осторожно поднялась с дивана, на котором лежала животом вниз. Она, с радостной и бесконечно любящей улыбкой, заключила в объятия кинувшегося к ней голого мальчика и стала горячо целовать его в губы и щёки.
   --Вот он... голышок мой... пришёл... - боромотала она между поцелуями. - Как же мне... было сладко с тобой... Как же я... хочу тебя...
   --Но... вам же нельзя... Алечка Ивановна... - лепетал в ответ тающий от горячих поцелуев женщины Лёшка. У вас же очко... ой! то есть попа... болит... мама же говорила... нельзя...
   --Очко, Лёшечка... именно очко, зайчик мой сладкий... и ты разорвал мне его... своим хуем! Оно болит... А в пизду нельзя... пока... Но рот у меня... в порядке... И я хочу отсосать...
   Лёшка, безумно возбуждённый грязными словами, произнесёнными так просто и обыденно томным грудным голосом Альбины, едва не излился. Пионервожатая, болезненно поморщившись, медленно опустилась перед лёшкой на колени и несколько секунд зачарованно разглядывала подрагивающий член. Потом она взяла в руку теплые тяжёлые яйца и стала легонько перекатывать, массировать, потискивать
их. Другая рука её тем временем жадно и даже больновато щупала поджарые Лёшкины ягодицы.

Но Лёшка молчал, ему даже нравилось это странное сочетание: боли и безумного блаженства от горячего рта Альбины. Плотно  сомкнув свои пухлые мягкие губы, она скользила по жилистому стволу члена, вбирая его каждый раз куда-то глубоко в глотку и громко сопя носом. Мама так сосать не умела. Или не хотела, может быть? Такой балдёж, блядь... Лёшка поглаживал женщину по голове и мечтал, чтобы это никогда не кончилось, но знал, что кончится и очень быстро. СПециально терпел до дома, не дрочил. Альбина, почувствовав его дрожь и услышав беспорядочные задушенные вскрики, быстро извлекла член из горла - так, чтобы во рту осталась лишь залупа, извергающая в рот горячие потоки сладкой мальчишеской спермы. Когда сразу в горло - никакого вкуса нет почувствуешь... Лёшка, испытывая запредельное наслаждение, извивался, как угорь, пытаясь освободиться от Альбинины. Было невыносимо сладко. Невыносимо! Но Альбина не отпускала его и продолжала сильно сосать залупу, желая выдоить всё до последней капли...
   Потом она легко подняла обмякшего, находящегося почти в прострации, мальчика на руки и отнесла на диван. Бережно положила на спину и начала тихонько гладить по груди, по повлажневшему подрагивающему животу, по ногам, нова по груди и плечам, по голове, по животу... Она старательно обходила свои вниманием член. Лёшка лежал и растворялся в этих невинных поглаживаниях, тело наполнялось тягучей сладкой истомой и в то же время было лёгким до звона.
  --Алечка Ивановна, - сделав над собой усилие, сказал он. - Давайте, я вас полечу. Я знаю, что нужно сделать, чтобы у вас... попа не болела. Вот полежу ещё минуток пять и сделаю вам... Хорошо?
   --Очко, Лёшечка... говори мне "очко"... или даже срака... мне нравится... И хорошо... ты меня полечишь... Не знаю как, но я тебе верю. Ты всегда держишь своё слово. Пионерчик ты мой золотой!
И вот уже Альбина, упираясь руками в спинку кресла стоит, голая, раком, а Лёшка, наклонившись и раздвинув руками её тугие тяжёлые ягодицы осторожно вылизывает её распухшую багрово-складчатую сраку, пахнущую детским кремом. Время от времени Лёшка плюёт прямо в центр расслабленного очка и снова лижет. Самозабвенно, с любовью и пронзительной нежностью. Он сейчас серьёзно, по-взрослому любит Альбину. Каждый её протяжный стон и судорожное подрагивание и подёргивание жопы отдаётся прямо в Лёшкином сердце. На каждый её стон, отзывается снова вооставший Лёшкин член. Невыносимо хочется сунуть в эту наслюнявленную разомлевшую сраку, но Лёшка терпит и и только поглаживает тёплые ягодицы, суёт пальцы в жаркий зев текущего влагалища и двигает ими, проникая всё глубже. Альбина трясётся и почти плачет от невообразимого блаженства. Она скулит, всхлипывает, вскрикивает, изнывая жопой и закатывая глаза. Очоки, зацепившись дужкой за одно ухо, болтаются вразнобой с арбузными молочно-матовыми грудями. Так красиво и возбуждающе со стороны... Но никто этого, к счастью, не видит.
    Разве что Нина Александровна, вот уже с минуту опирающаяся на дверной косяк ведущей в комнату двери и с улыбкой наблюдающая пикантную картину.
  --Это вы так лечитесь, я полагаю? - негромко засмеялась Нина, чтобы сильно не испугать своего сына и пионервожатую. - Алечка, хорошо тебе?
  --Ниночка-а-а-а... - тянет Альбина, задыхаясь и по-кошачьи изгибаясь над спинкой кресла. - Это просто... сказка какая-то... Айййййй-я-я... - взвизгивает вдруг она и запрокидывает голову, хватая воздух широко раскрытым ртом. Несколько раз ломанно дёргается и вдруг валится вперёд, буквально повисая на спинке массивного кресла. Лёшка осторожно вынимает вынимает руку из истерзанного влагалища, и оттуда с тяжёлым плеском наливается на пол целая лужа.
НИна Александровна, укоризненно покачав головой, подошла к бесчувственной Альбине и несильно шлёпнула её по высоко задранной заднице.
  --Ведь говорила же - поберечься сегодня... Вас вообще нельзя друг к дружке подпускать... Ну-ка, что хоть у неё там сейчас... - Нина аккуратно раздвинул ягодицы и внимательно оглядела мокро блестящее очко. Осторожно потыкала пальцем в толстые податливые края. - Ну... уже не такое красное и опухшее... Хорошо ты её полизал, молодец, сынуля. Как догадался-то?
  --Ма, ну просто захотелось ей полизать...
  --Да уж ты у меня, кажется, и впрямь любишь полизать женщинам везде. Повезёт твоей жене, ох повезёт... Только надо ещё найти такую...
  --Это уж да, мам... Такую, как ты или Альбиночка Ивановна.
  В это время со стоном зашевелилась Альбина, подняла голову и попыталась встать. Но, оглушенная мощнейшим оргазмом, только бессильно затрепыхалась. Мать с сыном подхватили её и поставили на ноги. Та, покачиваясь, выбрела на середину комнаты и, бессмысленно улыбнувшись, растерянно заговорила:
  --Мне никогда... никто-никто так не делал... Ниночка, он у тебя такой ласковый... такой добрый... Он мне в очко... языком! Нежно... Знаешь, очень нежно так... Мне прямо сразу затрясло... Никогда такого не было... Лёшечка, как же я без тебя потом буду-то... - и Альбина вдруг громко разревелась, подвывая так горестно, будто Лёшку вот прямо сейчас должны были куда-то увести навеки.
    Смирновы кинулись к рассиропившейся Альбине и принялись наперебой утешать. Лёшка метнулся на кухнбю и принёс стакан воды. Пионервожатая, судорожно всхлипывая, начала пить, стуча зубами о край стакана.
  --Алька! Вот ещё что выдумала! Ты чего это тут, а? - с нарочитой строгостью выговаривала Нина Александровна. - Никуда твой лёшечка не денется пока что... До армии ему ещё четыре года с хвостиком. А за это время вы ещё успеете надоесть друг дружке до чёртиков.
  --Это Я ему надоем, - очень грустно произнесла поуспокоившаяся Альбина. - А вот он

[_naz_]

мне... Никогда! Слышишь, лёшечка, Никогда!
  --Ну-у... Прямо трагедия Шекспира! - Нина махнула рукой. - Так, всё. Хватит трагедий. Поёдём обедать лучше.
За столом Альбина окончательно успокоилась и теперь с живейшим интересом слушала о сегодняшнем приключении в кабинете директора.
  --Да ты что?! Правда?!  Ты разовариваешь с звучем, а Лёшка в это время у тебя сосёт под столом?! Ниночка... Это же, наверное. страшно возбуждает, да?
  --Не то слово! Я потом Лёшку так залила, что он чуть не утонул там у меня! Ты не представляешь... пытаю мальчишечку про туалет этот несчастный, а Лёшка, бесстыжий, языком мне в жопу лезет! Вот как тебе сейчас!
  --Да ты что-о?! Ты съехала, что ли, пониже?
  --Ну да... Алька, как было сладко-о-о...
  --Воображаю себе! Ой... мальчики и девочки... я опять потекла, мне в ванную надо...
  --Да перестань! Что табуреткам сделается? Теки себе, вытрешь потом - дел-то! Ты вот, кстати, на табуретке... Не жёстко тебе, не больно?
  --Чуть-чуть только... Лёшенька так меня полечил...
  --Алечка тоже меня полечила, - с удовольствием вернул комплимент Лёшка. - Ма, знаешь, она так умеет сосать! Она ночью так не сосала. А сейчас прямо вообще-е-е... Я прям чуть в обморок не упал. Или даже упал на немного...
  --Короче говоря, - засмеялась Нина, - вы тут без меня... заебались до полного бесчувствия.
   Альбина с Лёшкой тоже расхохотались. Им было смешно ещё и от того, что сказанное было чистой правдой.
   После обеда Нина снова натолкала в многострадальное Альбинино очко детского крема и снова уложила гостью на диван, укрыв одеялом. Альбина отключилась моментально. Мать позвала сына в его комнату и, когда Лёшка вошёл, увидел её несколько встревоженное лицо.
  --Ты чего, мам?
  --Да так, знаешь... Во-первых, папа скоро приезжает. Звонил мне сегодня, через четыре дня будет дома. К выходным, в общем... А во-вторых, в конце мая приезжает тётя Оля с Сашкой. Так что нам придётся с тобой свернуть на время нашу интенсивную половую жизнь. Вот так, сынок. Хотя... Можно и при папе... если осторожно!

--Мам, а давай сейчас, а? Ну, пожалуйста! А то я сегодня только всем лижу и сосу, а хочется всунуть...
  --Бедненький! - рассмеялась мама. - И некуда-то моему сыночке свой хуёк всунуть! А разве Альке в рот не совал?
  --Ну ма... ну ты же знаешь, в рот хорошо, конечно, но хочется-то вот чего... - Лёшка подошёл к стоящей возле его письменного стола матери, поднял под самые груди подол её халата и сгрёб в пятерню мясистые волосатые складки пизды. Мать немедленно подалась вперёд низом живота, задвигалась, затёрлась о ладонь сына.
  --Я, конечно... знаю, Лёшечка... Думаешь, только тебе этого хочется? Но... давай потерпим немного... нельзя растягивать пизду перед папиным приездом... Если ты хотя бы раза три меня туда отдёрёшь, то... охххх, блядь... клитор еще потри... ммм... то... папин член будет там болтаться... И папа сразу... заметит... а-а-аййййй, блядь!
  --Мам... ложись скорее на стол...
   Они смахнули со стола тетрадки с учебниками, и Нина быстро улеглась на столешницу, высоко задрав красивые чуть полноватые ноги. Лёшка быстро присев, метко плюнул в зияющее мамино очко, а потом, поднявшись, с размаху вломился в него гудящим членом. Нина пристроила щиколотки на плечах сына, чуть подвигалась, свешивая тяжёлый зад с края стола. Лёшка принял его в горяче цепкие руки и зачастил-зачастил-зачастил, бесжалостно долбя податливый скользкий анус. Всё красивое Нинино тело от этих ударов члена сотрясалось и елозило по столу. Она схватила себя за колышащиеся груди и стала мять их, теребить длинные напряжённые соски. При этом она смотрела в потолок тусклыми, заполненными пеленой безудержного разврата, глазами. А Лёшка всё напирал и напирал, будто хотел вкололтить в рагорячённое. раздавшееся очко весь член вместе с яйцами.

Через пару минут он поуспокоился и стал двигаться медленнее, фиксируясь в маминой жопе на секунду-две в конце каждого полного погружения хуя. В эти моменты он чуть вращал своими жёсткими мальчишескими бёдрами, щекоча мягкими лобковыми волосами мамины ягодицы.  Нина тоже опытно подворачивала слегка зад, подмахивала им, напрягала внутренние мышцы ануса, чуть затрудняя скольжение члена. "Как сладко, блядь... Как сладко... Как хорошо, что у нас всё так сложилось с Лёшкой... И даже если мы когда-нибудь попадёмся... И  даже если меня посадят... Ни секундочки не пожалею... Как он понимает меня... С мужем такого нет... Сунул, вынул, здоровый сон... А тут... Ойййй, дама-а-а... Забирает-то как... Всё, не могу больше..."
   Лёшка снова взвинтил темп, снова задолбил, наседая, как кобелёк, глядя как мать кусает губы и мычит со сладострастно перекошенным красивым лицом. Вот задёргалась, заподкидывала жопу, сейчас выдаст! Лёшка схватил мать за щиколотки и развёл её ноги широко в стороны, жадно глядя на раскрывшиеся красные створки мохнатого влагалища. Вот оно засокращалось, затрепетало и выплюнуло вверх мутный фонтан. Мама, закрыв глаза, выгнулась всем телом, едва не снявшись с члена. Но Лёшка не выпустил законную добычу, продолжая терзать горячее очко и не слушая приглушенного маминого воя. Наконец, он выдернул из дёргающегося ануса член, метнулся к другому краю стола и начал заливать мамино лицо спермой... НИна сразу широко раскрыла рот и ухватилась рукой за скользкий член, направляя его  в глотку... в нёбо... на язык... И глотала, и облизывалась, и снова глотала...
  --Хорошо-то как, сына... - Нина лежала на столе, расслабленно расплывшись по нему большой пышнотелой медузой. Так и не выпустив из руки обмякающий член сына, она сейчас лениво играла им, подлизывая, посасывая легонько, медленно водя им по разгорячённому лицу.
  --Ма, он же щас опять встанет, - честно предупредил Лёшка.
  --Да пусть встаёт, - улыбнувшись, сказала Нина. - Найдём, куда пристроить...

Всё-таки Лёшка был рад приезду отца. Какой он магнитофон Лёшке подарил! Портативный! Размером всего с тетрадь, даже немного меньше! Класс... Ни у кого из пацанов такого нет. А маме привёз розовое нижнее бельё французское. Полупрозрачное! Он, конечно, не мог знать, что мама, надев его, сначала продемонстрирует в нём себя сыну... Вышла из спальни в новом шёлковом халате и пошла хвастаться к отцу, который сидел в горячей ванне, а по пути заскочила к Лёшке, скинула халат и закрутилась перед сыном в импрвизированном восточном танце. Это бельё не только ничего не скрывало, но как-будто наоборот выпячивало все мамины прелести!
   --Ма, у меня от этого белья сразу член встаёт!
  --И очень замечательно, что встаёт! - довольно рассмеялась сияющая Нина, надела халат, сильно поцеловала сына в губы и вышла из комнаты.
   А Лёшка вспомнил вдруг тот момент, когда папа только вошёл в коридор со всеми своими сумками, а они с мамой бросились к нему на шею. Они все трое целовались и обнимались, что-то радостное и бестолковое говоря друг другу. Только в конец обнаглевший Лёшка при этом шарил рукой по голой жопе матери, бесстыже сунув руку под халат. Практически на глазах у отца! Только он никак не мог этого видеть... А мама ещё сильнее прижалась к нему и отклячила задницу, расставив ноги. Лёшка, делая вид, что тоже хочет пролезть поближе, привычно сунул руку в горячие волосато-мясистые дебри. Мама радостно хохотала и продолжала громко чмокать отца, вымазав всё его счастливое лицо своей вишнёвой помадой. Конечно, Лёшка и забыл на радостях, что теперь надо прятать свой вздыбившийся под брюками член. Но мама, выходя вслед за отцом из коридора, обернулась к сыну и быстро шепнула, возбуждённо сверкая глазами:
  --Оглоблю свою спрячь...
  Да-а, классно было. Только когда теперь матери в жопу заедешь? Папа сказал, что недели две точно пробудет дома. А это же целая вечность! Надо будет втихаря с Алей договориться и где-нибудь в школе... хотя бы раза два-три за эти бесконечные четырнадцать дней. Ладно, там видно будет. Лёшка взял со стола магнитофон и вскоре основательно увлёкся, изучая его возможности.

В понедельник Лёшка шёл рядом с мамой в школу и дулся. За выходные она всего один раз накоротке отсосала ему. Да и то как-то так... не очень... Родители вообще спровадили его гулять, а сами... Интересно, он её куда - в жопу тоже или в пизду?
    Нина с понимающей усмешкой поглядывала на шагающего рядом хмурого, непривычно молчаливого сына. Наконец, не выдержала:
  --Сынуль, ну не обижайся... Я ведь папу тоже люблю...
  --А он тебя куда, в жопу тоже? - Лёшкин сказал это намеренно грубо, желая обидеть. Но мама не обиделось. Она улыбнулась и покладисто сообщила, как о чём-то само собой разумеющемся, о чём мамы всегда запросто говорят с сыновьями:
  --Ну да... только, знаешь, папа заметил, что у меня очко ещё сильнее растянулось...
  --И что? - живо заинтересовался Лёшка, мигом забыв про свою обиду.
  --Да нормально всё, сына... Он же знает, что я всегда увлекалась... Как сказать-то? О! Жопным онанизмом!
   Лёшка, услышав это словосочетание, просто покатился со смеху. За ним засмеялась и Нина. И тут их, громко стуча каблучками, догнала Альбина Ивановна. Уже несколько дней она ходила в школу и жила дома. Одна. И страшно скучала по Смирновым. По Лёшеньке особенно. Очко уже зажило и лишь неможко свербело, что было скорее приятно, чем наоборот. очень хотелось получить в него толстый Лёшенькин член, чтобы унять свербёжку и сладкий зуд.
  --Здравствуйте, Нина Александровна! Здравствуй, Лёша, - сдержанно поздоровалась Альбина, поскольку их как раз нагнала стайка школьников.
  --Здравствуйте, Альбина Ивановна, - в том же тоне поздоровались мать с сыном.
  --Лёша,- деловито сказала Альбина, покосившись на весело хохочущую стайку пионеров. - Зайди сегодня ко мне. У меня к тебе будет ещё одно пионерское поручение.

Едва Лёшка вошёл в кабинет Альбины, как та подскочила к двери и осторожно, стараясь не щёлкать замком, закрыла дверь. Была ещё перемена, и возле её кабинета то и дело галопом проносились жизнерадостные пионеры и пионерки. Лёшка кинулся в объятия Альбины, жадно вдыхая аромат её духов. (У него и гораздо позже, уже и в зрелом возрасте, всегда вставал член от одного этого тонкого запаха сирени). А та немедленно принялась целовать мальчишку взасос, чуть постанывая и очень тесно прижимаясь к нему.
   --Лёшенька, зайчик мой... - горячо шептала она в ухо млеющему Лёшке. - Потерпи минуточку... Перемена кончится, и тогда мы... Я опять отпросила тебя у Моисеевны... Молодец, что исправил тройку...
   --Алечка, а я... у неё видел тогда... в туалете... И дрочил потом на неё...
  --А на меня... на меня дрочил?
  --Ещё как... Ещё давно... до туалета... Вы мне всегда... очень-очень нравились... А сейчас я вас даже люблю... сильно...
  Они шептались, а руки их жадно шарили по телам друг друга. И на Альбине не было трусов, а одни лишь чулки с подвязками. Лёшка осторожно раздвинул тёплые тугие ягодицы пионервожатой и лёгонько потрогал средним пальцем анус. Явно чем-то густо смазанный. Альбина с лёгким коротким стоном отклячила задницу, насаживаясь очком на Лёшкин палец и одновременно поясняя:
  --Это вазелин, Лёшенька...
  --А у вас уже точно не болит там?
  --Нисколько, - легко сказала Альбина, повернулась к мальчику задом, задрала повыше юбку и нагнулась, упёршись руками в собственные колени. Она чуть присела и ещё сильнее отклячила жопу, нетерпеливо виляя ей. Лёшка моментально оголил свой закостеневший елдак т с чувством впёр его в навазелиненное очко сразу на всю длинну, дёрнув при этом Альбину на себя. У той от остро резанувшей анус боли потемнело в глазах и она чуть не заорала. Но, закусив губу, перетерпела, а уже через минуту, невероятно наслаждаясь, энергично подмахивала навстречу могучим Лёшкиным ударам. Мальчику и женщине было бесконечно хорошо вместе.

Они не торопились, поймав очень комфортный, очень сладкий для обоих ритм, когда можно наиболее полно смаковать каждую секундочку запретного соития. В это время на Альбинином столе резко зазвонил телефон. Парочка вздрогнула, но даже и не подумала разъединиться - слишком сильно обоюдно соскучились. Пионервожатая дотянулась до трезвонящей телефонной трубки, сделала несколько глубоких вздохов, чтобы хоть немного отдышаться, и сняла её с аппарата:
  --Слушаю вас! - а сама осторожно поехала очком по члену, прижимаясь ягодицами к Лёшкиному напряжённому прессу. - Ну, конечно, я... Слушаю тебя, Лена... - Лёшка нагнулся над женщиной, просунул руку под её мягкий гладкий живот и опытно нащупал скользкий тугой клитор. Альбина дёрнулась. Но голос её не изменился ничуть. - Так, и что от меня требуется? - член коротко и быстро заходил в разогревшемся, густо навазелиненном очке. - Лена... ты же председатель совета... дружины... Неужели сама не можешь решать такие простые вопросы? - Альбина сильно покраснела, вспотела и уже держалась из последних сил, медленно запрокидывая голову с плотно прижатой к уху трубкой. - Ну... хорошо... забеги... после уроков. Я вот и сама только что с первого этажа поднялась... никак отдышаться не могу... столько дел... а ты не помогаешь... Всё, жду...
   Альбина бросила трубку на аппарат, громко всхлипнула и начала энергично и глубоко насаживаться на горячий Лёшкин член, изумительно плотно забивший её задний проход. Секс с этим мальчиком доводил пионервожатую до какого-то почти не контролируемого безумия. Она забывала про всё, становясь просто каким-то  набором жадных дымящихся от вожделения дыр, куда он волен сунуть член, когда захочет. Она знала, что вечером жестоко истерзанное очко опять будет горячо пульсировать выламывающей не проходящей болью. Но сейчас ей было невыносимо сладко и легко. Она уже несколько раз спустила, хотя раньше никогда даже не предполагала, что способна кончать от стыдной анальной ебли. Да нет... Какой там стыдной... Самой лучшей! Самой пикантной! Самой острой и развратной! Наконец в её горящее очко излился Лёшка, заставив Альбину задёргаться всем телом и ещё раз спустить
.
--Лёшечка, миленький... ты хотя бы раз в недельку забегай ко мне, ладно? - Альбина, сидя на корточках с широко разведёнными коленями, вытирала тряпкой пол от собственных выделений. Она даже не замечала, что из распяленного её очка вытекает Лёшкина сперма, оставляя новые следы.
  --Аля.. У вас из жопы капает... - подсказал Лёшка, с удовольствием впитывая глазами всю картину.
  --Что? А-а... Ну да. Так можно до бесконечности пол вытирать, - засмеялась Альбина радостно и легко, как может смеяться только глубоко удовлетворённая женщина. Она расставила ноги шире и растянула руками ягодицы: на пол быстро вытянулись остатки спермы. АЛьбина вытерла их, встала, по-прежнему не спеша одёргивать юбку, подошла к небольшому книжному шкафчику и сунула тряпку за книги. - Ну вот, порядочек. Заодно и пол протёрли!
  --Алечка, я обязательно буду к вам заглядывать. Только вы назначайте сами, ладно... И... давайте всё-таки, может, после уроков?
  --Лёшик, я тебе так благодарна - ты не представляешь! А насчёт после уроков... Как ты скажешь, так и будет, миленький!
  --Альбиночка Ивановна... А вы... Вы не могли бы подарить мне какие-нибудь ваши очки?
  --Очки-и-и?! Да зачем они тебе? Нет, мне не жалко, но...
  --Ну, понимаете, вы в них такая... ну... очень хорошенькая... такая сладкая... понимаете?
   Пионервожатая на секунду замерла, а потом неожиданно покраснела от такого странного, но очень для неё приятного комплимента. Она страстно обняла мальчика и начала целовать в губы - горячо, истово, благодарно. Потом сняла свои аккуратненькие очочки и подслеповато прищурясь, протянула их Лёшке.
  --Вот, возьми эти... У меня тут другие есть. Солнышко ты моё...
   Лёшка осторожно и бережно спрятал очки во внутренний карман пиджака.
Подойдя к двери и открыв замок, оглянулся на пионервожатую. Такую родную, трогательно беззащитную без очков... Чулочки... Ножки немного иксиком... Волосики мокрые встёрепаны на пухлом лобочке... Щурится, лапушка...
  --Алечка... Вы юбку-то не забудьте опустить, а то...
  --Ой! Ты же уже замок открыл! - Альбина лихорадочно натянула тесную юбку на крутые свои бёдра и успокоенно улыбнулась.
   Лёшка был очень доволен. Дома ему теперь почти ничего не перепадает от мамы. Они всё время с отцом. Хорошо хоть мама разрешила  подглядывать, как они ебутся. Сначала не разрешала "Даже не вздумай!", а потом вдруг разрешила, сказав, что это её возбуждает... Но ничего. Альбиночка будет выручать. Вот только, кажется, очко у неё ещё болит. Как дёрнулась и зажалась, когда он ей сунул, не подумав.
    ...После уроков они шли с матерью домой, Лёшка немного поотстал, чтобы разглядывать её так красиво двигающуюся и подрагивающую под юбкой широкую выпуклую жопу.
   --Сына, мы же не дома... - процедила Нина Александровна, сразу поняв цель Лёшкиного манёвра. - Ну-ка иди рядом сейчас же... Мне надо тебе кое-что сказать... Ну вот... папа сейчас дома. Я ему звонила. Короче говоря, мы сейчас будем с ним... понимешь, да? Дверь в нашу спальню я оставлю приоткрытой. А ты перед этим вроде уйдёшь гулять. Хлопни дверь входной, а сам потихонечку вернись... Ну и, смотри, не попадись папе на глаза, когда мы с ним... Ясно?
  --Я, мам, буду смотреть и дрочить, ладно?
  --Мог бы и не спрашивать... Только осторожнее... А то у тебя сперма, как из шланга вылетает. Я в том смысле, чтобы до нас не долетела...
  --Ма, ну ты прям вообще... Уж это-то могла бы и не говорить.
  --Ничего. Подробный инструктаж в любом деле лишним не бывает.
   Дома Смирновы все вместе пообедали, разговаривая о всяких пустяках. А потом отец сказал:
  --Лёшка, шёл бы на улицу! Погода-то какая, а ты дома сидишь!
  --Да я и сам собирался, пап.
  --Ну вот и молодец. А я сейчас в душ, а потом, пожалуй, пойду вздремну немного. - И посмотрел многозначительно на жену. Та кивнула.

Впервые Лёшка наблюдал родительскую еблю при свете дня. Отец лежал на матери и методично задвигал свой тёмно-коричневый почему-то член в мамину чавкающую текущую пизду. Отец целовал мать в шею, мял её громадные груди и постанывал от удовольствия. А мать в это время не сводила откровенно блядских глаз с сына, который, приоткрыв дверь в спальню ещё шире, смотрел на родителей и дрочил свой внушительный елдак. И вдруг охамевший мальчишка пригнулся и стал тихо приближаться к кровати, не сводя глаз с половых органов родителей. Нина немедленно

[_naz_]

схватила голову мужа в ладони и начала иступлённо целовать его в губы, чтобы он случайно не оглянулся и не увидел юного исследователя.
   А Лёшка, опустившись за кроватной спинкой на колени, практически в упор смотрел теперь на член и пизду, которые тринадцать с половиной лет назад... нет, получается четырнадцать с половиной... почти... вот так же, с чавканьем и жирными сосущими звуками, зародили его. Обалдеть! Вот из этой пизды он вылез... Долго дрочить не получилось. Лёшка, задыхаясь от возбуждения, восторга и страха, выстрелил спермой в поскрипывающую полированную спинку кровати. Вытер её кое-как полой своей уличной рубашки и встал во весь рост, глядя в расширившиеся от ужаса и похотливого восторга прекрасные мамины глаза. Нина теперь просто прижимала голову мужа к груди, а тот, чувствуя её нешуточное возбуждение, и сам завёлся, как не было давно. Он задвигался сильнее, резче, изобретательнее, заставляя жену стонать и вскрикивать. А она, как загипнотизированная, всё смотрела и смотрела на дёргающийся в кулаке сына член... Лёшка снова дрочил, стоя теперь во весь рост за спиной отца, ебущего его мать.  Елдак мальчика и не успел обмякнуть: было дико и невероятно сладко дрочить вот так, в полуметре от сношающихся родителей и смотреть маме в глаза.
А та вдруг замахала на него рукой: уходи, уходи скорее. Это Лёшка и сам понял по участившимся отцовским вскрикам и его резко задёргавшейся заднице - кончает! Мальчик успел выскочить из комнаты и тут же разрядился сам. Сердце его гулко бухало где-то в горле, колени дрожали, но он всё-таки ещё растёр ногой по полу свою сперму. Ну вот, не видно ничего. Как было классно-о... Через минуту Лёшка тихо-тихо высочился на улицу. А ещё через пять уже самозабвенно гонял с пацанами футбольный мяч...
   Отец уехал ярким субботним утром. И Нина и Лёшка были искренне огорчены, но... как только стихли на лестнице его шаги, мать и сын кинулись друг к другу, как изголодавшиеся звери, срывая с треском одежду. Нина тут же встала четвереньки посередине пушистого ковра и почти выкрикнула:
  --Лёшка, в жопу! Пожалуйста, в жопу!!! Он ни разу меня туда... Ни разу!
   Через секунду Лёшка с непередаваемым наслаждением вломился в родное мамино очко, смакуя каждый миг соития. Он схватил мать за мясистые тёплые бёдра и начал быстро и радостно засаживать в скользкий и мягкий податливый анус. Как же там, внутри, сладко! Лёшка наваливался, прижимался плотно-плотно, чувствуя, что и мама с силой подаёт навстречу свой подвижный умелый зад. Какая же у неё красивая гладкая жопа! Лёшка с удовольствием оглаживал руками матово блестящие ягодицы, лазил под содрогающийся мамин животик и теребил её крупный клитор... Мама с сыном наслаждались бесконечно. Потом они несколько раз меняли позы и спускали, спускали... Потом легонько сосали друг друга одновременно, лёжа валетом на боку. Нинина нога была высоко задрана, чтобы ничего не мешало горячему языку сына проникнуть в любое место... Их понять можно. Ведь уже в воскресенье утренним поездом приезжают Оля с сыном Сашкой - ровесником Лёшки. А это значит, что опять почти не будет возможности соединиться. Вот Смирновы и безумствовали, пытаясь наверстать упущенное и то, что ещё будет упущено.

ОНи лежали, голые, на полу в большой комнате. То есть, на ковре, конечно... Нина, бездумно улыбаясь, лежала, широко раскинув красивые полные ноги, ощущая, как из чуть побаливающего влагалища и блаженствующего ануса сочится сперма сына. Голова его покоилась на подрагивающем мягком животике матери, а ноги были так же широко разбросаны. Обмякший натруженный член, изогнувшись, упирался залупой в ворс ковра. Тела матери и сына пели от от глубокого удовлетворения и радости произошедшего долгого и страстного соития. Нина поворошила рукой вихры сына и ласково сказала:
   --Какой же ты у меня мужичок золотой... Сильный, выносливый, понимающий...
   --Это, мам, ты у меня золотая... Ма, а это ничего, что мы сегодня... ну... в пизду тоже...
   --Ничего... Теперь, если захочешь, можешь всегда в неё... Она была так рада твоему хую! Папа привёз из Франции не только бельё... Представляешь, оказывается, в Париже есть такие специальные магазины, где продаются резиновые члены! Представляешь?! И женщины резиновые со всеми отверстиями! Ну и там всякие таблетки, мази... А! Ещё журналы порнографические! Сейчас отдохнём, пойдём в спальню, и я покажу тебе, что он понавёз...
   --Ма, ну скажи сейчас...
   --В общем, Лёшик, он привёз член размером точь в точь, как твой! Представляешь?! Потом ещё всякие таблетки для возбуждения и другие, чтобы детей не было. Как раз я сегодня одну такую приняла, потому мы с тобой и порадовали мою переднюю щель... Ну вот. А ещё он привёз вот такую толстую пачку журналов. Там, сына, тако-о-ое!
  --Ма, пошли смотреть... Ну пошли, а? Вставай, ты же отдохнула уже, да?

Потом было так. Лёшка лежал на спине, удобно откинув голову на подушку и с диким восторгом и возбуждением листал глянцевый яркий порножурнал, изумляясь тому, что такие похабнейшие кртинки вообще можно печатать! Нина, стоя на коленях, глубоко насела скользким от спермы очком на член сына и теперь, тоже с удовольствием рассматривая фото в другом журнале, неторопливо, с чувством двигала жопой. Мама и сыну было удивительно хорошо и комфортно друг с другом. Они, чуть сконфуженно посмеиваясь, показывали друг другу наиболее понравившиеся снимки из своих журналов. Нина при этом с нескрываемым интересом приглядывалась к том, что можно будет попробовать с Лёшкой. Оба снова не на шутку завелись. Журналы полетели в стороны. Нина схватила лежащий рядом каучуковый член - с болтающимися тяжёлыми яйцами, с венами, крупной блестящей залупой - облизала его и, привстав, насадилась на член истекающей соками пиздой. Потом она легла сыну на грудь, завела руки назад и ловко вдвинула искусственный елдак в затрепетавший от блаженства анус.
   --Как здорово, сынка-а... Чувствуешь его? Чувствуешь, как он там... а? Не могу, блядь, сладко как... Лёшик, подвигай его, пожалуйста...
   Лёшка легко дотянулся до резинового елдака, ухватил его за яйца и сначала неловко, а потом всё больше приспосабливаясь, задвигал его в маминой извивающейся заднице. Ему и самому было безумно приятно. Он ощущал через тонкую, оказывается, перегородку между двумя мамиными дырами  щекочущее, массирующее и вообще очень приятное движение парижского гостя. Нина, уткнувшись сыну в плечу, глухо повизгивала и дёргалась всем телом. Приподнялась на руках, начала насаживаться короткими толчками на член, изнывая от дикого наслаждения и бесконечно возбуждаясь от сдавленных стонов сына.
  --Как... жаль... - прохрипела она, - что у меня... не два сыночка... Оййййй, дама-а-а... Спускаю.... А-А-А-А-А-А!!!
   Нина, кончая, испустила такой протяжный и жуткий вопль сладострастия, что Лёшка, трясясь и поскуливая, напчал заливать спермой вертлявую мамину пизду. Одновременно он выдернул из маминого ануса резиновый елдак. Нина, зажав себе рот обеими ладонями, раскачивалась и закатывая глаза, выла, как раненная волчица.

...Ранним майским утром на вокзале было совсем не много народу. Толклись только на пригородном перроне несколько десятков пенсионеров с лопатами, вёдрами, завёрнутыми в мокрую дерюгу саженцами да лениво прохаживался возле них милиционер. Поезд, который встречали Смирновы, немного запаздывал, но встречающие особо не нервничали. Их было мало, они растянулись вдоль всего перрона, а потому он выглядел почти пустым... Наконец, дохнув напоследок из-под колёс горячим ветром странствий, вагон дёрнулся с лязгом в последний раз и замер. Почти сразу открылась вагонная дверь, и Лёшка увидел в тамбуре  радостно улыбающуюся тётю Олю с выглядывающим из-за неё сияющим Сашкой. Но на него Лёшка и не смотрел, кивнул только, здороваясь, а сам начал с удовольствием пялиться на спускающуюся по крутым железным ступенькам тётю. Платье на ней было было короткое, темно-голубое в белый горошек. Лёшка подскочил, выдёргивая у неё из руки чемодан, как раз в тот момент, когда она одной ногой уже коснулась перрона, а вторую ещё не сняла со ступеньки. Взгляд Лёшки немедленно устремился под задравшееся платье. И не зря! Сердце мальчика ёкнуло: он увидел неширокий клин белых трикотажных трусов, лишь посередине прикрывающих пухлую светло-русую пизду тёти Оли. Она вдруг наклонилась к его уху и быстро прошептала:
   --Лёшка, прекрати сейчас же туда пялиться. Это неприлично!
   Лёшка густо покраснел, желая провалиться сквозь перрон, но вдруг почувствовал, как тётка сначала потрепала его по вихрам, а потом крепко прижала к себе, целуя в щёки и громко приговаривая:
  --Ух, вырос-то как! Прямо жених! - И жалась, жалась к нему тугими высокими грудями. Чуть поменьше, чем у Лёшкиной мамы, но всё-таки! И толкалась невзначай сильным горячим бедром прямо о вздувшийся член племянника. Рядом, Лёшка это видел, почти так же встречала племянника Сашку мама. Потом женщина, оставив, наконец, пацанов в покое, обнялись и искренне расцеловались. Мальчишки пожали друг другу руки, а уже через минуту, перебивая друг друга выкладывали накопившиеся за два года, что они не виделись, новости. Они шли с чемоданом и сумкой за мамами и украдкой друг от друга мусолили глазами их роскошные, соблазнительно двигающиеся и подрагивающие, одинаково чуть вздёрнутые и слегка оттопыренные широкие пухлые задницы.

...Мальчишки азартно резались в Лёшкиной комнате в настольный хоккей, а женщины сидели на кухне за празднично накрытым, но уже изрядно разорённым столом и потягивали терпкое креплёное вино из тонких фужеров. Они перебирали общих знакомых и родственников. поминутно ахая и удивляясь:
  --Да ты что?! Это вот дяди Витина Светка?! Да ты что... Родила и никто не знает от кого?! Вот тебе и тихоня-отличница!
   Они говорили, смеялись, звенели фужерами, но Нина видела в глазах сестры какую-то глубоко запрятанную занозу. Что-то гложет её! И точно. Ольга вдруг разом допила вино из почти полного фужера, поставила его на стол, выдохнула и решительно заговорила:
  --Нин... Просто мне не с кем больше поделиться... Если ты... Ну, если тебе покажется слишком чудовищным и отвратительным то, что я тебе расскажу, то... можешь выгнать нас. Короче говоря... Ну, ты же знаешь, я уже почти пол-года как разведена. И... Я вот уже почти пять месяцев... сплю с собственным сыном!!!
   Оля, побледнев, зажмурила глаза и втянула голову в плечи, ожидая от старшей сестры тяжёлых, полных презрения и осуждения слов, но вдруг вместо этого почувствовала как Нина ласково гладит её по голове, говоря совсем другое:
  --Открой глаза, дурёха... Ну спишь и спишь, никто ведь об этом не знает? Ну вот. Значит, это только ваше дело. Сашке, думаю, тоже ума хватает, не хвастаться никому... Ну а предохраняться ты умеешь, девочка взрослая. Так что не вижу пока ничего страшного...
  --Нин... ты... Почему ты так спокойно... Это же... неправильно!
  --Для кого неправильно-то? Для всех? Ну и пошли они в жопу, вот что я тебе скажу... Вам ведь нравится?
  --Ой, Нинуль, не то слово... Знаешь, мы до сих пор насытиться друг дружкой не можем. У Саши, ты не поверишь, у него почти всегда стоит! Это просто чудо какое-то! И он... он даже в жопу меня! - Ольга порозовела и отвела глаза. но тут же снова уставилась на сестру с непрошедшим ещё удивлением, громадным облегчением и благодарностью.
--Ну! - жизнерадостно захохотала Нина. - Об этом можешь мне не рассказывать! Я, конечно, всего-то недели три с хвостиком с Лёшкой сплю, но зато как-а-ак!
    Ольга вздрогнула и расширенными глазами неверяще уставилась на сестру.
  --Не может быть... Этого же не может быть!
  --У тебя может, а у меня нет? Почему это?
  --Ну... я не знаю... Но как-то это... чересчур уж, что мы с тобой... ивращенки такие...
  --Это, Олечка, как раз закономерно в нашем случае. Не помнишь, что ли, как папа нас учил? Ты тогда в седьмом, кажется, была, а я в восьмом. Помнишь, как он нас в баньке сосать учил? И мне тогда что-то не очень как-то понравилось... потом только втянулась...
  --Зато тебя не оттащить было! И ты же, кстати, первая ему зад подставила, когда в десятый перешла!
  --Слишком что-то память у тебя хорошая, - захихикала изрядно захмелевшая Нина. - А сама-то! Ты сразу так стала сосать, как будто у тебя опыт был столетний!
  --Ну... не столетний, а летний... В пионерлагере добрые вожатые за конфеты меня научили. Ты же знаешь, я до конфет сама не своя была. И так мне, знаешь, понравило-ось... А тут папа со своими уроками банными... Зато ты первая сперму глотать стала!
  --А помнишь, Оль, когда уже в институте учились? Мама заходит в комнату, в папа там тебя в зад тянет!
  --Ой! Я думала, убьёт! А она странно так посмотрела и вышла. Молча! Я не знала, как ей в глаза после этого смотреть... А она потом всю жизнь делала вид, что ничего не произошло. Даже странно, правда?
  --Да знаешь, я думаю, у наших родителей тоже было что-то такое в семьях... А теперь вот у нас... Гены, Олечка!
  --Ну-у... да, наверное... Слушай... а-а... ты не хотела бы с моим Шуриком... попробовать? А я бы... с твоим Лёшей... Знаешь, как он мне сегодня на вокзале под платье пялился?!
  --Это он лю-убит, похабник малолетний...
--А что он ещё любит? - крайне заинтересованно спросила Ольга, облизывая свои красивые пухлые губы, отчего на её щеках заиграли милые ямочки.
   --Он, представь себе очень любит сосать клитор. Мой, во всяком случае... И язык везде совать...
   --Да ты что! - с ноткой зависти ахнула Оля. - Везде - это в смысле даже в жопу что ли?!
   --В мою - да!
   --Ну ничего себе... А моему лишь бы только сунуть поскорее в любую дыру, что мама подставит...
   --То есть, он ни разу не сосал тебе твой фамильный здоровенный клитор? Бедная... Ладно уж... Лёшенька мой так и быть сделает тебе такое удовольствие. Ты щас в трусах? Сними их на член!
   --Нин, ты чё материшься-то, как сапожник? Раньше вроде не замечала за тобой... - Оля, пьяно покачиваясь, стянула трусы. - Куда их?
   --Ой, да сунь в карман халата, проблему тоже нашла! Ну-ка покажи пизду... Ну-ка... У-у-у, Ольга Александровна, а волосня-то у тебя повытерлась, поредела. И так-то бесцветная почти, а ещё...
   --Шурику нравится! Говорит, всё хорошо видно... А у тебя всё те же космы непролазные?
   --Лёшеньке нравится, - в тон ответила со смехом Нина. - Особенно вокруг очка... Ну так как, хочешь попробовать кое-что?
   И не дождавшись ответа сестры, Нина громко позвала сына. Лёшка влетел в кухню, приплясывая от нетерпения, и возмущённо завопил:
   --Ма, ну ты чё вообще?! Я там выигрываю... там момент такой был... а ты... Что надо-то?
   --Да это не мне надо... Ты только спокойно, хорошо?
   --Ну ладно, а что надо-то всё-таки?
   --Надо тёте Оле пососать... Как ты умеешь...
    Лёшка обалдел от слов матери и даже подумал, что ослышался, но тут тётя Оля несмело как-то, косясь на Нину и умоляюще поглядывая на Лёшку, широко развалила колени, выпячивая голую толстую пизду с прозрачной русой волоснёй и крупным торчащим клитором. Подол платья уехал под округлый, сексуально выпирающий животик. Тётю Олю Лёшка обожал за красоту и весёлый добрый нрав. С бешено колотящимся сердцем и мучительно напрягшимся в штанах членом, моментально забыв про хоккей и Сашку, он рухнул на колени и жадно втянул в рот затрепетавший тёткин клитор. Та болезненно изогнулась с перекошенным от невыносимого удовольствия лицом и громко, на всю квартиру, сладострастно охнула, машинально вжимая в промежность лицо племянника.
Лёшку не надо было принуждать. Ему на самом деле нравилось сосать и вылизывать женское. Он буквально впадал в экстаз, роясь ртом, носом, губами, языком, всем лицом в скользких волосатых складках, мясистых и тёплых. Его очень возбуждало то, как мама, как Альбина и вот теперь как тётя Оля с неподдельной страстной благодарностью воспринимают эти очень интимные ласки. А тётя Оля даже, кажется, заплачет сейчас, вон как трясётся вся и дёргается... Мальчик на секунду поднял глаза и увидел красавицу Ольгу с блаженно-оплывшим, размякшим лицом. Из-под её длинных опущенных ресниц, дрожащих и мокрых, потянулись по щекам мокрые дорожки. Тётя ничего не говорила и не стонала, только невероятно похотливо и сильно двигала жопой, гусая губы.
   --Тёть Оль... - тихо позвал он, чуть задыхаясь. - Жопу пониже свесь. - И когда млеющая и мало что соображающая женщина сползла со стула ниже, мальчик подхватил тётю под колени и ловко ввинтился горячим языком в её приоткрывшееся коричнево-бурое очко. Ольга вскинулась, замычала и тут же оросила лицо племянника обильным выплеском из рассосанного и разлизанного разверстого влагалища...
   Когда Сашка, которому надоело сидеть в комнате одному и ждать возвращения пропавшего куда-то брата, вошёл на кухню, то увидел дикую картину: мама и тётя Нина сидели на корточках возле стоящего на коленях Лёшки и, постанывая в унисон, облизывали его мокро блестящее лицо. Ни на маме, ни на тёте Нине не было трусов!!! Ошарашенный мальчик застыл в дверях, не зная, как реагировать. Но тут его увидела тётя Нина. Даже не подумав сдвинуть колени, она сказала с пьяным смешком:
   --Снимай штаны, племяш... И трусы тоже! А то у тебя член сломается!
   Сашка, будто во сне, сделал это и предстал перед тёткой с вздыбленным кривоватым членом. Тут ему всё-таки стало стыдно и вообще не по себе как-то. Он повернул голову к матери и... обомлел: так с заметным удовольствием, прикрыв глаза, и мыча, сосала Лёшке член. Огромный, больше даже, чем у взрослого мужика! Но тут и Сашкиной залупы коснулись мокрые горячие губы, а потом она и вовсе скользнула в рот тёте Нине и медленно поехала глубоко в горло. Мама никогда так не делала! Это было уже слишком! Шурик всхлипнул, затрясся и спустил Нине в горло.

Наутро Нина с большой неохотой собиралась в школу. Хотя сборы были не очень долгими. Приняла душ, накрасилась, натянула лифчик, блузку и юбку, даже не вспомнив про трусы. За ней жадно наблюдал племянник. Голый, он развалился в кресле и бесстыдно надрачивал член. Лёшка с его мамой ещё не выходили из своей комнаты, в которой ночью ничего не было. Абсолютно ничего! Так решили женщины, хотя им очень хотелось продолжить начатое на кухне. Но... одной надо было всё-таки отдохнуть с дороги, а второй предстояло с утра идти на работу.
  --Тёть Нин, а зачем тебе в школу-то? Учебный год ведь уже кончился!
  --Шурик, я же директор, если ты помнишь, конечно... А у директора дела в школе есть всегда. Да и вообще... То они собираются комиссию из Облоно прислать, то звонят и говорят, что комиссии не будет... А сегодня выясняется, что кто-то всё-таки едет... Дурдом! Ну всё, я побежала... - Нина направилась в коридор, но, не удержавшись, быстро прошла к креслу, опустилась на корточки и ловко поймала ртом дёргающуюся над кулаком племянника залупу. Сделав несколько сильных сосущих движений, Нина с трудом оторвалась от этого занятия, вздохнула и встала, учащённо дыша и глядя на глубокое разочарование на лице Сашки. - Ладно, три минуты тебе даю, чтобы собраться и пойти со мной. Пойдёшь?
  --Спрашиваешь, тёть Нин! - восторженно заорал пацан, мигом срываясь с кресла. Даже уже через две минуты он был готов к выходу. Тётя с племянником вышли на улицу и быстро пошли, оживлённо, но негромко переговариваясь.
  --Значит так, Шурик, слушай внимательно. В школе не отсвечивать! Будешь или у меня в

[_naz_]

кабинете или у Альбины Ивановны - это старшая пионервожатая. С ней можно, как с нами, понял?
  --Ух ты-ы! Ни фига себе!
  --Я введу её в курс дела, ну и... если она захочет, то... понял, да? Что касается нас с тобой, то, надеюсь, тоже что-нибудь придумаем. Ну вот вкратце... Как думаешь, что сейчас твоя мама с моим Лёшкой делают?
  --Тёть Нин, ты ж сама знаешь!
  --Ох, знаю, племяш...

Глухой стук закрывшейся входной двери и щелчки ключа в замочной скважине разбудили Лёшку. Так как спальных мест не хватало, то он спал на расстеленном на полу матрасе, а тётя Оля на низкой тахте. Она сейчас лежала на боку, поджав к животу ноги. Одеяло сползло к Лёшке на матрас, короткая ночнушка задралась, и мальчишка, который вечером намеренно ложился спать головой  в сторону тёткиных ног, сейчас с наслаждением наблюдал роскошную картину матово блестящей широкой выпуклой жопы и сплюснутой между полными ляжками редковолосой толстой пизды. Рука мальчика намертво вцепилась в мгновенно вскочивший член и быстро задвигалась, гоняя по стволу податливую крайнюю плоть. Не прекращая дрочки, Лёшка выбрался из постельного белья, встал на колени и подобрался к тёткиным прелестям, уткнув залупу в тёмнеющую воронку сильно потёртого Ольгиного очка. Начал медленно, осторожно вдавливать... Когда головка с трудом проникла в суховатый анус, раздался довольный голос тёти:
  --Всё-таки разница чувствуется! У Шурика потоньше гораздо...
  Женщина приподнялась на локте и обернулась к племяннику:
  --Только, Лёшик, вынь сейчас, пожалуйста... А то больновато. Ты бы хоть плюнул мне в задницу что ли... А то насухую лезешь! Вот сейчас проведём подготовительные работы и тогда... - Ольга возбуждённо хохотнула и чуть поморщилась, когда Лёшкина залупа покинула её очко. - Так, давай поменяемся местами. Ты ложись на тахту... На спину ложись. А я - сюда.
   Ольга ловко соскользнула на Лёшкин матрас, а мальчик с готовностью занял её место. Член его гудел от могучего прилива крови. Тётя Оля сразу взялась за него своей теплой мягкой рукой и начала медленно дрочить, погузив залупу в рот и обильно омыв её слюнями. Потом она начала тискать крупные яйца племянника. И вдруг снялась с члена, раскрасневшаяся, похорошевшая...
  --Знаешь, Лёшка, я обожаю дрочить мужчинам... и мальчикам! Когда в твоей руке член, то, считай, и мужчина твой. Весь! Будто у тебя в руках не член, а волшебная палочка. Или палка, как в твоём случае! Вы же перестаёте соображать... Вы же на всё готовы, лишь бы мы продолжали дрочить, сосать, лизать... Что, не так? - Ольга быстрее задвигала рукой. - Не так, а?! Не так?! Не так!?
   Лёшка извивался на тахте, получая оглушительное удовольствие от этой дрочки. От тётиного томного, с придыханием, голоса. От каких-то странных жутковатых ноток в нём.
  --Ну-ка... Задери ноги, племяш... Подхвати под коленями и пошире раздвинь... Вот так. Должок хочу вернуть.

В ту же секнду горячий мокрый язычок тётки заметался по промежности задыхающегося от наслаждения племянника. Этот ловкий сильный язык то подлизывал яйца, то щекотал туго натянутую кожу под ними, то вкруговую пробегался вокруг дёргающегося ануса, то лизал его и вдруг - неожиданно глубоко скользнул внутрь. Ольгина рука всё это время продолжала ритмично и сильно дрочить член племянника. В миг проникновения кончика языка в анус мальчика, тот выгнулся, будто порывался встать на гимнастический мостик, и со стоном выстрелил вверх мощной толстой струёй.
  --Ах, блядь, куда! - вскрикнула тётя и сумела направить следующие две струи в свой широко раскрытый рот.
   Лёшка, мокрый от пота, трепещущий, лежал на тахте и бездумно пялился в потолок, тоненько постанывая. Ольга стоя рядом с тахтой на коленях и расслабленно оттопырив жопу, с заметным удовольствием облизывала скользкий от слюны и спермы слегка помягчевший член. Она делала это настолько самозабвенно, с настроением, что было видно: она на самом деле обожает это занятие. Естественно, очень скоро член начал стремительно твердеть.
  --Так, - радостно хохотнула тётка, - Лёшик, опять давай поменяемся!
   Упёршись локтями в тахту и навалясь на неё грудями, она выпятила зад ещё больше, хотя казалось, больше некуда. Лёшка, отдышавшийся и готовый "к бою", моментально оказался сзади, быстро лизнул замокревшее, приоткрывшееся тёткино очко и одним сильным толчком вогнал в него скользкий толстый член на всю длинну. Ольга ахнула и замерла, привыкая к размерам и дико блаженствуя от раздирающей зад сладкой боли.
  --Давай, Лёшенька... Можно... Только тихонько сначала, ладно? А то я сейчас пополам тресну... - и Ольга заколыхалась от смеха вскрикивая и постанывая. Горячий член племянника ожил, задвигался, заскользил в чудовищно растянутом очке тётки, заставляя её стонать об боли и наслаждения и давиться брызнувшими из широко распахнутых глаз слезами невыносимого женского счастья.

...Смирнова впустила в кабинет племянника и захлопнула дверь. Прошла к своему столу и начала рассеянно перебирать бумаги с очень озабоченным видом. Не могла отвлечься от мыслей о визитёре из Облоно. Кто едет? Зачем? Не может же комиссия быть из одного человека... Идиотизм какой-то!
  -- Тёть Нин... Можно я тебя... - напомнил о себе Шурик, задирая сзади юбку тёти и оглаживая тёплую роскошную жопу. - Ты же сама сказала - что-нибудь придумаем...
  --А? Да-да... - рассеянно откликнулась Нина. Не отрываясь от бумаг, она слегка расставила ноги и упёрлась локтями в стол, плюща о столешницу отвисшие тяжёлые груди, едва помещающиеся в лифчике.
  --А куда, тёть Нин?
  --Да куда хочешь... Только быстренько, ладно?
   Шурик повозился, извлекая наружу вздыбленный член, пристроился и ловко, сразу на всю длинну вошёл в тёткино горячее и скользкое влагалище. Ухватившись за пышные бёдра Нины Александровны, он быстро, как молодой кобелёк, задвигал задницей, поскуливая от удовольствия и сильного возбуждения. Ещё бы! Кто бы что ни говорил, а он сейчас ебёт ШКОЛЬНУЮ ДИРЕКТРИСУ! И ну и что ж, что она его родная тётя. Она всё равно директор. Кто может таким похвастаться?! Шурик неистовствовал и пыхтел, а Нина, слегка подмахивая. испытывала весьма средненькое чувство. Нет, приятно, конечно, но после Лёшкиного хуя... Надо, чтобы племяш поскорее кончил, а то уже скоро могут и заглянуть в кабинет, принесёт кого-нибудь, не говоря уже про облоновского посетителя. Нина издала низкий, невероятно сладострастный и долгий стон. Шурик отреагировал моментально: его член несколько раз дёрнулся, выплёскивая сперму в расхлябанные чавкающие недра текущей пизды. Некоторое время мальчик стоял неподвижно, чтобы отдышаться и немного остыть. Потом, удовлетворённо улыбаясь, вытянул член наружу, глядя как из тётки обильно закапало на пол. Та, не оборачиваясь, попросила:
  --Шурик, будь умничкой, вытри у меня ТАМ, пожалуйста... И на полу тоже потом, хорошо?

Через несколько минут они, приведя себя в порядок, пили чай с печеньем и разговаривали о всяких пустяках. Нина с усмешкой посмотрела на племянника и участливо спросила:
  --Тебе, конечно, ещё хочется, да?
  --А что, можно?! - радостно вскочил со стула Сашка.
  --Ишь ты, взвился прямо! - засмеялась Смирнова. - Нет, Шурик, пока нельзя. Сейчас ко мне придут. К одиннадцати часам наша Альбина Ивановна подойдёт, я тебя к ней отправлю... А пока, если хочешь... Я тебе сейчас дам ключ от учительского туалета. Там одна кабинка нерабочая, та что справа. Закроешься в ней и можешь кое-что интересненькое увидеть, когда в соседнюю кто-нибудь придёт. Зеркало-то есть у тебя? Возьми моё. Да не увлекайся, не подсовывай слишком уж под перегородку, понял? А то увидят и... Но в этом случае я тебя не знаю, а ты совершенно посторонний пацан пробравшийся в школу. Устраивают такие условия? Ну тогда... туалет в конце коридора.
  --Конечно, устраивают, тёть Нин! Ну спаси-ибо тебе! Это класс! Ты у меня лучшая тётка на свете! - Сашка влепил в тёткину щёку искренний страстный поцелуй и мигом вылетел из кабинета.
  --Обалдуй, - Нина одобрительно улыбнулась племяннику вслед и вздохнула. Улыбка медленно сползла с её красивого умного лица.
   ...Лёшка закрыл на задвижку фанерную дверь кабинки, уселя на сиденье унитаза и с бешено колотящимся сердцем стал ждать. Он уже проверил с помощью зеркала обзор в соседнем кабинке. Всё должно быть отлично видно! Ну и тётка у него! Мама, конечно, всегда ему даёт, когда он только захочет, но она не такая выдумщица. И не рисковая! А тётя Нина... В это время вдруг раздался дробный стук каблуков, и тут же скрипнула, открываясь, дверь в туалет.
  --Опять кто-то забыл закрыть! - раздался мелодичный приятный голос. - Говоришь-говоришь, а толку никакого...
  --Да ладно... Горбатых могила исправит! - Второй голос был очень похож на первый. - Ты как? По-маленькому?
  --Я - да.
  --Ну тогда иди первая. А то я не пойму, хочу я по-большому или не хочу. А чтобы понять - время нужно. - Негромкий грудной смех.

Сашка, едва не теряя сознание от возбуждения и страха, осторожно, трясущейся рукой подсунул зеркальце под перегородку, как только услышал звон струи об унитазное дно. Отразилась мясистая красивая пизда, негусто покрытая золотисто-рыжими курчавыми волосами и гладкая бронзовокожая разваленная жопа с розовато-коричневым пятаком ануса. Бьющая струя мочи была тонкой, сильной и непрерывной. Зрелище было невыносимо возбуждающим. Сашка боялся, что если пошевелится, то из него хлынет не струя, а река кипящей спермы. Он осторожно втянул руку обратно и хотел выпрямиться на унитазе, не в силах больше смотреть. И вдруг фанерное сиденье под ним громко скрипнуло!
  --Ой! - тут же раздался голос. Не из кабинки. - Кто тут? Девочки, это вы кто-нибудь?
   Сашка обмер, физически почувствовав, как от его лица разом отхлынула кровь. Что делать?! Что?!
  --Лер, слышишь... Тут кто-то в кабинке сидит...
  --Ну так загляни через верх... - посоветовала закончившая ссать неведомая рыжепиздая Лера деловым и в то же время... угрожающим голосом. - Раз молчат...
  Кабинки были не очень высокими. И если приподнятьтся на носочках, то можно было в них зглянуть. Два раза щёлкнули по туалетному кафелю каблуки, и над верхним краем кабинки перепуганный насмерть Сашка увидел половину верхнюю половину молодого женского лица с расширенными очень красивыми голубыми глазами. Позже пацан удивлялся тому, что в такой момент, обратил внимание на глаза. И на то, что волосы на голове заглянувшей тоже были золотисто-рыжими. Глаза негодующе сузились, и голос нотками металла, приказал:
  --Открой дверь и выходи немедленно!
...Они стояли напротив него и молча разглядывали. Брезгливо и... устрашающе. Две очень красивые, абсолютно похожие друг на дружку пухленькие рыжеволосые женщины. Где-то они уже успели хорошо загореть. Причём голые загорали, если судить по жопе Леры... Обречённый Сашка стоял и равнодушно удивлялся своим неуместным мыслям.
  --Ну-ка, снимай штаны! - сказала вдруг та, что не Лера. Или, наоборот, Лера... Хотя голос вроде не Леры... Снимать штаны?! Зачем это ещё? - Ну! Живо! Быстрей!
   Красный, как варёный рак, Сашка внезапно выплыл из своего странного состояния, ему стало мучительно стыдно и ещё более мучительно страшно. Он начал суетливо расстёгивать пуговицы на брюках и всхлипывать от ужаса. Что они собираются с ним делать?! Пороть?! Пусть! Лишь бы потом отпустили... Он стянул брюки вместе с трусами до колен и, весь дрожа, выпрямился, даже не пытаясь прикрыть обмякший от страха член.
   --Дрочи! - сказала Лера (не Лера?) непререкаемым злым голосом, и Сашке показалось, что он ослышался.
  --Ш... Што-о-о?
  --Дрочи, сказала! Скотина такая! Быстро!
    Сашка начал лихорадочно дёргать и теребить член, пытаясь вернуть его к жизни. Но тот в этой невероятной и дикой ситуации никак не хотел реагировать.
  --Покажи ему, Лер...
    Лера недобро усмехнулась и вдруг совершенно бесстыдно задрала спереди подол юбки, а другой рукой оттянула книзу трусы, демонстрируя плотно сжатую рыжеволосую щель. Теперь член отреагировал. Буквально за несколько секунд он вздыбился, покачивая глянцевой головкой.
  --Хоро-ош, гусь... - насмешливо протянула не Лера. - А ну убери теперь руки... За спину! И ноги расставь!
   Сашка, снова впадая в прострацию послушно сделал всё, что ему велели. Лера молча шагнула вперёд и с размаху ударила пацана жёстким кулачком по яйцам. Сашка, вскрикнув от режущей боли, загнулся и повалился на пол.
--Зачем ты его так сильно, Лер... - услышал Сашка голос второй женщины. Теперь он звучал укороизненно и участливо. - Мальчик, тебе очень больно? Ты можешь встать? Давай помогу...
   Не Лера опустилась на корточки, будто специально демонстрируя то, что у неё под юбкой. Постанывающий Сашка струдом поднялся. Трясясь и всхлипывая, он принялся натягивать тусы с брюками. Не Лера помогла ему, осторожно сунув член в трусы и погладив при этом отчаянно ноющие яйца. Она это сделала так, чтобы не видела Лера. Но Лера видела. Она сказала с усмешкой:
  --Да не прячься... Извини меня, мальчик, я не хотела так сильно... Но ты тоже хорош! Я просто сильно разозлилась! Не люблю, когда за мной подглядывают исподтишка. В общем так, нахалёнок. Мы даём тебе три минуты, чтобы ты испарился из школы, понял? Как тебе только в голову взбрело в чужой школе... хм... промышлять? В своей-то, наверное, все уже знают о тебе, да? Всё, пошёл вон отсюда! Быстро, пока мы не передумали!
   Сашка выбежал из туалета, промчался к лестнице и посыпался вниз, прыгая через три-четыре ступеньки. Боль понемногу проходила и сразу вспомнилось, как не Лера погладила ему яйца. Нежными мягкими пальчиками - пульсирующие от боли яйца... Сашка выскочил из школы и метнулся в школьный сад, в приоткрытый сарайчик с садовым инвентарём. Срочно надо было выдрочиться. Теперь, когда всё благополучно закончилось, на душе стало удивительно легко. И теперь... было на что смачно подрочиться, фантазируя на тему пухленьких красивых близняшек. Кто такие, интересно? Училки, что ли? ...Сашка с удовольствием выдрочился, несмотря на побаливающие всё-таки яйца. Вышел из сарайчика, зажмурился на ярком солнце и... пошёл обратно в школу, сильно опасаясь встретить Леру с не Лерой. Хотя нет, не Леры он, пожалуй, не боялся. Сашка осторожно прокрался к тёткиному кабинету и с громадным облегчением юркнул внутрь.
  --Лёгок на помине! - раздался весёлый тётин голос. - Вот, Альбинка, познакомься... Это и есть мой горячо любимый племяш!
   Только теперь Сашка увидел сидящую в гостевом кресле статную, очень симпатичную пухлогубую молодую женщину в изящных очочках.
  --Ну здравствуй, Сашенька, - сказала женщина таким сладким, таким обещающим голосом, что пацан обмер. В груди приятно защекотало. - Пойдём ко мне в кабинет, хорошо? Так я забираю его, Нин?
  --Тёть Нин, - выпалил вдруг Сашка. - Я... ну это... в общем я попался в туалете... - И Сашка со всеми подробностями изложил происшествие.
   Смирнова, сильно перепугавшаяся сначала, к концу рассказа племянника облегчённо расслабилась и даже посмеялась:
  --По яйцам получил, бедненький... А Лерка-то Волошина стерва, оказывается! А вот сестрёнка её хорошая девочка, как думаешь, Аль?
  --Хорошая. Да и Лерка ничего... Психанула просто... Ладно, пойдём Сашенька. Я тебя пожалею... Если не возражаешь, конечно... - Альбина лукаво блеснула очочками.

Сашка шёл по пустому школьному коридору за Альбиной Ивановной и неотрывно таращился на её роскошную выпуклую задницу, выписывающие в высшей степени соблазнительные восьмёрки, положенные на бок. Он шёл и никак не мог поверить, что вот сейчас он засадит этой умопомрачительной женщине с такими беззащитными за стёклами очочков добрыми прекрасными глазами и огромными грудями - качающимися, прыгающими, живущими своей собственной жизнью. Он ещё у тётки в кабинете с вожделением пялился на эти бесподобные тугие шары, рвущиеся наружу... На лестнице Альбина на секунду приостановилась и наклонилась вперёд, едва не отправив Сашку в психологический нокаут. Он успел увидеть полные ляжки над краями чулок, низ белых мясистых ягодиц и тёмные волосатые складки пизды.
   "Без тусов, блядь!" Шурик затравленно хватанул ртом воздух и издал такой звук, будто его по затылку хватил дубинкой небезызвестный Кондратий.
  --Эй-эй, - живо обернулась Альбина с лукавой улыбкой. - Ты что это тут? Икаешь, что ли? Или очень впечатлительный?
  --Да я... ну, блин, ваще... Ну и школа тут у вас... Хоте-ел бы я здесь учиться!
  --Ну ещё бы... - Альбина наклонилась и, ощупав через брюки вздыбленный член мальчика, тихо сказала. - Только ты не думай, что мы тут каждому желающему всё показываем и в жопу даём. Это, дорогой ты мой, только Лёшеньке, брату твоему, да тебе. По блату, так сказать. Да и то в рассчёте, что, например, ты не станешь хвастаться своими здешними подвигами, когда вернёшься домой.
  --А у меня будут ещё подвиги?
  --А мы что, просто так ко мне идём? Нет уж, голубчик, я тебя пожалею, как обещала, а ты уж меня уважь. Ты мальчик активный, как я поняла из рассказа твоей тёти, а мы, пионервожатые, ну просто обожаем активных! - Альбина мелодично засмеялась и пошла по лестнице дальше, таща мальчишку за член, как на буксире. "А вдруг кто неожиданно откуда-нибудь выйдет?!" Шурик чувствовал себя героем классного эротического сна и боялся, что внезапно проснётся на самом интересном месте. Но тут они, наконец, отсановились у двери кабинета с табличкой "Старшая пионервожатая".




Всё...

[_naz_]

А дальше?

это начало, потом дополнение


Лёшку зачем-то вызвала к себе старшая пионервожатая Альбина Ивановна. Это была высокая пышнотелая брюнетка с симпатичным улыбчивым лицом, красивыми, очень идущими ей очками в золочёной оправе и пристрастием к обтягивающим тесным юбкам, не доходящим до её круглых аппетитных коленок сантиметров на десять. Альбина словно старалась унять одеждой рвущуюся на свободу тугую богатую плоть. Но на всех её строгих чёрных юбках имелся сзади разрез, который позволял...