Комедийная пошловатая повесть (для поднятия настроения)

Действия моего повествования происходят в середине 19 столетия, совсем не задолго до отмены крепостного права (я думаю, что образованный читатель, догадается о каком времени я говорю). Убедительно прошу не искать какое либо сходство моих героев с реальными личностями, ибо данное произведение не является документальным, и заранее прошу просить меня за некоторые возможные исторические неточности, которые могут иметь здесь место.

Ну, что ж,
все начиналось примерно так!
I. глава

Жарким июньским полуднем по пыльной проселочной дороге неспешно ехал запряженный двумя лошадями пассажирский экипаж, внутри которого телепался на дорожных ухабах молодой человек лет девятнадцати. Молодого человека звали Лёся. Не буду вам называть его полного имени, поскольку это не столь важно. Да и при первом взгляде на него сразу было очевидно, что полным именем тут ни как не назовешь.
Росту он был не высокого. Вроде не толстый, но довольно упитанный. Волосы светлые, кучерявые росли бесформенной лохматой шевелюрой. Лицо с несколько туповатым выражением, немного конопатое, небольшой но постоянно приоткрытый рот, и круглые очки в серебренной оправе не добавляли интеллектуальности в его внешность. Было видно сразу, что парень не по годам туп, и представляет из себя, типичного ушлёпка напрочь лишенного житейского опыта. Одет он был в прочем довольно прилично (по своему времени), и это было свидетельством того, что он из вполне приличного сословия. Но вот только почему-то его приличная одежда была вся в пыли, а штаны на коленях были испачканы не то в глине не то в чем похуже. С мечтательным лицом он смотрел в окно, и чем-то сладко вздыхал. Причиной его вздохов были сладкие грезы, которые были навеяны ему вспомнившимися рассказами его друга по лицею Феди. Надо сказать, что Федя ровно, как и Лёся был полным ушлёпком по жизни. Но главное что их сближало в дружбе, это то, что они были оба озабоченные. Озабоченные в том смысле – не имея ни кого опыта близости с женщинами, они очень сильно хотели его получить, но так как самый естественный и простой способ был для них за гранью реальных возможностей, они прибегали к более изощренным и извращенным способам. Не стану вам их все раскрывать, поскольку это безгранично пошло, но об некоторых из них обещаю рассказать.
На этот же раз Лёсе вспомнились Федины рассказы про соседскую баню. Дело в том, что у Феди по соседству, прямо забор к забору жил купец Котелков, у которого имелось три дочери на выданье. Дочери естественно мечтали побыстрее обзавестись мужьями, но строгий папенька очень бдительно следил за ними пресекая на корню всяческие попытки дочерей, познакомится с кавалерами. Проще говоря, он попросту держал их дома и даже не разрешал близко подходить к забору. Масло в огонь подливала моложавая сестра жены Котелкова, которая осталась в старых девах и проживала в месте с ними. Гнусная тетка постоянно науськивала девиц и пугала их своей судьбою, также она частенько, тайком рассказывала им о своих похождениях с кавалерами, когда училась в Петербурге в женском пансионе. С её рассказов выходило так, что все свободное время она проводила с офицерами гусарского полка, и несмотря на очень строгие запреты начальства пансиона очень ловко сбегала от туда и не разу не попалась, хотя это очень часто ей грозило. Зная о том, что папенька сильно осерчает, узнав о таких рассказах, девицы в месте с тётенькой под предлогом помывки частенько уединялись в бане, где безнаказанно и слушали развращающие теткины истории, красовались друг перед другом своими пышными голыми телами, гадали на женихов, и перенимали от тетки теоретический опыт половой жизни. В своих брехливых повествованиях тетка была довольно одержимая и частенько разгоряченная своими рассказами начинала показывать племянницам различные позы совокупления, заставляя их имитировать мужчин. Девицам это занятие нравилось, они с охотой прикидывались ебаришками , пристраивались к тетке и друг другу. Разыгравшись они приглушено пищали шутливо угрожая:
- Ща целку порву! Вот тогда узнаешь! Будешь всю жизнь порченой без мужика ходить! Разве, что кривой конюх Агап, на тебя позарится. Да и тот, только потому, что по своему мужскому бессилию, не узнает о твой бесстыдно потерянной невинности.
Тетка тоже смеялась в месте с ними, но потом успокаивала их:
- Тише, тише безобразницы окаянные! Вот папенька услышит ваши забавы, он вас всех троих одной оглоблей обесчестит...
Такие помывки происходили довольно часто, но суть дела была в том, что котелковская баня вплотную прилегала к Фединому забору в глубине сада. И к тому же какой-то добрый человек проделал очень маленькое отверстие в срубе, совершенно для непонятных целей, и как раз в парилку, где и извращались юные нимфоманки, и прямо-таки со стороны Фединого двора. Прознав про такое дело, Федя по несколько раз за час выскакивал на крыльцо и надеждой вглядывался на соседскую баню, не пойдет ли из трубы дымок. Если дымок из труб шел у Феди был праздник. Под разными предлогами он бежал в сад и с головой кидался в буйные заросли амброзии, которые росли под забором у котелковской бани. Сипло дыша от дикого возбуждения и жутких приступов аллергии на амброзию, обливаясь соплями, Федя попеременно совал в заветную дырку в стене бани то нос, то ухо, таращился в полумрак парилки красными, слезящимися от проклятой пыльцы глазами, стараясь не упустить ни малейшей детальки происходящего в парилке. Бывали, конечно, и проколы у него. А у кого их не бывает?
Заприметив как-то раз дымок над соседской баней, Феденька рысаком кинулся в сад и шмыгнул в кусты под забор. А в баньке, в это время решил сам хозяин попариться, ну и естественно взял с собою пару крыночек медовушки, пивка жбанчик, небольшой литров на пять, закусочки там разной. Пристроился Федя к отверстию, а оттуда парит как никогда, жаром пышет. Зыркает он в дырку, да из-за пару ничего не видит. Ухо подставляет, а от туда чавканье какое-то да отрыжка сиплая слышна. Ничего не понятно. Разыгралась тут у него фантазия, решил, будто разгулявшись девки стали друг у друга писки вылизывать. Возбудился страсть, как, аж трусить всего начало. И чтоб хоть как-то поближе быть к чудесной оргии язык в дырочку просунул. Вроде тоже как будто лижет. А там, в парилке то на самом деле никаких девок нет. Это же сам хозяин бани на лавке развалился и парится, медовушку с пивком потягивает, да огурчиками малосольными, хрустящими закусывает, порыгивает, да почавкивает. И поскольку пивка он уже предостаточно выпил, то и отлить ему очень сильно захотелось. Встает он с лавки и прямо к дырке (наверно для этих целей она там и была проделана), просовывает в нее свою хуяку лошадиную и давай вздыхать облегчатся. Дует во всю струю. Ну а Федя то, пребывая в диком возбуждении, сначала ничего и не понял. Решил, что это девки балуют, еще сильнее язык свой начал туда заталкивать. И уж, как только захлебываться начал, да пердёж громогласный, зловонный услышал, сообразил, что девки такое творить не могут. За малым в обратную строну на хуяку соседу не рыганул. Заблевал всю амброзию. Кошмар! И домой быстрее, рот прополаскивать от всякого греха подальше.
Правда, вот эту историю друг Федя Лёсе не рассказывал, паскудная она какая-то вышла, но зато рассказывал много других, и естественно с огромным прибрехивание, но очень жутко возбуждающих.
Вот и сейчас Лёся решил скоротать свою дорожку приятными мечтами, а дорожка была не близкая. Ехал, Лёся погостить на летние каникулы к своему родному дяде – родному брату его матери. Дядя его был именитым помещиком и после того как оставил военную службу, жил со своей женой в родовом имении в самом центре Российской глубинки. Имел очень хорошую усадьбу большое количество крепостных душ и немалое денежное состояние. Дядя был довольно молод. Ему не было еще и пятидесяти. К тому же дядя был очень энергичным и подвижным человеком. Все свое свободное время дядя уделял своим увлечениям, которых у него было довольно много. Но самым главным его увлечением были бабы, к которым сводились почти все его остальные увлечения. Жена - Софья Ивановна уже давно устала ревновать его к несильно скрываемым пристрастиям, найдя для себя утешение в том, что и ее в супружеской постели он не забывал. Детей у них не было, поэтому и приезд своего родного племянника они всегда ждали очень воодушевлено. Дядя ни когда и ни в чем не отказывал Лёсе. И по мере взросления Лёси дядя привязывался к нему все больше и больше, всячески стараясь воспитать из него настоящего мужчину. Звали дядю Николай Федорович Рысаков.
Но во время дороги Лёся меньше всего думал о встрече с дядей. Бурные извращенные фантазии переполняли его. В своих грезах Лёся представил себя красавцем Аполлоном, входящим в котелковскую баню, где сохли по его мужским достоинствам возбужденные девки. На его, как будто очень стройное и красивое, совершенно голое тело, была накинута белоснежная туника, а на голову был надет золотой венец. При его появлении девки тут же начинали томно стонать. Взяв Лёсю под руки, они укладывали его на широкую лавку по середине бани, на которую были накиданы красные, шелковые подушки, при этом каждая из девок старалась дотронуться до Лёсиного тела и погладить его. Потом они пускались в хоровод вокруг лавки и при этом медленно снимали с себя полупрозрачные нижние рубашки. Хоровод останавливался, и в круг входила обнаженная моложавая тетка. Она становилась ногами на лавку и шла по ней прямо к Лёсе! Встав над ним, она начинала опускаться ему прямо на лицо. Все ниже и ниже...
Б У Х ! ! !
Все мечты растворились как утренний туман.
-Ой, мама, что это! – стукаясь головой о переднее сидение экипажа, Лёся плашмя упал на пол, раздавив своими коленями, вареные яички и кренделя, которые выкатились из перевернутой корзинки, в которую мама положила ему продукты в дорогу. – Что за скотские шуточки! Дрова везешь что ли!

Растирая шишку на лбу, Лёся высунулся в окно, желая узнать у кучера причину столь резкой остановки.
-Кучер! Кучер! Что случилось?
Кучер отозвался не сразу. С полминуты на козлах слышалась какая-то возня, потом из-за будки высунулась растрепанная бородатая рожа:
-   О! Барин! Чего изволите?
- В чем дело? Почему мы остановились? Мог бы и аккуратнее, растяпа! Я вот глянь, какую шишку на лбу себе набил.
- Не серчай, барин. Лошадке нужду справить нужно было. Вот я и встал. Ты то ведь барин сам, поди, когда по тяжелому облегчаешься галопом не скачешь, а где-нибудь в нужнике присаживаешься. А кобылке то, что ж теперь? Рысачить надо? Не по-людски это. Да и приморились они обе, запалились. Вон и речка рядом. Дозволь им барин отдохнуть немного, водицы речной испить.
- Ну ладно, ладно, пусть отдохнут, только не долго, а то мы так до темна не доедем. А я, пока тоже перекушу. А то трусишь ты сильно, как везешь. Мимо рта все пронести можно, – Лёся полез в корзиночку за остатками провианта, а радостный кучер кинулся распрягать кобылиц, не переставая при этом ласково называть их, поглаживать по крупу и почему-то матерно поругивать всех жеребцов, какие только есть на свете.
Ласково называя кобыл невестами, кучер повел их к речке. С первого взгляда казалось, что кучер добрый мужик и любит животных. Но, приглядевшись и прислушавшись к нему по внимательней, становилось явным то, что он действительно ЛЮБИТ животных! В частности кобыл. Ведя кобыл к речке, кучер нежно поглаживал их под хвостами, и снова поругивал жеребцов и меньше меринов:
- Ненавижу жеребцов проклятых! Так и норовят своими хуюками огромеными вас по истыкать, невестушки мои белогривые. Была бы моя воля я бы всех жеребцов проклятущих в кастратов-меринов по превращал. Так чтоб они антихристы и не зарились на ваши прелести. А я бы, вам кобылочки, этих паскуд заменил. Я бы сам вас отгулял. Нечто вам приятно таки толстючие ялды между ног у себя терпеть. Я вас нежненько, окуратнечко! И целовал бы все...
По своей простолюдинской глупости и неграмотности грязный кучер не стыдился своих извращенных пристрастий и кричал их в полный голос, не смущаясь. Правда, Лёся тоже был довольно туп, и извращенных склонностей кучера распознать не смог. А то бы он сразу догадался о причине вчерашнего кучеровского дебоша на перекладной станции, когда они меняли лошадей. Кучеру давали двух молодых жеребцов, но он матерно скандаля, наотрез отказывался их брать. И только по прошествию пяти часов, когда, наконец, ему нашли кобыл, он успокоился и согласился ехать дальше. Также, его паскудная ЛЮБОВЬ к кобылам объясняла сильную тряску в пути следования. В место того чтобы следить за дорогой и обежать ухабы он постоянно таращился на кобыльи задницы, бессовестно орал им всякие гнусные нежности. А порою, когда любовные чувства в конец переполняли его мерзотненькую душу, он не сдерживаясь, карабкался вперед по упряжи, прямо на ходу, и шершавыми дрожащими губами чмокал под хвост лошадей. Распускал обильную слюну, растирал ее по лицу рукавом и счастливо улыбался.
Пользуясь временем, пока паскудный кучер повел лошадей к реке, Лёся решил отобедать остатками, положенных мамой в дорогу харчей. А поскольку вареные яички он подавил в кашу кода упал на них, то из продуктов у него остались одни, тоже раздавленные, кренделя и кусок вареного сала, который почему-то начинал отвратно пахнуть. Но проголодавшемуся Лёсе запах сала не показался подозрительным и противным. Смачно чавкая полным ртом, он закусывал протухшее сало черствеющими кренделями, обтирая о живот жирные руки.
Покончив с трапезой, Лёся стер с подбородка сладкие крошки и вылез на дорогу из экипажа. Щурясь на солнце, он пытался угадать, сколько сейчас времени, поскольку сильно боялся ехать по темному. К тому же места здесь были довольно глухие и чуть-чуть в сторону от места их остановки на обочине угрюмо покосились два старых придорожных могильных креста. Обойдя пару раз вокруг повозки и не желая оставаться в одиночестве Лёся решил спуститься к речке и поторопить кучера. Неуклюже припрыгивая, он очень быстро оказался у воды. Лошади стояли по колени в речке у камышей. И еще издали Лёся услышал гнусные признания кучера в любви к кобылам. Но самого кучера видно не было.
- Эй! Любезный! – Лёся закрутил головой, пытаясь его найти.
- Туточки я туточки, Барин! – кучер как бес вынырнул из-под хвоста лошади. Вытирая кулаком губы и нос.
-   Что это ты грязный такой? В тине что ли?
Кучер несколько растерялся:
- Да тут это вот, барин... Кобылке вот тут вот это... Клещ! Да, клещ ей под хвост впился. Гад! Ни чем заразу не вытащить! Я его вот только зубами и смог выгрызть. Животинку спас от заразы.
-   Ну, ладно-ладно. Скажи лучше, любезный, скороли мы поедем.
-   Сейчас и поедем, барин. Кобылок вот запрягу, и поедем.
-   До темноты то поспеем?
-   Да, тут недалече ужо. К вечеру то точно прибудем.
Бессовестный кучер вылез из воды подтянул спущенные до колен, довольно грязные исподние штаны, и не умыв своей грязной рожи начал одеваться. А через четверть часа он уже запряг обратно лошадей, и они поехали дальше.
Коротая время, Лёся хотел было опять предаться приятным мечтам, но вдохновение прошло. Нехорошие, тревожные мысли крутились в голове. Тревогу также нагоняла не спешная езда и тучки, которые стали темнеть и сгущаться, закрывая солнце. Чтоб хоть как-то вернуть хорошее настроение и отвлечься от нехороших мыслей он решил достать из саквояжа одну хорошую картинку. На картинке была нарисована молодая девушка которая, расставив ноги и задрав пышные юбки, показывала свой пухлый, голый зад, при этом она кокетливо улыбалась глядя через плечо. Эту картинку подарил ему друг Федя. И Лёся был просто без ума от нее. Федя вытащил эту картинку из какого-то французского журнала, который его папа тайком от мамы рассматривал у себя в кабинете. В том журнале было много таких картинок, но эта Феде приглянулась больше всего, и он, не удержавшись, вырвал ее. Потом он естественно испугался, что ему влетит за это от папеньки, и скрывая улики, он подарил ее Лёсе. Папенька по понятным причинам скандал поднимать не стал, он только подальше спрятал свой журнальчик. А чтобы как-то отомстить воровливому сыну, выпорол его за тройку по латыни. Хотя надо сказать, что у Феди по латыни в основном то тройки и были.
Вот так и появилась эта картинка у Лёси. Лёся картинкой очень дорожил и тоже ее прятал от мамы, поскольку догадывался, что она ей не понравиться. Собираясь в дорогу, он очень тщательно запрятал ее в пенал для карандашей, предварительно всунув ее в чистые листы бумаги и положив на самое дно дорожного саквояжа.
Саквояж всю дорогу стоял под лавкой, и Лёся нагнулся за ним, чтоб достать. Но как только он за ним нагнулся, в его животе что-то подозрительно забулькало, и он отчетливо понял, что разогнуться он уже не сможет. Наверное, это пропавшее сало дало о себе знать.
- Кучер останови! Стой! Стой же! – Лёся завизжал во весь голос, но напрасно, гадкий кучер его совсем не слышал. У кучера был очередной приступ нежности к кобылам, и он снова корячился по упряжи, чтобы чмокнуть под хвост пегую кобылу.
Раскрыв саквояж, и схватив первое, что попалось в руки, Лёся с трудом разогнулся. В руках у него была тяжелая бронзовая вилка, которую ему в дорогу положила мать. С огромнейшим трудом, сдерживая кишечные позывы Лёся высунулся в окно экипажа:
- Стой! Стой, собака! – сдерживаясь из последних сил, Лёся швырнул вилку, желая привлечь внимание кучера. Тяжелая вилка, пущенная с большой силой, со свистом пролетела мимо козел и острыми концами воткнулась прямо в холку одной из лошадей. Спокойная до сих пор кобыла, обезумев от дикой и неожиданной боли, резко взбрыкнула обоими копытами и как раз в тот самый момент, когда развратный кучер уже было совсем, дотянулся до ее задницы губами.
- АЙ!!! Блядь!!! – именно этот крик и услышал Лёся, и еще он успел заметить как что-то большое и лохматое, похожее на мешок, стремительно полетело с козел далеко назад на обочину дороги. Экипаж очень сильно трухнуло. Лёся едва не вывалился в окно, сильно перегнулся но удержался, и наконец не сдержался! Горячая струя поноса хлестанула по его штанам и потекла по ляжкам.
-   Ой, мама, маменька... – позорно захныкал Лёся не в силах остановить процесс.
Экипаж стоял поперек дороги, лошади испугано фыркали, а сзади с обочины доносились какие-то визгливые стоны. Облегчившись прямо себе в штаны, и в конец обессилив от всего происшедшего, Лёся шатаясь вылез на свежий воздух. В голове у него стоял какай-то туман. Обгаженые штаны прилипли к телу и стали остывать. Это было мерзкое ощущение. Когда он, наконец собрался с мыслями, то первое, что пришло ему в голову, это отойти в сторону, снять штаны и обтереться чем-нибудь. Отойдя на обочину Лёся начал стягивать с себя изгаженные штаны. Достав из нагрудного кармана какую-то грязную тряпицу, не то носовой платок, не то вообще какай-то лоскут он начал спешно обтирать свою задницу и ляжки. В этот самый момент чья-то грязная рука схватила его за щиколотку ноги, и у него случился второй приступ извержения поноса.
- О-ой! Кто здесь?! Да когда же это кончится?!
-   За что она так меня, барин? – на обочине в кустах весь в пыли валялся кучер. Он с трудом дотянуться до Лёсиной ноги, и явно ожидал от него сострадания. Половина его грязного лица по форме конского копыта была лилово-синюшная, левый глаз заплыл, а в перекошенном рыданиями рту явно не хватало нескольких зубов.
Увидев, что это всего на всего кучер Лёся сразу успокоился, и не смог спросить у него ни чего более умного как:
-   А, что это, ты, тут развалился? Мы так точно к вечеру не поспеем, – но паскудный кучер его не слушал.
-   За что? За что она так меня? – причитал он, валясь в пыли. – Я же ведь ни чего дурного не замышлял. Я ж ее голубушку, толечко поцеловать хотел. А она мне копытякой в харю. За что? За что?
Бедный кучер явно не догадывался о настоящей причине кобыльего буйства. И винил во всем только самого себя и свое, как ему казалось, не совсем тактичное поведение.
- Берешь так вот незнамочи на перекладных кобылиц всяких, а они то к людским ласкам и не приучены. И я то тоже вот, сразу ей душу всю свою открыл. А она мне? Небось, жеребячьим ласкам не противилась бы. Сразу она мне, пегая не переглянулась. Не то, что вторая белогривая, чистая невеста. Вот она мне сразу любой стала.
Наконец кучеру надоело валяться в пыли, и он, с трудом поднявшись, направился к лошадям:
- У, паскуда пегая! Ненавижу! – пробурчал злобно он себе по нос, поправляя на кобылах упряжь. – Все у нас кончено! Не будет больше с тобой у меня ни какой ласки. Я вот теперь оду белогривенькую, невестушку мою любить буду.
Кучер откровенно обиделся на лягнувшую его лошадь и не желал больше ее ласкать, но зато ко второй кобыле он стал относиться еще более трепетно:
- Ты одна у меня, отрадушка, осталась. Тебя, только тебя я буду обхаживать, – вконец растрогавшись, кучер хотел погладить ее по заду, но напуганная дорожным переполохом лошадь резко отшатнулась от его руки, и нервно зафыркала. В конец расстроенный кучер не сдержался и зарыдал:
- Ох, и ты туда же, Иуда! Сговорились значить. Не зря я не хотел вас брать...
-   Послушай, хватит ныть! – не выдержав, закричал на него Лёся, оборвав его страдания. – Я вот из-за тебя усрался и то уже не ною! Давай быстрее поедем, а то вон уже и вечереть стало.
-   Не шуми барин. Приехали мы почти. С версту осталось, наверное. Вон там за поворотом уже и усадьбу вашу видно будет, – размазывая слезы по грязному лицу, обиженный кучер полез на козлы. Затаив в душе горькую обиду, он погнал лошадей во весь опор. И действительно за поворотом дороги Лёся увидел на взгорье дядину усадьбу, окруженную большим фруктовым садом. Его, уже порядком надоевшее, путешествие подходило к концу.

Если кому понравилось? Выложу продолжение.
Пишите.