Воскресная прогулка

Воскресная прогулка

Первым её попытался достать будильник, позабытый в режиме оповещения со вчерашнего дня. Сигнал его был спешно удушен в ладони и вместе с трубкой засунут под подушку. Вторым подал признаки жизни домофон. «Вера, я полетел, буду к среде. Целую!», - сообщила ей громкая связь, напрочь лишая надежды свободно выспаться ранним воскресным утром. Вера сделала ещё одну тщетную попытку уснуть, но результаты оказались более чем скромными: под смеженные ресницы толкалась лишь ироничная мысль о том, что ей приходится жить с целующимся по утрам домофоном.

Муж Дмитрий работал в довольно крупной фирме в должности коммерческого директора. Добрая половина его жизни протекала в частых командировках, что на семейно-супружеских отношениях сказывалось сначала тотальным их ухудшением, а потом вхождением в полосу какого-то замороженного равнодушия. Когда-то они, кажется, любили. Когда-то жили относительно уверенной «половой жизнью». Без особых изысков, конечно, но на единственного сына Антона хватило. Сейчас о любви Вера в свои 38 лет и при своей отличной фигуре вынуждена была узнавать по большей части из мексиканских телесериалов. А дни своих интимных встреч с супругом она уже пару лет из какого-то глупого своего интереса заносила в свой женский календарик циклов. И самого некритического взгляда было достаточно для того, чтобы понять: месячные у неё случались гораздо чаще…

Она вытянулась под одеялом и нечаянно потянулась рукой к своей гладко выбритой киске. В её жизни были ещё и дни, которые она никуда не заносила, но которые тревожили никак не меньше ежемесячных женских “праздников”. В эти дни из глубины живота приходило смутное, но достаточно сильное желание, которое заставляло её крепко сжимать ноги вместе с зубами и иногда приводило к тому, что она «срывалась» и доставляла себе удовольствие с помощью презираемого ею онанизма. Вера отдёрнула руку от забеспокоившихся губок и хмуро посмотрела в окно. Окно столь же хмуро посмотрело в ответ – тёмно-сизые тучи почти цеплялись за крыши домов, закрывая собой набирающий силу рассвет.

Она отбросила одеяло в сторону и поставила себя перед зеркалом. Хорошие ноги без следов целлюлита, подтянутый животик, тонкая талия, нормальная грудь – всё это упорно сохраняемое годами фитнес-занятий великолепие лишь слегка омрачалось нахмуренным взглядом из-под короткой “мальчишьей” причёски расстроенной утром брюнетки. По привычке она шагнула на диск весов. «60 кг…», пожал плечами, приходя в равновесие, диск. При её ста семидесяти сантиметрах роста это было более чем приемлемо. «Ну почему… почему… почему!», забилась в голове какая-то абсолютно женская мысль: что «почему» – было непонятно и ей самой.

– Мам, ты встала уже? Во сколько выходим? – донёсся из-за двери голос Антона, и Вера вынужденно вспомнила, что сама вчера вечером уговорила сына с утра пораньше воспользоваться выходным и отправиться в летний парк на прогулку.

Антону было уже четырнадцать, он вовсю увлекался своим компьютером, умудряясь при этом всё так же как и всегда хорошо учиться в школе, и находился в той фазе переходного возраста, когда о противоположном поле известно уже довольно много интересного, но всё известное остаётся пока вне рамок какой бы то досягаемости: с девчонками-одноклассницами Антон виделся лишь на уроках, а на мысль “завести себе” девушку то ли смелости не хватало, то ли опыта общения… Так или иначе, но сам Антон себя давным-давно считал взрослым и уже с полгода не замечал предупреждающих надписей «Детям до 18…» на запаролированных интернет-сайтах. С матерью и отцом он встречался по выходу в реал с частотой завтраков, обедов и ужинов.

Правда, с детства сохранилась ещё привычка бродить с матерью по пустынным аллеям парка культуры и отдыха. Привычка связывала и хоть как-то роднила, несмотря на то, что когда-то оживлённые их с мамой беседы всё дальше уходили в прошлое – Антон постепенно замыкался в себе. Теперь уже не он сам рвался на прогулку, а мать вытягивала его по редким, вроде какого-нибудь выходного, поводам в парк.

Он “выпал” этой ночью из сети где-то за полночь на какой-то шикарно развёрнутой задом пизде, поливающей асфальт мощными струями в разделе художественного американского писсинга. Сдрочив наспех на увлекательную фотку, Антон “выспался” до трелей заведённого по договору с мамкой будильника и теперь, поутру, также пребывал в слегка притормаживающем состоянии.

Завтрак двоих ещё отходящих от сна существ продлился до половины девятого. И, несмотря на то, что тучи за окном посветлели, и на горизонте вырвался узкой полоской край неба, Вера не рискнула слишком сильно облегчить свой гардероб. Ещё раз покосившись на окно, она добавила к своему кружевному белью плотные чулки и пояс чёрного цвета. Впрочем, слишком сильно упаковываться тоже не хотелось, на всякий случай она сбросила в сумочку футляр зонта и ограничилась в своей верхней одежде тёмным пиджаком, наброшенным на белую блузку, и в тон костюму отглаженной мини-юбкой.

Антон поставил систему на дежурную докачку, явно сожалея о том, что не может сейчас же заняться просмотром добытого за ночь, отключил монитор и через четверть часа они с матерью уже шли по направлению к утреннему летнему парку.

* * *

Алексею сегодня везло. Погода стояла просто чудесная: облака плотно нависали над городом, но дождя не намечалось. Вполне можно было, не рискуя выглядеть идиотом от федерального сыска, надеть свой любимый, до самых щиколоток плащ. И в то же время можно было не опасаться, что льющая с неба вода вчистую опустошит воскресные аллеи парка.

В плаще Лёшка выглядел очень даже презентабельно. Его обычно неприглядная фигура заурядного толстяка под покровами фешенебельной ткани приобретала черты осанистости и некоторой солидности. А очки в оправе из позолоченных проволочек окончательно превращали никак не пользующегося популярностью среди девушек прыщавого балбеса в подобие импозантного и чуть подуставшего от обилия женского внимания владельца сети из трёх казино. Очки, правда, Лёшка приклеивал к носу не часто, потому что они сильно мешали: выкраденные из письменного стола у мужа сеструхи очки совсем не подходили своими диоптриями нормальному Лёшкиному зрению, и самое необходимое в них виделось хуже.

А вообще, презентабельность не столь сильно беспокоила его. Гораздо больше Алексея тревожил его собственный хуй. Достигши своих внушительных восемнадцати сантиметров в длину, он раздался до четырёх в диаметре и представлял из себя довольно массивный агрегат, который с завидным упорством вздымался, как штык, по утрам и перманентно вставал в самых подходящих и неподходящих местах.

Этим утром, к примеру, он поднялся прямо на глазах весёлой девчонки-кондукторши в пустом трамвае, когда Лёшка добирался до парка. Он сунул девчонке целую сотню и на её взволнованное «Ой, а у меня ещё сдачи нет!» сказал: «А сдачи не надо! У меня проездной!». И, приоткрыв плащ, предъявил свой “проездной” во всей фиолетовоголовой красе. Девчонка-кондукторша, вместо того чтобы поднять хай, хихикнула и сжала Лёшкин инструмент в руке так, что задержись её ладошка на нём чуть дольше и из него брызнуло бы прямо в трамвае. В великолепном расположении духа Лёшка покинул общественный транспорт и направился в свой излюбленный городской парк.

В парке тоже свезло – на одной из дальних полянок две сестры занимались какой-то гимнастикой в одних купальниках. Алексей внимательно их рассматривал, удобно устроившись в росшей на опушке жимолости, и нещадно наяривал своего богатыря. Их практически голые задницы до того соблазнительно мелькали почти перед самым носом, что кончить он решился у них на глазах. Он вышел спокойно из кустов в развевающемся плаще и с хуем наперевес. Девушки замерли на полминуты с приоткрытыми ртами, а потом взвизгнули хором и умчались по беговым дорожкам, наспех накинув на талии свои спортивные куртки. Лёшка пустил им вслед длинную струю, довольно ухмыляясь и потряхивая набрякающей вновь головой: кайф был нормальный, но выдрочиться до конца, чувствовалось, не удалось – уже через несколько минут хотелось заново и, казалось, ещё сильней.

Алексей решил, что пора срочно на ближайшие полчаса переквалифицироваться из эксгибиционистов в вуайеристы, и направился к маленькому дремучему туалету, который был настолько бесплатным, что дырки у него присутствовали не только в бетонном полу, но и по всему кирпичному периметру. Но здесь удалось лишь помахать на прощание голой золупой вслед какой-то велосипедистке-блондинке, задницу которой Лёшка с трудом углядел всего на несколько секунд при надевании уже её трусов – он слегка опоздал.

Он озабоченно покрутил головой. Всё было глухо вокруг настолько, что просидеть возле сортира можно было битый час без всякого толку. Хуй же, как назло, встал и обратно сдавать не хотел. Подумав с четыре секунды, Алексей подёргал себя за взведённые яйца, решил покончить сегодняшнюю половую жизнь онанизмом и направился к одному из заветных своих уголков…

* * *

Этот нюанс доставал Антошку во время прогулок больше всего. Вера была классической ссыкухой, и ему постоянно приходилось ожидать возвращения матери из её заруливаний «на минутку», переминаясь с ноги на ногу у придорожных кустов. Он стоял терпеливо и ждал, а когда надоедало, звал Веру: «Ма, ну ты скоро там?». Чтобы он не ворчал, Вера старалась уходить не слишком далеко и, вообще, пыталась удерживаться в своих позывах. Но естество всё же довольно часто брало над ней верх.

Вот и этим утром не успели они войти в парк, как под живот сильно толкнулось – пора… Вера привычно потянула Антошку в первую же боковую аллею и через десяток-другой шагов скрылась за первыми попавшимися зарослями. Антон, всё ещё на утренних тормозах после раннего пробуждения, засопел и подумал о том, не пора ли уже мамочке сообщить о том, что её сын курит – тогда хоть известно было бы, чем заняться во время частых её исчезновений. Мысленно представив, какой бы это был маме сюрприз – вернуться и застать сына уже с сигаретой – он полез потрогать в кармане начатую пачку и вдруг застыл…

Кусты вдоль аллеи были достаточно высокими – в рост человека. Укрыться за ними было раз плюнуть, и Вера не пошла далеко, присев тут же, в каком-нибудь шаге от дорожки за высокой зелёной стеной. Подвёл великолепный рослый самшит – куст его с шикарною кроною был абсолютно свободен от веток внизу, образуя прореху как раз в том самом месте, над которым опустилась чудесная Верина попа…

Антошка потрогал в кармане вместо пачки свой почти сразу напрягшийся хуй: в метре от него сидела во весь разворот голая задница матери, из-под которой на прошлогодние листья вырывалась тоненькая прозрачная струйка. И эта голая задница нисколько не уступала по всем своим параметрам той выставленной напоказ американской фотозвезде, которая чудесно убаюкала подростка этой ночью… Как завороженный он присел позади матери, стараясь рассмотреть поподробнее… Две округлые половинки аппетитно поблёскивали своими млечным формами, и в тёмной впадинке между ними было заметно круглое коричневое пятнышко-колечко… Тошка почти приник к земле, забыв обо всём – но пизду он так и не увидел почти. Жопа матери резко взметнулась вверх, натягивая ажур трусов на привычно молниеносно подтёртую щель, и представление как-то уж совсем слишком быстро закончилось.

Сын бесшумно поднялся на подрагивающие от какого-то невероятного чувства внутри ноги, тихо отошёл на середину аллеи и старательно поправил в кармане норовящий встать колом на всеобщее обозрение член. На Веру Антошка старался не смотреть. Да она и сама этим утром ещё мало что замечала вокруг – разве только лишь ещё немного расстраивалась из-за того, что вокруг уже начинало показываться солнце и наверняка вскоре станет жарко в выбранной утром одежде. Пить захотелось обоим одновременно. Антон вызвался сбегать за колой и вернулся, сжимая в руках не обычные пару банок, а целую двухлитровку пепси.

– Ты что, Антош? Тащить же… – не поняла Вера.

– Ма, пить сильно хочется! Выпьем!

Она и не подозревала, насколько сильно теперь хотелось сыну в очередной раз спровадить её в кусты… Впрочем, вместе с приходом солнца настроение стало понемногу выравниваться, несмотря даже на первые признаки жары. Окружающие аллеи благоухали цветущими деревьями раннего лета, воздух был тонок и прозрачен, а на электрических проводах фонарей вовсю щебетали пёстрые полулесные птицы.

Постепенно они стали забираться всё дальше и дальше по парковым дорожкам-тропинкам, как любили это делать всегда. И вскоре относительно оживлённые воскресные аллеи центральной части остались позади, уступив место уютным безлюдным уголкам.

Вера терпела на этот раз просто как могла – поднимающееся настроение помогало забыть о вновь вызванных бутылкой пепси лёгких покалываниях под животиком. Но, ступая по широкой липовой аллее в сладком медовом дурмане, она почувствовала столь сильную тревогу, что ей показалось, что если она немедленно не свернёт за эти шикарные кусты жимолости, то попросту обоссытся на ходу, на глазах сына. «Антошка, я мигом! Посмотри…», только и успела произнести мать, оставляя держащего руки в карманах сына одного на охране.

Но охранять в этот раз Тошке совсем отчего-то не хотелось. Вместо того чтобы стоять и бессмысленно озираться по сторонам, он стал внимательно просматривать сомкнувшиеся за матерью ветви на предмет проёмов и просветов. Но видно пока ничего не было, и Антон осторожно ступил за матерью вслед…

* * *

«Эх, жарко становится, надо быстрей!», - Алексей мимолётом взглянул на прояснившееся небо и продолжил. Минут десять он уже ожесточённо наяривал в кулак, вспоминая попеременно то туго обтянутую жопу велосипедистки-блондинки, то весёлую улыбку девчонки-кондукторши, пожимающей ему хуй. Но солнце входило в силу, он весь взмок под лёгким плащом, стремясь к концу, но второй финал у него традиционно был затяжным, “в удовольствие”, между тем как действительно приходилось поторапливаться: идти по сияющему солнцем городу в плаще было рулёзно, но слишком привлекало излишнее внимание.

Лёшка быстрей застрочил по стволу, представив с каким бы удовольствием он вдул той велосипедистке под выпуклый зад, когда негромкое шуршание раздвигаемых веток и приминаемой листвы вынудили его замереть…

Он прислушался – неясные звуки исходили явно с небольшого расстояния всего в несколько метров. Он прислушался, а хуем его словно потянуло вперёд. Лёшка сделал пару шагов, раздвинул кусты перед собой и в полную обалдел: прямо перед ним, на полусогнутых в спущенных чёрных чулках стояла, раскорячившись, женская жопа и втугую оттяжно ссала…

Вера не стала глубоко присаживаться в этот раз – трава показалась ей слишком высокой и, чтобы не намочить себя, она лишь слегка поджала колени, сильно наклонилась, почти упираясь руками в щиколотки и выпятив задницу, и приступила к долгожданному процессу вожделенного мочеиспускания. Из такого положения струя била почти горизонтально назад, и охреневшему от радости Лёшке были отлично видны разверстые розово-алые губки чисто выбритой промежности, из которых с шумом исторгалась мощная серебристая струя, чуть ли ни ему под ноги. Между раздвинутых булок отчётливо обозначалось довольно широкое коричневое кольцо анального сфинктера, которое живо сжималось и растягивалось, придавая очередной порционный напор бьющей струе.

Алексей почувствовал, как капли пота стекают у него по всему телу под распахнутым плащом и ему до невероятного захотелось тут же сунуть свой пылающий член в это дразняще пожимающееся кольцо. Вера отссалась, но никуда не торопилась, приходя в себя от полученного своего небольшого кайфа. Всё так же стоя раком в высокой траве, она потянулась к брошенной второпях своей сумочке, извлекла из неё гигиеническую салфетку и раскорячилась ещё шире, тщательно вытирая поуспокоившуюся раскрытую пизду. Пока пальчики её бегали по влажным складкам, анус ещё несколько раз рефлекторно сжался и разжался, будто подмигивая очком Алексею.

И Лёшка понял, что если он сейчас же не вдует в эту широко развернувшуюся перед ним шоколадным глазом голую сраку, то будет замучен приступами ночного онанизма на образ её просто насмерть. С тихим шорохом плащ потерялся в кустах позади него. Вера вздрогнула и стала оборачиваться с изумлёнными чуть испуганными глазами на стоящего позади неё абсолютно голого Лёшку.

Но было поздно: он держал её уже довольно крепко за талию и сильно тянул на себя. Толстая головка его члена уже насадила слегка на себя мгновенно зазудевшую дырочку ануса, когда Вера, не выдержав стремительности натиска, потеряла равновесие и упала вперёд на четвереньки. Алексей автоматически последовал за ней, нисколько не утратив своих позиций в её жопе: его хуй даже вдвинулся от падения почти до половины. Прижав Верину спину руками и всей массой тела к земле, Лёшка запыхтел от случившегося удовольствия и стал толчками пропихивать зажатый член дальше на глубину. Хуй гнулся в руке ужом и извивался, как резиновая игрушка, но медленно и верно пробирался всё дальше в сжимающее его ущелье.

– Пусти… Пустите! – Вера, наконец, сообразила, что одной отделаться от внезапного происшествия не удастся, и вскрикнула сдавленным голосом: – Антошка! Антон!

Сын нарисовался из зарослей столь быстро, что можно было заподозрить его в способности к телепортации.

– Антон, помоги! – увидев Тошкины кроссовки, Вера предприняла ещё одну решительную попытку вольной борьбы в партере, но прижимавшие её к траве руки почти не дрогнули, а хуй залез в попу уже окончательно: Вера почувствовала, как к её ягодицам прижался мягкий и горячий мужской живот.

– Мам… эт… чего? – задал очень “к месту” вопрос сын.

Лёшка обернулся на возникшего из кустов незнакомца, задвигал чуть побыстрей тазом и пояснил опешившему подростку:

– Чего-чего! Не видишь, тётке ебаться приспичило на кушерях? Вот ебу… Ещё помощи требует…

У Антона встал так, что, казалось, затрещали болты на штанах. Его мамка еблась с неизвестным парнем на расстоянии вытянутой руки от него! Полностью голый мужик стоял позади его запрокинутой мамочки в задранном по плечи костюме и вовсю пялил её в задницу. Антошка замедленно, как во сне, потянулся к ширинке и выпростал наружу свой хуй.

– Антошка!.. – простонала натягиваемая на шланг неизвестного толстяка мать, вместо ожидаемой подмоги увидев вываленный сыном банан.

– Ага… – сообразил Лёшка и, не переставая накачивать, протянул одну руку Антону. – Будем знакомы! Алексей! Мамка, что ли, твоя? Классная задница! Нравится? Посмотри…

Он сильней растянул руками в стороны аппетитные белые булки, и Антон с интересом заглянул: Верина жопа тянулась тонким коричневым колечком за медленно вытягиваемым хуем Алексея, которое затем резко подалось внутрь при очередном погружении члена. Вера мелко задёргала жопою, совсем не находя себе места от созерцания её двумя мужиками, одним из которых был её собственный сын. Но Алексей тут же вернул руки на спину, крепко сжав её. А на талию, Вера почувствовала, легла тёплая ладонь сына. Определённо, на помощь его в противостоянии больше рассчитывать не приходилось. Она охнула и обессилено провалилась грудью в сминаемую траву. Задница просто горела, дыхание прерывалось и на пылающем от стыда лице проступили первые слёзы. Рука сына влажно скользнула по пояснице, спускаясь между бугров.

– Дай потрогать! – Антон, как загипнотизированный, смотрел в растопыренную глубокую щель и медленно вздрачивал свой тоже уже немаленьких размеров елдак.

– На!.. – толстяк-Лёшка чуть отодвинул живот, пропуская средний палец Антона к растянутому кольцу. – Сунь и палец туда! Влезет?

– Ага…

Верин анус был горяч, мокр и липок на хую Алексея. Антон сильно вжал коричневый ободок внутрь, и его средний палец зажало очком вместе с хуем.

– Ничтяк!.. – Антошка подцепил мать, как на крючок, покачал несколько раз и совсем офигел от наплывающих ощущений – до него донёсся пряно-лакомый запах хорошо проссавшейся и совокупляющейся промежности; хуй его жалобно заслезился в руке.

– Подлазь, снизу засунешь! Давай? – Алексей быстрей заработал тазом.

– Ага… – Антон вытащил палец и с готовностью дёрнул штаны до колен. – Мам, приподними чуть задницу, а то мне не влезть!

Вера только жалобно всхлипнула:

– Антошка! Вы что? Куда? Зачем?

Но Лёшка уже задирал её голую жопу повыше, давая возможность Антону скользнуть худым телом под низ. Антошке показалось, что он приехал в рай, когда отпущенная Лёшкой мамка горячими сиськами распласталась по его груди и он оказался зажат внизу всем её жарким телом. Белая блуза Веры взмокла от жаркой борьбы и всех треволнений, и Антошка, прижимая её к себе, слышал, как хлюпает пот у неё под мышками. Вера обречённо тёрлась мокрым лицом о его плечо.

– Ма, не плачь, я сейчас! – Антон завозился рукой под животом, направляя вертящийся от нетерпения член.

Хуй никак не забивался – Антошке не доводилось ещё попадать им в реальную цель, и снайпер поэтому из него был никакой.

– Лёх, не дёргайся, погоди! – попросил Антон, и Лёшка замер на полминуты, дожидаясь товарища.

Антон чуть приподнял свою задницу и с большим трудом стал просовывать внутрь.

– Аааа! Ой! Вы что? Помогите! – вырвался из Веры абсолютно непроизвольный крик – вообще-то, кричать о помощи, когда тебя ебёт собственный сын, ей совсем не хотелось, да и вряд ли было кому – но анальные мышцы едва сдерживали напор…

– Ма, ты чё орёшь так? Я чуть не оглох! Всё уже. Классно же всунулось! – Антон прижал одной рукой задницу матери к себе, а другой охватил её голову, зажимая губами ей рот в поцелуе.

– Ну ты, малый, даёшь! – уважительно покачал головой подобалдевший Лёшка. – Тоха, ты же ей в сраку вдул! Второго…

– Уумгу!.. – деловито согласился Антон, ища своим языком язык матери во рту – так, будто ему приходилось через два дня на третий загонять по два хуя на задницу.

Вера застонала и пустила язык навстречу Антошке, в его влажный рот. Её жопа почти рвалась о два вздутых ствола, всё тело бросало в жар и в груди постоянно не хватало воздуха. А ей вдруг стало до невьебенья улётно. Горячий язык сына сплетался с её языком, грудь теснилась под лифчиком о мышцы его груди, а пизда под животом тёрлась разрезом по уже оказывается такому мохнатому Антошкиному лобку. Она окончательно расслабилась, превращая своё тело в безвольную машину для взъёбки, и лишь тихо постанывала от реальнейшей полноты ощущений в заднице.

Парни, почувствовав её расслабление, вошли во вкус. Согласовав постепенно темп прокачек, они слаженно задвигали пересекающимися стволами в растянутом горячем очке. Антону было очень напряжённо наддавать вверх, и хуй его, который ещё несколько минут назад готов был кончить, казалось задеревенел и крепко стоял, не приближаясь к финишу. Зато прилипающий в толчках к голой сраке своим животом Алексей начинал потихоньку входить в нужный транс, приближаясь к экстазу. Лёшка привычно тянул удовольствие, как в обычном своём рукоблудии по второму кругу. После двадцати минут интенсивных совместных накачиваний он понял, что осталось совсем немного, и резко выдернул хуй.

– Антоха, давай скорей! Переворачивайся, спустим ей в рот! – Алексей быстро перекатывал Веру на спину.

– Ай! – Вера вновь будто очнулась от сна. – Нет! Я так не могу! Я не умею… Не буду… Пустите, придурки, меня! Я сейчас закричу! Антон! Нет!

Но Алексей уже приставлял к её губам лоснящийся хуй с явно специфическим запахом её собственной задницы.

– Нет! – Вера плотно сомкнула губы, не впуская могучий отросток.

– Тошка, другом будь, подержи! Вот так… – Алексей чуть сжал ноздри Вериного носа и передал их Антону.

Вера почувствовала, что задыхается, закрыла глаз и чуть приоткрыла рот… Вместе с глотком воздуха в него ворвался тугой кряжистый ствол, заполнивший собой сразу всю полость от нёба до языка.

– Аг..га… к..к..каааа-й-ффф! – замычал от полного счастья Лёшка, чувствуя, как по стволу побежали горячие импульсы глубоко Вере в рот.

Вера стремительно глотнула – раз, другой – и почувствовала, что начинает захлёбываться хлещущей спермой.

– Давай ты!.. – Лёшка быстро вынул, видя, что у Антона тоже начало подводить к краю ствол.

Антон упал на карачки, вставляя мамочке в глубоко разработанную Лёшкой глотку и яйцами чувствуя её горячо выдыхающий нос. Яйца свело сладкой истомой, и Антон зашёлся в кайфе стремительного спуска мамочке в глубину. Вера не в силах была больше глотать – сперма пошла у неё носом. Из последних сил оттолкнув от лица голую Антошкину задницу, нависшую над ней, она полностью выебанно откинулась на траве, шумно дыша открытым ртом и пускающим пузыри носом.

– Гля, носом пустила! – восхищённо показал пальцем Лёшка. – Я такое только в кино видел… Она что у тебя – блядь-миньетчица?

– Да не… – Антон чуть смущённо пожал плечами, глядя на развороченную вдрызг мать. – Я не знаю…

Вера постепенно приходила в себя – ей одной было известно точно, что это был её первый за всю жизнь миньет. С трудом двигаясь, она потрогала себя за дырку в заднице. Сразу три пальца свободно ввалились в пылающее отодранное очко, а пизда жалобно хлюпнула. Вера подтянула колени к животу и, не обращая уже никакого внимания ни на кого, сунула руку к пизде. Она тут же чуть не взвыла от взметнувшихся чувств, яростно теребя себя между ног, и через полминуты головокружительно кончила, жарко дыша и пустив пиздой тонкую бесцветную струйку.

– Смотри, аж уссалась! – восторгу Лёшки предела не было.

– Мама, ты блядь? – Антон встал, натягивая на хуй штаны.

– Первосортная! – подтвердил за неё Лёшка. – А ты не знал, небось? Еби её, Тоха, без просыпу! Понравится… Пока! Классно мы её! Держи “петуха”!

Алексей выдал Антошке мокрую пятерню, вытащил из зарослей свой плащ и исчез, растворившись в кустах. Вера с ужасом смотрела на свой измятый, хорошо хоть не изодранный, до того почти строгий костюм. «Антош, помоги… Не вытирается…», она жалобно смотрела на зелёные полоски въевшейся в ткань растительной краски. «Ма, у тебя трусы порвались на очке!», Антошка пытался оттереть зелень своей футболкой, но получалось с трудом. «Где?», она всерьёз повелась, но тут же спохватилась: трусов на ней не было, а её кружевные стринги просто не могли порваться там, где сказал Антон. Через каких-то десять-пятнадцать минут они покидали оживающий воскресный парк, стараясь держаться боковых неприметных аллей.

Антошка шёл и держал маму за руку, как когда-то в детстве она держала его. А Вера, передвигая ногами, всё время испытывала жгучий дискомфорт во всё ещё постанывающей, разъёбанной заднице, чувствовала безумный стыд за всё с ней только что происшедшее и невпопад отвечала на всё более оживлённые вопросы Антона. Ей самой было до невероятного странно: входила она этим утром в парк в настроении хуже некуда, но зато с целой жопою и целомудренным ртом; а теперь, когда жопу ей чуть не надорвали два оголтелых подростка, а рот был растянут и на глубокую варварски отвафлён – теперь она, тем не менее, ощущала себя достигшей какого-то совершенно неведомого ей раньше блаженства и, ещё не осмеливаясь каждый раз поднять глаза на родного сына, втайне даже от самой себя предвкушала новую жизнь…