Сильфида

Сильфида
автор Социалина

Рыжая театральная кошка Сильфида грелась на солнышке. У кошки была красивая кличка и дурная слава. Актеры – люди, склонные к суевериям: у них свои хорошие и плохие приметы. Есть среди этих примет общие, а есть «местные». В этом музыкальном театре, расположенном далеко от столицы, такой «местной» страшилкой была Сильфида. Все хорошо знали: если эта кошатина побежит за тобой - неприятности прибегут за ней следом, а уж если зашла в гримерку - то жди самого худшего. Актеры и, особенно, актрисы тщательно следили за тем, чтобы даже лапы этой предвестницы несчастья не было у них в грим уборной. Сильфида же не знала о своей дурной славе: жила и жила себе.

Пожилая театральная вахтерша сидела рядом на стульчике, наслаждалась весенним солнышком и ворчала на кошку. Впрочем, вахтерша ворчала на всех. Все привыкли к ее недовольству, а может быть, чувствовали, что это не со зла. Так или иначе, но вахтерша была доброй приметой: если она на тебя наворчала, то все сложится хорошо.

Никто не знал, что когда-то ей, лучшей ученице выпуска, пришлось отказаться от карьеры балерины из-за серьезной травмы, полученной на репетиции выпускного спектакля.

Артисты торопились на утреннюю репетицию.
Прошмыгнула и робко, почти неслышно, поздоровалась стайка учениц балетной школы. Девчушки были приглашены на маленькие роли в спектакле.
Бойкая, шумная толпа выпускниц балетного училища проскочила мимо вахтерши, не здороваясь, и как будто не замечая ее.
Женщина не считала такое поведение невоспитанностью, она понимала - это от невозможности охватить мир, который в их юном возрасте такой огромный.
Молодые танцовщики почтительно поздоровались, проходя мимо. Вахтерша помнила, что танцовщики - и молодые, и уже заслуженные всегда очень почтительны.
Балерины пробежали и торопливо кивнули.
-Бегите, бегите, - кивнула она им. - У нового главрежа лучше не опаздывать.

Общеизвестно, что назначение нового руководителя всегда болезненно для артистов.
В этом театре данное утверждение следовало понимать в самом прямом смысле.
Для нового главного режиссера актеры были только исполнителями ролей, не более. Они должны были создавать безупречный спектакль, а для достижения идеальности он придумал, как ему казалось, хорошее средство.
Короткий кнут был непременным участником подготовки нового спектакля.

Проще всего отнеслась к новым порядкам балетная труппа. Возмутились, конечно, но особенно не роптали. Для них, привычных к боли с детства, порка была не очень страшна.
Главреж собственноручно занимался воспитанием женского состава труппы.
А поддержание дисциплины и исполнительского уровня мужского состава он поручил заведующей труппой – высокой статной даме средних лет.
Вахтерша не одобряла нововведений и про себя называла нового главного режиссера не иначе как «изверг».
Искренне жалела всех и переживала, особенно за свою любимицу.

Верочка Холодова была обладательницей пары стройных женских ног, таланта, доброго сердца, сильного характера и беспримерного трудолюбия.
Благодаря всему этому, она редко попадала в немилость к «извергу».
Но что-то в последнее время у Веры не ладилось.
Вот и сегодня балерина была рассеяна, неаккуратна, не воздушна.
Даже вахтерша, заглянувшая на репетицию, это заметила . А уж от бдительного главрежа таковое и тем более не могло ускользнуть.
По окончании репетиции, как обычно, сначала отпустили девочек -школьниц.
«Слава богу, хоть этих не имеет права наказать. Да им и так, небось, достается», - подумала вахтерша.
Остальные выстроились в ожидании замечаний и распоряжений.
Порой, услышав гневный приказ режиссера, девушки пытались упрашивать, но Верочка никогда не проявляла эмоций. Невозмутимо выслушивала приговор и терпеливо принимала положенное наказание.
Вот и сейчас, услышав сакраментальное:
- В три часа - ко мне в кабинет!
Ей-ей! не то, чтоб
содрогнулась
Иль стала вдруг
бледна, красна…
У ней и бровь не шевельнулась;
Не сжала даже губ она.
«Молодец, сильная девочка», - заметила про себя вахтерша.
Сильная девочка по балетным меркам была уже старушкой.
«Старушка» сидела в гримерке. До наказания оставалось еще полчаса. Подружки-партнерши давно разбежались, выразив бессострадательное сожаление. Пороли всех и часто. Сегодня ее, а завтра их - обычное дело.
Для Веры это было не первое наказание, но какая-то неизвестная ей до этого момента тревога не позволяла спокойно ожидать наказания.
А еще вспоминался вечерний разговор с мужем, возникавший в последние два года все чаще и чаще. Муж хотел ребенка, она понимала супруга, и была вообще-то не против , но только не сейчас, когда у нее новая главная роль и когда все так хорошо складывается.
«А, может быть, действительно…? Все так просто. И тогда меня будут жалеть, и никто не посмеет даже огорчить, не то что пороть», – промелькнуло где-то в сознании.
«Нет-нет-нет», - прогнала она от себя эту мысль.
В назначенное время подошла к кабинету, но впервые не хватило решимости войти сразу. Вере пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем она отважилась шагнуть навстречу испытанию. Чуть подташнивало, и руки слегка дрожали, отчего не сразу получилось плотно закрыть за собой дверь.
А дальше все как в тумане. Ей что-то говорили, она отвечала….
Пальцы коснулись трико, ощутила холодный край стола и… боль…

Репетиции уже закончились, спектакля сегодня не было.
Все разошлись по домам, а сильная девочка все сидела, не в силах собраться, и слезы текли на лежащий перед ней контракт, в котором говорилось о том, что она назначена на заглавную партию в балете «Сильфида».

Балерина не знала, почему сегодня ей было так невыносимо больно и страшно.
Обычно она спокойно принимала положенную при наказании долю боли и стыда, а потом , чуть успокоившись и восстановив дыхание, произносила предписанное:
- Спасибо.
И смущённо добавляла, словно оправдываясь за непроизвольные слезы:
- Было очень больно.
Сегодня непонятный страх заставил ее умолять, кричать и закрываться руками, несмотря на строгое предупреждение и обещание повторного наказания.
Этот необъяснимый страх, не прошедший до сих пор, и присоединившийся к нему стыд за свое несдержанное поведение заставили Веру безутешно плакать, хотя боль почти забылась.
Сидит, не убрана, бледна,
Письмо какое-то читает
И тихо слезы льет рекой,
Опершись на руку щекой.
Такой застала нашу героиню Сильфида, которая проникла в гримерку, воспользовавшись потерей бдительности ее обитательницы.

Зареванная балерина и не заметила, как эта бессовестная предсказательница проблем нагрянула к ней с вполне овеществленной угрозой. Кошка притащила в зубах котенка и старательно пыталась спрятать его на кресле в складках покрывала, абсолютно уверенная в том, что здесь можно найти надежное убежище для своего детеныша.

Бог знает какое по счету чувство подсказывало ей, что в скором времени выход примы будет начинаться не с первыми аккордами оркестра, а с этим потрясающе торжественным в своей простоте и вечности: сначала бессознательным и беззащитным, звучащим пиано «У-а», постепенно перерастающим в улыбчивое форте - «Агу» и, наконец , превращающееся в требовательное и настойчивое фортиссимо –« Мам, мам, мам!»
***
Солнечным летним утром пожилая женщина, проходя мимо дачного домика, остановилась на минутку и, улыбаясь, наблюдала за тем , как по зеленой лужайке бегал малыш, пытающийся поймать за хвост кота, и лепетал: « Вестик, Вестик…» А с крыльца навстречу к ним легко и грациозно сбегала молодая и счастливая несостоявшаяся Сильфида.
«Молодец! Ты молодец, девочка», - подумала женщина.
И, словно вспомнив о своей роли «доброй приметы», что-то тихо проворчала.